Заговор двух сердец - Куксон Кэтрин - Страница 19

Она ощутила знакомый прилив ярости, повернулась к детям и приказала:

— Поехали! Нам предстоит прогулка.

Малыши послушно повернули своих пони и двинулись за ней к дому. Причем ни один из них не воскликнул, как обычно: «Мы поедем далеко, мама?» Они молчали.

У сторожки Тилли натянула поводья и позвала:

— Джимми! Джимми!

Она знала, что у Джимми сегодня выходной. Когда он появился в брюках и рубашке, то, увидев ее, быстро застегнул все пуговицы и спросил:

— Да, Ти…, мэм?

— Не сходишь ли ты на конюшню и не попросишь Артура или Майерза, кто свободен, оседлать лошадь и поехать со мной, да побыстрее?

— Да, разумеется, мэм. В какую сторону надо ехать?

— Я еду в деревню.

Брови молодого человека поползли вверх, и он повторил:

— В деревню!

— Да, Джимми, в деревню. Иди скорее, я очень тороплюсь. — С этими словами Тилли вынула часы и взглянула на них.

Постояв какое-то время с открытым ртом, Джимми развернулся и побежал в конюшню.

Часы показывали половину одиннадцатого. Большинство деревенских жителей сейчас в церкви, дети тоже. Пастор Портман читает свою обычную проповедь, и через три четверти часа она окончится, церковь опустеет.

Джимми, торопясь выполнить ее распоряжение, забыл открыть ворота, так что ей пришлось спешиться и сделать это самой. Не страшно, в бриджах это делать легко.

Тилли повела свою лошадь по дороге. Молча пройдя некоторое расстояние, Вилли спросил:

— Ты на меня сердишься, мама?

Тилли повернулась к нему, горло сдавил спазм, но она ласково ответила:

— Нет, сынок, я на тебя не сержусь.

— А на кого ты тогда сре… сердишься? — Это вступила Жозефина.

Тилли взглянула на нее и сказала:

— Не на тебя, дорогая.

— Ты сердишься на деревню?

— Да, можно и так сказать, что я сержусь на деревню.

— И ты хочешь пока… пока?…

— Да, некоторым образом я собираюсь покарать их, милая, — проговорила Тилли и с горечью добавила уже для себя, глядя прямо вперед: — Теперь самое время. И на этот раз я поведу себя в соответствии с тем именем, которым они меня наградили. Да простит меня Господь!

Немного подождав на повороте, они вскоре услышали топот копыт и увидели самого Артура Дрю.

Остановив лошадь, Артур глубоко вздохнул и спросил:

— Ты в порядке, Тилли?

— Да, Артур, со мной все в порядке.

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал?

— Да, Артур. — Она помолчала. — Я хочу, чтобы ты ехал немного позади нас, когда мы въедем в деревню, а когда мы остановимся, остановись и ты. Я просто хочу, чтобы ты демонстрировал силу. Ты понимаешь, о чем я? Своего рода престиж — хозяйка усадьбы с детьми выехала на прогулку в сопровождении грума. Понятно, Артур?

Он понял не все, но сообразил, что она что-то задумала. Он знал, что Тилли никогда не выказывает высокомерия, значит сейчас она изображала леди, и он обязан ей по мере сил помочь.

— Сделаю, что смогу, — заверил он.

— С тобой все в порядке? — Тилли бросила взгляд на его бриджи, заправленные в высокие сапоги.

Сапоги можно было бы почистить получше, но сойдет и так, ведь он всего лишь слуга, сопровождающий свою хозяйку. Так это должно выглядеть сегодня.

— У тебя есть большой белый платок? — спросила она.

— Ну… — Артур виновато покачал головой. — У меня есть носовой платок, но, боюсь, не очень-то он белый.

— Ладно, неважно. Обойдусь. — Тилли расстегнула верхнюю пуговицу жакета и вытащила длинный шарф кремового цвета. Наклонившись к Вилли, она попросила: — Сними шапку, милый.

Она обвязала шарф два раза вокруг головы сына так, чтобы он прикрывал шрам на виске. Ребенок начал было протестовать, уверяя, что ранка больше не кровоточит. Тогда мать сказала:

— Я знаю, Вилли, но потерпи немного. Давай свою шапку. — Тилли нахлобучила шапку ему на затылок, чтобы повязка была хорошо видна. — Снова взглянув на часы, она сказала: — У нас полно времени, так что поедем медленно. — Повернувшись к Артуру, она пояснила: — Я хочу оказаться в середине деревни, когда все выйдут из церкви.

Артур слегка качнул головой, открыл и снова закрыл рот.

— Зачем, Тилли? Зачем?

Вместо ответа она поинтересовалась:

— Сколько нам туда ехать, минут пятнадцать?

— Около того.

— Прекрасно, значит тронулись. И, дети, — она перевела взгляд с сына на дочь, — не задавайте никаких вопросов, пока мы не вернемся домой. Ясно?

Первым ответил Вилли:

— Да, мама.

Но Жозефина спросила:

— Никаких вопросов, мама?

— Никаких, Жозефина, подожди до дома.

— Да, мама.

— Ладно, поехали.

Она сидела с высоко поднятой головой, натянутая, как струна. Казалось, что она вела в бой армию. Да так оно и было на самом деле. Тилли знала, что когда она встретится с врагами, ей нужно будет напугать их до смерти. Она выбрала свое единственное оружие, и она должна им воспользоваться ради детей.

Извилистая деревенская улица была застроена очень старыми домами, их каменные фундаменты закладывались лет двести назад. В конце улицы находилась площадь с круглой травяной лужайкой посредине. С одной ее стороны выстроились небольшие коттеджи с садиками, на противоположной — несколько магазинов и гостиница.

Не все жители деревни ходили в церковь, некоторые посещали часовню, построенную недавно в восточной части деревни. Случайно или намеренно служба и в церкви и в часовне по воскресеньям начиналась в одно и то же время и кончалась также одновременно. Шутники утверждали, что священник в часовне держит у церкви человека, который сообщает ему, что пастор заканчивает проповедь. Так или иначе, но обе группы верующих обычно появлялись на площади в одно и то же время и расходились по домам.

Вот и сегодня, как обычно, прихожане, одетые в лучшие свои одежки, начали выходить на площадь группами по два или три человека. Но все они тут же замирали на месте, завидев женщину, восседающую на лошади прямо посредине зеленой лужайки. По левую и по правую руку от нее на пони сидели дети, а сзади на почтительном расстоянии находился человек в костюме грума.

Старшему поколению потребовалось некоторое время, чтобы узнать всадницу. Молодежь вообще тщетно пыталась сообразить, кто это может быть. В конце концов поняли, что это та женщина, о которой так много болтают.

После некоторого замешательства люди снова потянулись к своим домам. И вот когда первая пара подошла поближе, Тилли сказала не слишком громко, но четко и ясно:

— Это гостиница, Вилли, где работала миссис Брэдшоу. Помнишь, та самая, чья дочь пришла, чтобы присматривать за тобой, ударила тебя, украла мои драгоценности, и мне пришлось ее уволить. А рядом, булочная, там жили Мичманы.

Боковым зрением она видела, как сын пытается заглянуть ей в глаза: его рот приоткрыт, а лицо покраснело. Она также видела, что многие прихожане остановились и тоже с любопытством наблюдают за происходящим. И она сделала вид, что ничего не замечает. Как ни в чем не бывало, она продолжила:

— Вилли, видишь вон там вывеска раскачивается — это мастерская, где чинят колеса. Хозяина звали Берк Лаудимер. Сейчас там заправляет его сын. — Она могла бы добавить, что люди с площади обвиняют ее в смерти его отца, но не останавливаясь, показала в другую сторону: — Это плотницкая мастерская. Ее владелец — мистер Фейерветер, он живет в коттедже, — Тилли вполоборота показала за спину, добавив, — вон там. — Тут же она заметила лицо Артура Дрю, его глаза едва не вылезали из орбит. — Затем Тилли наклонилась к Жозефине: — Видишь коттедж, Жозефина? Там живет могильщик. Ты знаешь, кто такой могильщик? Это человек, который хоронит мертвых.

Жозефина собралась было задать вопрос, но Тилли отвернулась от нее и продолжила называть имена и показывать на дома. Она видела, что на пороге своего дома стоят Джордж Макграт и его сын — тот самый мальчишка, который разбил когда-то окно в коттедже, обвинил ее в убийстве своего дяди Хэла и назвал ее ведьмой.

Тилли уже потеряла счет людям, которых называла. Она только видела, как они стоят не двигаясь и таращатся на нее, словно что-то ярмарочное. Правда, без соответствующего восторга. В тот самый момент, только она приготовилась объявить свой ультиматум, из церкви вышел пастор Портман и стал проталкиваться сквозь толпу.