Огонь - Кузнецов Анатолий - Страница 35

Наконец Павел увидел причину столь странного поведения: Славка был не один. Он принарядился, надел какую-то сверхспортивную куртку, ботинки на толстенных подошвах и осторожно водил под руку миниатюрную беленькую девочку с лукавыми глазками, ту самую, словно сошедшую с фотографии на стене, члена бюро. Он подводил её по очереди ко всем глазкам, они очень мило переговаривались и подолгу приникали к глазкам, словно там смотрели мультипликационные фильмы. Девочка понравилась Павлу, очень уж она была такое юное, свежее, непосредственное существо, хотя именно из таких и вырастают иногда самые отменные домашние диктаторши. «Ага, — подумал он. — Значит, он прав, оберегая её от моих мнений!» Он только посмотрел издали и не стал подходить.

Уже толпа почти совсем разошлась, у домны готовились остаться те, кому положено, как в цех прибежал, запыхавшись, повар Мишка Рябинин, как был в фартуке, только пальто сверху накинул:

— Уже растопили? -

Вокруг добродушно захохотали:

— Как же главного специалиста не дождались? -

— Эх ты, повар-голова, не «растопили», а «подпалили», учись хоть грамотно выражаться!

— Ври, ври! Задули!

— Гляди, учёный повар! Вот, перенимай опыт, теперь в столовке плиту только так задувай! — сказал Николай Зотов.

— А что? — — сказал Рябинин. — У меня печь — тут печь, только большая. Дров напихал…

— Во, во! Газетку скомканную сунул!…

Фёдор Иванов вынырнул из-за домны, грозно закричал:

— Колька! Что ты там баланду травишь? — А ну, давай мне, занимайся печкой!

Николай Зотов сразу же, втянув голову в плечи, послушно, как мальчик, побежал вниз.

— Вот охломоны! — восторженно сказал Рябинин. — «Занимайся печкой», говорит. Печечка! Печурка!… Ну, пошли, Паша.

— Куда? -

— Ко мне тёща из Ленинграда приехала, праздник, и сопротивляться не моги.

Глава 14

Дом у Рябинина был свой — добротный, ладно сложенный, повыше соседних. Стоял на высоком фундаменте, подальше от почвенной сырости, так что на крыльцо пришлось подниматься по лестнице.

И лестница сама была хороша — каменная, с узорчатыми перилами.

На просторной, хоть на велосипеде катайся, веранде стоял стол для пинг-понга. Отсюда высокая дубовая дверь вела во внутренние покои. Когда вступили в прихожую, блиставшую натёртым паркетным полом, вокруг оказалось столько дверей, что Павел опешил.

Рябинин принялся распахивать двери одну за другой, давая пояснения:

— Ванная. Гальюн. Кладовая. Фотолаборатория. Кухня. Кладовая. Тут жилая. Жилая. Эта пока пуста. Тут столовая.

— Широко живёшь, — сказал Павел, крутя головой.

— Живём на этом свете, а на том такого уж не будет, — сказал Рябинин задумчиво. — А вошло мне всё это ещё в ту копеечку!… И куска жизни как не бывало.

Прошли в большую столовую, где был наполовину накрыт стол, как это делается в ожидании гостей: что не требуется держать в холодильнике и что не горячее, то заранее можно выставить.

Обставлена была столовая добротно, дорогими и прочными вещами, но немодными. Например, стулья — отличные ореховые стулья, с бархатными пружинными сиденьями, с округлыми спинками, на которых имелась узорная резьба, полный гарнитур, но таких теперь не делают. Видимо, Рябинин на моду смотрел сквозь пальцы, а в вещах ценил их удобство и цену.

Бархат в доме был популярен: и на окнах тяжёлые бархатные занавеси сверх тюлевых, и на каждой двери — малиновые бархатные гардины, что приводило на мысль о пыльных ложах оперного театра.

На столе же, покрытом белоснежной скатертью, были выставлены бутылки бренди, французский коньяк «Наполеон», красная и чёрная икра, крабы и небольшое блюдо с тонко нарезанным ананасом.

Влетела пышная, знойная женщина с глазами-маслинами и чёрными усиками под носом, принесла большой поднос разнообразнейших закусок.

— Жена моя, — сказал Рябинин гордо. — Чудо-женщина.

— Мишенька рассказывал о вас, садитесь, не стесняйтесь, будьте как дома, — сказала чудо-женщина, любезно улыбаясь и показывая ряд золотых коронок.

Вслед за тем явилась бойкая старушка лет за шестьдесят.

— А я тёща, — представилась она.

— А тёща у меня, Пашка, — клад, а не тёща, — сказал Рябинин. — Я её больше, чем жену люблю. Современная старушка, золото-тёща.

— Значит, тебе повезло, — сказал Павел, смеясь.

— Это точно. Мне вообще везёт. Знаешь, иногда мне становится страшно: почему я такой везучий? — Что задумаю — всё исполняется. Даже трёхпроцентный заём — не успел облигации купить, трах-бах, выиграл. Пытались прицепиться: на какие деньги дом выстроен? — А я что, виноват, если я выигрываю? — Пришлось справки представлять, до того дошло…

— А на самом деле? — — спросил Павел.

Рябинин махнул рукой.

— Ещё изба была в деревне, на жену переписал, я её разобрал, перевёз материал.

— Каменная, что ли, изба? -

— Нет, конечно, бревенчатая, но легла, так сказать, за основу.

Павел прошёлся по комнате, осматривая потолок, пол, постучал пальцем в стену — звук получился, как если бы в скалу стучать: толстые, добротные стены.

— Одно время, — сказал он, — я мечтал иметь такой дом. Но как посмотрел, сколько это стоит… Один кирпич, если на складе покупать…

— Это у тебя неправильные представления, — перебил Рябинин. — Идеалистические представления. Частные застройщики не строят исключительно из складских материалов. Если всё покупать по казённой цене, без штанов, знаешь, останешься…

— Да, и я понял: чтобы выстроить недорогой дом, нужен талант. Ну, как это делается? -

— Известно, как делается. Входишь в контакт с нужным человеком, первое — ставишь водку, второе — платишь по-божески, а дальше только тяни быстрее. Ни для кого это не секрет. Ну, а что человеку делать? — Ты видел цены на кирпич, лес, гвозди, краску, железо? -

— Выходит, все частные застройщики — мошенники? -

— За всех на свете обобщать не хочу. А вот я — да.

— О, у тебя даже отопление водяное? -

— Да, свой котёл внизу. Идём, покажу.

Они пошли дальше по дому, осмотрев отопительную систему, подвал, не законченный ещё гараж, а затем мансарду.

Оказывается, под крышей была еще одна комната, очень уютная, но совершенно не используемая, если не считать того, что в ней хранились яблоки, россыпями покрывавшие пол, устланный газетами, так что запах там стоял, что в саду.

Всё было прекрасно, добротно, ново. Только хозяин сам очень уж как-то сдал за прошедшие годы. Располнел, обрюзг.

Конечно, и работа такая, думал Павел, постоянно у плиты, но всё же в свои годы, совсем ещё не старые годы, Мишка Рябинин мог бы выглядеть и помоложе.

— Хороший дом, ничего не скажешь, хороший дом, — сказал Павел каким-то фальшивым голосом и чувствуя, себя не очень весело. — А сколько времени ты его строил? -

— Ох, даже не знаю, как ответить. Если с самого первоначала брать, с накопления средств, — десять лет.

— Много.

— Много…

— А скажи, Мишка, — улыбаясь, сказал Павел, — сколько будет: сто сорок три на тринадцать? -

— Тыща восемьсот пятьдесят девять. Можешь проверить, возьми бумажку, — весело предложил Рябинин.

— Вот чёрт! — озадаченно сказал Павел.

Когда они вернулись в столовую, там стол ломился от еды. Торжественно расселись вокруг него вчетвером. Рябинин весело сказал:

— Вот теперь ты и оцени, какой я повар. Пробуй сперва суп и скажи: из чего? -… А что, поднимем по маленькой? -

— Открой мне тайну, — сказал Павел, — каким чудом «Наполеон» в Косолучье? -

— А! Наконец узрел! У нас это дурное поветрие на коньяк. Лично я его терпеть не могу, в гробу бы его видать, но у нас коньяк — это больше, чем питьё, это показатель. Кто достанет лучший коньяк — того и горка. Итак, чья горка? -

— Твоя.

— Это мамаша привезла, я ей специальным письмом заказывал: без «Наполеона» и ананаса не являйся. Золото мамаша! Ваше здоровье… Ты ешь, ешь, отвечай, какой я повар? -