Мила Рудик и загадка Сфинкса - Вольских Алека - Страница 21

Мнемозина смущенно улыбнулась, на ее щеках заиграл румянец, и, снова затеребив шаль, она добавила:

— Я даже позволю себе несколько дополнить эту древнюю мудрость смелым предположением, что каждый из ныне живущих… — Она на пару секунд замолчала и уточнила: — Каждый из нас с вами несет в себе это эхо — эхо добра и зла… Но вернемся к теме…

Все оставшееся до конца урока время Мнемозина рассказывала о бесчисленных злодеяниях графа Дракулы и его драматичной кончине. Но Мила почти не слушала профессора — она могла думать только об одном: что и она, если правы были колдуны Трансильвании, несет в себе эхо того зла, что совершил Многолик. Особенно, если она и вправду его дочь.

* * *

На первый в этом году урок искусства метаморфоз меченосцы шли снедаемые любопытством. Их ждал не просто новый преподаватель — всемирно известный маг-лицедей. Они поднялись на четвертый этаж северного крыла замка и вошли в кабинет метаморфоз. Первое, что они заметили, — кабинет теперь выглядел иначе. При Многолике здесь было довольно сумрачно, окна почти всегда были наполовину зашторены темными занавесками. Сейчас в кабинете было светло, даже слишком. Проходы между рядами были устланы ярко красными ковровыми дорожками, возле доски лежал целый набор золотых мелков, а сам лицедей восседал в высоком кресле, положив руки на подлокотники. Когда ребята зашли в класс и застыли в дверях, он небрежно взмахнул кистью правой руки, не отнимая саму руку от подлокотника.

— Прошу вас, проходите.

Меченосцы расселись по своим местам. Темные глаза нового учителя окинули класс. Вид у него был мрачноватый и одновременно приковывающий внимание.

— Первый урок мы с вами посвятим знакомству. — Поллукс Лучезарный, не размыкая изогнутых в какой-то искусственной улыбке губ, хохотнул. — Ах да! Что это я? Ну, разумеется, вы прекрасно знаете, кто перед вами. Но, так как нам с вами предстоит проводить много времени вместе, вы должны узнать меня получше…

Первые полчаса Поллукс Лучезарный действительно знакомил своих новых учеников с… собой. И нужно заметить у некоторых он имел успех. Например, Анжела с Кристиной и Белка слушали о последних гастролях Лучезарного с открытыми ртами.

— … Ах! Какой в Фивах театр! Огромный архитектурный ансамбль, сцена под открытым небом, к которой ведут тысячи ступеней! О! Это было одно из лучших представлений в моей жизни. Зритель был покорен с первых мгновений. И в знак преклонения перед моим талантом благодарные жители Фив сделали мне поистине царский подарок. Они подарили мне сфинкса.

Анжела с Кристиной замерли на полувздохе, часто захлопав ресницами.

— Со сфинксом мы очень быстро нашли общий язык. Как оказалось, мы похожи. Артисты ходят по свету и везде они желанные гости. Но нигде они не чувствуют себя, как дома. То же с моим сфинксом — Египет не был для него родным домом.

— Почему, профессор? — вытянул вверх руку Иларий Кроха. — Ведь это египетский сфинкс.

— Совершенно верно, — профессор картинно закинул ногу на ногу, при этом на мгновение задержав ногу в воздухе и потянув носок сапога так, чтобы все могли разглядеть золотые пряжки в виде египетских пирамид.

— Ой, какие красивые! — не сдержалась Белка, выразив тоненьким голоском свое восхищение. Ромка тоже не сдержался, и издал что-то похожее на «ве-э-э».

— Эксклюзив, — откликнулся профессор Лучезарный с напыщенным видом. — Каждый мой костюм — единственный в своем роде. — Он опустил глаза, и сам с удовольствием полюбовался пряжками, потом, словно очнувшись, поднял глаза к потолку. — Э-э-э… Что там у нас?

— Почему сфинкс не чувствовал себя в Египте, как дома? — терпеливо повторил Иларий, скривив на лице недовольную мину.

Судя по его виду, он считал, что обсуждение пряжек на уроке искусства метаморфоз заслуживало как минимум смертной казни.

— Ах да! — ожил профессор Лучезарный. — Дело в том, что этот сфинкс еще детенышем лет эдак пятьсот тому назад был волею судьбы вывезен из Египта и заброшен в Грецию. Там он воспитывался вместе с греческими сфинксами. Этих существ, как вы, надеюсь, знаете, специально обучают загадывать загадки. В древности, если человек разгадывал загадку, то сфинкс должен был свести свои счеты с жизнью. Если не разгадывал, то с жизнью прощался человек. В наше время к этим существам относятся более гуманно: если человек разгадывает загадку, сфинкс совершенно не обязан себя убивать. Правда, если загадка не разгадана, — Лучезарный с сожалением развел руки, — тут традиции до сих пор остаются в силе — сфинкс буквально разрывает несчастного в клочья.

Ребята пораженно переглядывались друг с другом, пытаясь понять: относиться ли к этим словам серьезно. А что, если этот артист привез сюда, да еще и поселил в Думгроте опасное существо, которое способно любого разорвать в клочья? Мила вопросительно глянула на Ромку. Тот в недоумении пожал плечами.

Профессор Лучезарный откинулся назад в кресле и изящно закинул руку на подлокотник, сверкнув изумрудными пуговицами, от которых блеснули в сторону вспышки зеленого света. Он окинул класс долгим взглядом и беззаботно улыбнулся.

— Но это никоим образом не относится к моему сфинксу. К загадкам он пристрастился в Греции — это да. Но загадывает он их по своему усмотрению, без всякой особой цели. К тем, кто разгадывает его загадку, а таких на моей памяти было ничтожно мало, он проникается глубоким почтением и обходится учтиво и с достоинством. Все-таки это по рождению египетский сфинкс и в его жилах течет кровь фараонов.

— А если не разгадаешь загадку? — недоверчиво спросил Мишка — мысль о дурных привычках сфинксов не давала ему покоя.

Лучезарный призадумался.

— Ну… что я могу вам сказать… — Он задумчиво склонил голову набок. — Это зависит оттого, в каком настроении он пребывает. А фантазия у него… гм… поистине царская. — Профессор ободряюще улыбнулся. — Но, например… Разорвать в клочья…

Мишка с заметным волнением сглотнул.

— Скинуть с высокой скалы, — продолжал перечислять профессор.

Костя Мамонт бросил на своего друга Илария взгляд «последней надежды». Иларий косо глянул на него и, отстранившись, покрутил пальцем у виска.

— Оторвать голову…

Анжела, Кристина, а за компанию с ними и Белка хором ахнули.

— Вырвать когтями глаза из глазниц…

Яшка Берман почти окончательно сполз под стол.

— Все это… э-э-э… совершенно исключено, — как ни в чем не бывало подытожил профессор Лучезарный, не замечая, что половина класса находится в предобморочном состоянии. — Исключено, поскольку просто-напросто недостойно его царственной особы.

Меченосцы все дружно, как один, с облегчением выдохнули.

— Но предсказать, как он поступит, невозможно. Может забросать тухлыми яйцами, как поступают с плохими актерами. — Лучезарный выпрямился в кресле и весь вдруг преисполнился самодовольства. — Со мной, разумеется, такого никогда не случалось, — гордо уточнил он. — Как вы сами понимаете, такое и в мыслях допустить невозможно.

Мишка Мокронос с готовностью закивал. Он был так рад, что сфинкс Лучезарного обладает такими царскими достоинствами, которые не позволяют ему разрывать на части ни в чем не повинных малограмотных детей, что готов был согласно кивать, пока голова не отвалится.

— А где мне только не приходилось выступать… — в очередной раз закатив глаза к потолку, утомленно выдохнул Лучезарный.

— Профессор, расскажите!!! — потребовали Анжела с Кристиной, с восхищенными улыбками на лицах.

— Ну что ж… — начал Поллукс Лучезарный и перебросил ногу на ногу, чтобы поменять их местами. Пряжки-пирамидки, конечно же, эффектно мелькнули в воздухе. — Чаще всего выступать приходится перед обыкновенной публикой во Внешнем мире — они называют меня иллюзионистом. Они так трогательно убеждены, что облики, в которые я перевоплощаюсь, — это реквизит, сплошная бутафория. Правда, рукоплещут и цветами одаривают щедро.

Но иногда я выступаю и в волшебном мире. В Троллинбурге, например, или в Фивах — волшебных, разумеется, — в иных городах мира По-Ту-Сторону. Жаль, что их немного. Ведь только в волшебном мире зритель способен оценить мои перевоплощения по достоинству, потому что он знает: то, что происходит у него на глазах, — реальность, а не бутафория, уникальное дарование, которым обладает редкий маг в наше время…