Попытка говорить 1. Человек дороги - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 58

- Что за побродяжку вы сюда притащили, офицер?

- Это чисто риторический вопрос, венре, – сказал я весело. – Вам ведь в подробностях доложили, кто я и что я. Другое дело, что ваши "глаза" и "уши" изрядно обманулись. Потому что не все способности видны глазам и ушам. Зря вы позарились на моего ученика и его имущество. Зря!

- Ты безумен?

- Нет. Кроме того, у меня есть перед вами одно большое преимущество: в отличие от вас, венре Гуллес, я перед законом чист.

- Безумец, – уверенно заключил мой противник. И улыбнулся презрительно.

Точнее, ему казалось, что в его улыбке нет ничего, кроме презрения. Я уже готов был смотреть куда глубже – и видел больше.

- Знаете, сафри Горняк, а ведь нам вдвойне повезло. Похоже, загадка трупа с сожжённым лицом тоже прячется рядом. Вот только Айс ошибся, заклятие "белый уголь" не…

Удар оказался гораздо сильнее того, который недавно отправил меня в сугроб. На моё счастье, Горняк не подкачал и выставил хороший щит, поглотивший большую часть энергии удара. Однако и меньшей части с лихвой хватило, чтобы перед глазами поплыл хоровод чёрно-синих звёзд, а из ноздрей полилась двумя сливающимися струйками кровь.

"До чего непрофессионально", подумал я, цепляясь за Ладу, как за столб, чтобы не упасть. Если бы она мне не помогла, я бы наверняка грохнулся. "С другой стороны, я не оставил ему большого выбора своими намёками. Айс очень хороший менталист. Настолько хороший, что я, его "учитель", должен внушать нечистым на совесть людям ужас, близкий к суеверному… предположение, что я именно менталист, внушает наибольшее опасение, а потому при цейтноте кажется самым страшным и самым вероятным… дьявол, последние блоки слетели!"

И это действительно было так. Моя БОЛЬ развернулась по-настоящему, потому что Гуллес бил именно туда, где стояли самые прочные блоки и где моя уязвимость была максимальной: в область головы. Которая у моего Двойника попросту отсутствовала… а у меня разом полыхала, раскалывалась и обтекала "лавой". Чудовищное сочетание. Одна только головная боль могла бы отправить меня в отключку, если бы жизнь не дала мне несколько углублённых уроков терпения.

- …объясните это?

- Не собираюсь ничего объяснять! Любой, на кого возводят подобную клевету, да ещё в присутствии посторонних, вправе возмутиться. Вами приведённый сумасшедший оскорбил меня, более того: всю Ледяную Ветвь, всех жителей Херта Ламатре!

- Не передёргивайте, Гуллес! Именно вы испугались обвинений, а не клан и не какие-то там абстрактные жители. И вы чуть не убили свидетеля – у нас на глазах!

"Гуллесу? Ага, почтительное обращение из речи Горняка уже исчезло… так его!"

- Это не свидетель, это бездомный! Ненормальное, изувеченное существо!

- Тогда почему бы вам не обелить себя простейшим способом?

- Мне не требуется себя обелять, потому что все ваши инсинуации…

Стиснуть зубы. Лада, шепнул я, не дай мне упасть. И шагнул вперёд.

- Слушай, ты, убийца! Если у тебя сохранились остатки чести, прими кару достойно.

- Я не желаю выслушивать эти бредни!

- А придётся. Сафри Рин, вы… – обеспокоился Горняк.

Я отмахнулся.

- Бывало и хуже.

"Да, бывало. Но всего один раз, совсем недавно – в процессе общения с тварями Мрака, подчинёнными Бурильщику Ненхиштарзу…"

- Я пришёл сюда ради Айса, и пока я его не увижу, не успокоюсь.

- Раз ты настолько настойчив, бездомный, я снизойду к твоему безумию, – прищурился Гуллес. Видимо, успел оценить моё состояние как мага и вынести вердикт о недееспособности. Ну-ну. – Хочешь увидеть Айса? Иди за мной! Все идите!

Идти пришлось недалеко. Всего через две комнаты и один поворот коридора обнаружилось помещение с одним окном, наклонным, как и стена, в которой оно было прорублено. Площадь его оставляла желать лучшего: кроме Горняка, Гуллеса, меня с Ладой и Айса в нём вряд ли поместился бы кто-то ещё. Вот только Айс…

Я узнал его сразу. И одновременно не узнал. Потому что мой друг, одетый в какой-то глупый светло-зелёный балахон, не обращая на нас ни малейшего внимания, пялился в окно. Более того: Побратим, рунный клинок, с которым Айс практически никогда не расставался, ныне, забытый своим хозяином, лежал на кровати, словно обычная железка.

- Что вы с ним сделали, поганцы?!

Это зрелище обозлило меня настолько, что я даже сумел, презрев жевательные движения челюстей БОЛИ, встать прямо без помощи Лады.

- Как видишь, – удовлетворённо заметил Гуллес, – тебя встречают отнюдь не криками радости, бездомный.

- Я спрашиваю и жду ответа! Что. Вы. С ним. Сделали?!

- Айс, – маг Ледяной Ветви положил руку на плечо моего друга собственническим жестом, от которого меня затошнило. – Прервись ненадолго и ответь… этому.

Но ответ мне уже не требовался.

Отразить в себе мир и слиться с ним. Таково испытание друида, претендующего на третью степень овладения ламуо. Некогда мне потребовалось несколько дней уединённых медитаций на огромном расстоянии от других разумных существ, чтобы очистить свой дух в должной мере. Но с тех пор я сильно изменился. Приобрёл опыт, отточил навыки. Почти (или даже без "почти") достиг четвёртой степени в овладении наукой друидов. Ещё я долгое время был вынужден не пользоваться магией, что положительно сказалось на моих талантах как друида. А длительную медитацию в уединении мне отчасти заменила подготовка к сеансу понимания, которое я хотел извлечь из разума Гуллеса в поисках улик.

Наверно, я сорвался. Такой вот резкий отказ от собственных планов не назовёшь разумным. Но стылая безучастность в неподвижных глазах моего друга что-то во мне сломала. И я начисто забыл про Гуллеса, про патрульных, про Ладу. Даже БОЛЬ отодвинулась куда-то на второй план. А сам я словно в море с обрыва прыгнул.

Перенаправить рост почти оформившейся ветви. Углубить связь физическим контактом (где-то божественно далеко моя рука подплыла ко лбу Айса, касаясь его самыми кончиками пальцев) – и сломать последний оставшийся барьер со своей стороны. Да. Это как прыгать с обрыва в бутылочную зелень моря. Пустота… тишина…

…всё ещё пустота…

Есть контакт!

…огромный пульсирующий шар. Пульсации его неоднородны, да и шаром его назвать можно лишь по сугубой бедности языка. Множество слоёв – разрежённых и сконденсированных, светлых и тёмных, глухих и звонких – вместе составляет его странную "плоть". Это целый мир, прекрасный и удивительный… хотя не вполне соразмерный. Чего-то ему не хватает… чего же?

Медленно-стремительно-плавно, как шаттл вокруг планеты, стрела облетает шар сбоку. У стрелы есть глаз там, где у обычных стрел бывает остриё: глаз зоркий, отточенный, как бритва. И сейчас вовсе не кажется противоречивым такое сочетание качеств; напротив, оно – единственно верное средство достижения цели.

Зелёное пятно на боку шара. Как гниль, как плесень.

(туда!)

…Медленно-стремительно-плавно падает зрячая стрела. Множественные слои пульсируют, смыкаются теснее… слишком, слишком медленно. И бессмысленно к тому же: задержать стрелу искусственным барьерам удаётся не более, чем облакам или туману остановить полёт стрижа.

Пронзая ветвистые структуры, мимо прозрачных вен, мимо розовых, белых, синевато-снежных, апельсиновых, ячеистых пластов и "скал", величественных, как круговорот циклонов, стрела мчится к своей цели. Мчится, меняясь на лету. Эти изменения контролирует логика окружающих пространств: вот уже вместо стрелы летит вытянувший шею в струну лебедь. Вот на месте лебедя крылатая ракета, уступающая место сияющему, как солнце, диску из металла с лиловым оттенком. Когда вокруг вьются слои-течения, диск становится рыбой наподобие тунца, но ненадолго: в лесу математически изящных хвощей рыбу сменяет абстракция, похожая на веретено: визуальная тень-оболочка поискового бота.

Полёт замедляется. Кажется, на продвижение ушли тысячелетия. Но у всякого движения должен быть конец. Здесь/сейчас зримым воплощением такого конца становится грандиозная, от бездны до бездны, стена из чёрного хрусталя. Очевидно искусственная и неуместная, она грубо и зримо разрушает гармонию мира. Её не должно здесь быть!