Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам - Страница 29

Однако ничего подобного не случилось. Танцоры, как и полагалось, вышли на улицу из другой двери — все такие же чопорные, серьезные, даже мрачные, будто принимали участие не в весеннем празднике, а в некой религиозной церемонии. Они вошли еще в один магазин, танцуя, прошли сквозь жилой дом, затем по крутому переулку спустились на главную улицу, закоулками обошли Боулинг-Грин и вернулись к хлебной бирже.

Целый час выдающиеся граждане Хелстона танцевали под однообразную, но увлекающую за собой мелодию ферри-данс. Они проходили сквозь строй зрителей, и тысячи людей двигались за ними вслед. Они шлепали по ржаворыжим ручьям, которые вытекали из неисправного водопровода, и бежали по улочкам этого «эксцентричного корнуолльского городка».

Такова была кульминация дня.

Однако сейчас, оглядываясь назад, я должен признать: лучшим моментом праздника все-таки стал утренний «танец слуг». Тогда зрители еще не нахлынули в Хелстон, и глаза всего мира не были прикованы к танцорам. Так что именно в течение того часа в Корнуолле вновь царил дух доброй старой Англии.

Лендз-Энд, Край земли! Из Страны роз на Край земли — трудно придумать более резкий контраст! Резкий ветер задувал с моря, принося с собой тот молочно-белый туман, который нагоняет страх на самых отважных мореходов. Их легко понять: в этом месте острые гранитные утесы выдаются далеко в море, а скрытые под пологом из морской пыли, они вдвойне опасны. Каждые две минуты из тумана доносится «бум, бум!» — это стреляет сигнальная пушка на маяке Лонгшипс. Если не считать трех престарелых леди в очках, вокруг не было видно ни души. Дамы — кутавшиеся в свои тюлевые накидки и сжимающие в руках стандартные наборы почтовых открыток — представляли собой легкую добычу для злобного ветра, который явно вознамерился унести их бог знает куда. А что? Это же Край земли, в таком волшебном месте все возможно! Фантазия моя разыгралась, я представил, как несчастных старушек забрасывает на берег заколдованной реки, где они превращаются в пятнистую форель и навсегда растворяются в мире легенд. Наверное, их неравная борьба со стихией произвела впечатление не только на меня, но и на молодого человека, местного гида, потому что он подошел к бабушкам и, неопределенно махнув в сторону извечного пейзажа — бушующее море и гранитные скалы — произнес:

— Кажется, будто вы трое — последние дамы в Англии!

Скорее всего, он хотел сделать комплимент, но старушки отреагировали весьма холодно:

— Вот как? Очень странно!

— Бум! Бум! — прогремело в белом тумане, и волны с новой силой обрушились на мыс.

Ежась на пронизывающем ветру, я тем не менее порадовался, что очутился на Лендз-Энд в такую непогоду, а не погожим солнечным деньком. Ибо тогда здешняя местность выглядела бы обычным участком скалистого побережья, каких немало в Корнуолле. Белый же туман, обернувшийся мелким устойчивым дождиком, пропитывал тело влагой, а душу — меланхолией: начинало казаться, что здесь не просто Край земли, а конец всего на свете. Избавившись от назойливого «пирата из Пензанса» (который во что бы то ни стало хотел показать мне две знаменитые скалы — «Голова доктора Джонсона» и «Доктор Синтаксис»), я остался наслаждаться своим одиночеством и печалью. Причем настолько проникся этим болезненно-сладостным состоянием, что, появись сейчас какой-нибудь весельчак на горизонте, я бы, не задумываясь, столкнул его с утеса.

Именно таким мне всегда представлялся Стикс. Я стоял там, окутанный морским туманом, прислушивался к жалобным крикам чаек и наблюдал за одиноким бакланом, который сидел на мокрой скале и выглядел не менее несчастным, чем я сам. Потрясающее место! Сколько в нем пафоса и мрачного очарования! Я бы, наверное, не удивился, если б среди прибрежных утесов появилась призрачная лодка с роковым перевозчиком на корме. Он медленно обернулся бы и поманил меня к себе… Край земли!

Как, скажите на милость, финикийцы умудрялись добираться сюда на своих галерах от солнечных берегов Тира? Не удивительно, что в древности это место считалось границей обитаемого мира!..

— Бум! Бум! — вновь заговорила невидимая в тумане пушка, и переполошенные чайки в очередной раз подняли страшный крик.

В здешних краях существует своеобразное соревнование за звание «последнего дома Англии», «последнего магазина Англии», «последнего отеля Англии». Каждый дом, каждый магазин и отель на этом клочке скалы претендуют на сие почетное место, нимало не смущаясь тем, что его сосед с пеной у рта доказывает свои права. На мой взгляд, подобная мышиная возня губительно сказывается на романтическом образе Лендз-Энда.

В результате собственных тщательных изысканий я пришел к выводу, что последняя гостиница Англии все-таки стоит на Лендз-Энде; последним трактиром Англии является укромное заведение под названием «Первый и последний» в Шеннене; а последней церковью — опять же шенненская церковь. Шенненский трактир много раз слышал фразу: «…Ты, детка, спи, покуда джентльмены не пройдут» [28]и до сих пор выглядит так, будто старательно закрывает на все глаза. Хозяин сообщил мне, что под трактиром якобы располагается огромное хранилище, где в свое время контрабандисты прятали ящики с бренди. Он клялся и божился, что это чистая правда, вот только руки у него не доходят поднять полы и убедиться во всем самому. Лично я верю в эту историю и считаю, что старый трактир хранит свою тайну.

Но что меня действительно потрясло, так это «последняя церковь Англии». Маленькая серая церковь Святого Шеннена расположена так, что все проезжают мимо, и ни один автомобилист даже не подумает заглянуть внутрь.

А оно того стоит. Ибо в дождливую погоду, когда сигнальная пушка грохочет в тумане, так и кажется, будто вся печаль Лендз-Энда сконцентрирована в этом церковном дворике. Существует легенда, согласно которой в незапамятные времена произошла ужасная битва — настолько страшная, что воды здешней речушки покраснели от крови, и вместе с ними покраснели мельничные жернова местной мельницы (чувствуете кельтский колорит?) Так вот, рассказывают, будто после битвы король Артур и его израненные рыцари собрались в шенненской церкви, дабы возблагодарить Господа за одержанную победу. Я вспомнил эту легенду, пока бродил по церковному дворику и читал «последние в Англии» эпитафии. Многим она покажется далекой и неправдоподобной, но мне хочется верить, что и эта история истинная.

«Посвящается памяти, — прочитал я, — Мэри, возлюбленной жены капитана Ч. Сандерсона и четвертой дочери преподобного Томаса Вуда из Ньюкасла-на-Тайне, которая попала в кораблекрушение под Брезоном и погибла, так и не успев добраться до спасательной лодки. Двенадцатого января 185… (последняя цифра оказалась затертой), Смерть настигает нас в середине жизненного пути».

Со стороны Лонгшипса снова донесся знакомый гром.

Я решил обойти весь церковный дворик в надежде, что последние памятники в этой стране памятников окажутся достойными внимания.

Увы, меня ждало разочарование. На могиле Томаса Смита, скончавшегося 29 сентября 1825 года, я прочитал всего-навсего:

Такие же простодушные слова прощания украшали могилу Ричарда и Грейс Пендер, двух юных созданий, умерших в 1870 году:

Ближе всего к настоящей поэзии оказалась эпитафия, посвященная Дионисию Уильямсу, ушедшему из жизни 15 мая 1799 года: