Тайна римского саркофага - Кузнецов Афанасий Семенович - Страница 11

– И вам нужно к ним, – закончил итальянец.

– Но как это сделать?

– Не торопитесь. Сделаем. Только не нужно спешить. Ждите… Наш народ поднимается на борьбу за новую Италию, он хочет, чтобы она была такой же свободной, как Советский Союз. Теперь многие понимают, что фашизму придет конец. Я, брат, сам видел этот конец еще под Воронежем… Ведь я недавно вернулся с фронта. От десяти дивизий нашего экспедиционного корпуса остались лишь горелые танки, подбитые самолеты, исковерканные пушки да березовые кресты на берегах казацкого Дона. Мало кому удалось унести ноги обратно в Италию.

– А как же тебя отпустили домой? – поинтересовался Алексей.

– Не так-то просто, – засмеялся итальянец. – Русская пуля раздробила мне руку. Но я не обижен на Советы, ведь в Россию меня никто не приглашал!

К Езику Алексей прибежал радостно-взволнованный. Но тот встретил его нежданно сухо. Словно что-то надломилось в нем, чего-то он боялся. И слова – они поразили Кубышкина:

– Война, Алексей, скоро кончится. Стоит ли рисковать?

– Език! Разве мы не должны мстить?!

– Конечно, должны. Но… сейчас главное выжить.

– Эх, Език! – Алексей насупился, махнул рукой и, сгорбившись, высокий и понурый, пошел к бараку.

«Так вот как ты, мой друг, – горестно думал он. – Дрогнуло твое сердце… Да, конечно, война когда-то кончится, и можно отсидеться здесь, выжить. Но что же это за жизнь для бойца! Нет, пока топчут землю фашистские сапоги, я буду бороться, драться, убивать врага и, если придется погибнуть, погибну достойно»…

– Постой! – Език бежал за ним. – Алексей, погоди! – Видно, минутная слабость, сковавшая его, прошла.

Алексей положил руку на его плечо, горячо зашептал:

– Когда спасал меня, ты не боялся. А теперь? Другие сражаются, умирают, а мы будем ждать, когда свободу нам на блюдечке поднесут?

Лицо Езика то бледнело, то покрывалось краской стыда.

– Хорошо. Бежим!.. Только – осторожность и еще раз осторожность. Не для того мы столько страдали, чтобы умереть…

Шли дни… Прошла неделя, показавшаяся вечностью. Итальянец не появлялся. Алексей и Език уже теряли надежду. В голову лезли худые мысли. Может быть, итальянца заподозрили и арестовали? Может быть, он погиб в какой-нибудь уличной перестрелке? Или просто лежит в своей каморке тяжелобольной?

Но вот однажды на дворе снова промелькнула знакомая замасленная куртка. Итальянец издали поприветствовал Алексея и многозначительно похлопал себя по карманам.

Что он хотел этим сказать? Алексей машинально полез в свой карман и неожиданно нащупал там какую-то бумажку. Записка?! Когда успели сунуть?.. Алексей развернул листочек и прочитал: «Ждем в полночь за оградой завода»…

Теплая январская ночь. Вдоль заводского забора тускло светились фонари. Ночь выдалась туманной. Ветер, подувший с моря, принес струю свежего, холодного воздуха. Печально и тревожно шелестели на деревьях листья.

Ночью Алексей и Език перемахнули через высокий дощатый забор. Благополучно… Нервы напряжены до предела. Теперь – дальше. Крадучись, беглецы проползли под колючей проволокой и, прячась между каштанами, повернули за угол каменной башни.

Из темноты навстречу шагнул высокий, сухопарый человек в длиннополом пальто с поднятым воротником, в измятой, надвинутой на глаза шляпе. Человек не походил на итальянца.

– За мной! – коротко приказал он.

Шли по вымощенной булыжником узкой улице. По обеим сторонам тянулись старые каменные ограды. Было тихо и пустынно.

– Наконец-то… – прошептал Алексей.

Горячая волна радости подступала к горлу. Теперь для него все стало иным: звезды горели ярко и приманчиво, каштаны ласково тянули к нему свои ветви, даже ветер, до этого беспощадно обжигавший лицо, теперь казалось, шептал: «Свобода, свобода»…

Шли один за другим, все ускоряя шаг. Несколько раз им встречался патруль. Тогда беглецы вместе со своим провожатым прижимались к шершавым стенам подъездов или ныряли в спасительную темноту подворотен.

Алексей Кубышкин думал сначала, что их постараются укрыть где-нибудь на самой окраине Рима, но высокий мужчина в шляпе уверенно шел по улицам, совсем не похожим на окраинные. Наконец, возле одного из домов он остановился. Алексей успел заметить освещенную фонарем табличку: «Улица Джулио Чезаре, 51».

Человек протянул руку к крайнему окну первого этажа, постучал несколько раз с перерывами, то быстро, то медленно. Беглецы затаили дыхание. Алексей слышал лишь тревожные стуки своего сердца. Но вот бесшумно отворилась дверь, и все трое вошли в помещение.

Вспыхнул свет. Человек, приведший их, подошел к Алексею и протянул руку.

– Бессонный, – назвал он себя и добавил: – Алексей Иванович.

– Меня тоже Алексеем зовут, – радостно ответил Кубышкин, услышав родную речь.

– Отлично, – улыбнулся Бессонный. – Значит, тезки. А это хозяин квартиры – русский художник – Алексей Владимирович Исупов. Как видите, тоже наш тезка…

Вдруг за окнами дома раздались отрывистые крики. Кубышкин и Вагнер инстинктивно прижались друг к другу. Шум, доносившийся с улицы, был знаком беглецам: это подавали команды итальянские офицеры; потом раздался мерный топот ног.

– Окружают, – тихо проговорил Език.

Он посмотрел на Бессонного и Исупова – те продолжали о чем-то разговаривать между собой, как будто крики и топот на улице ничуть их не тревожили.

Наконец, художник заметил волнение беглецов.

– Не волнуйтесь, дорогие товарищи, – мягко сказал он. – К этим луженым глоткам я уже привык. Против моего дома как раз находится фашистская казарма. Орут день и ночь.

– Опасное соседство, – пробормотал Алексей.

– А по-моему, это как раз безопасно, – засмеялся Исупов. – Фашисты ищут коммунистов где угодно, только не у себя под носом.

Лишь сейчас Кубышкин и Вагнер хорошенько разглядели его. Перед ними стоял высокий, седой, начинающий полнеть мужчина. Весь облик старого художника дышал спокойствием, уверенностью в себе. Большой бугристый лоб, перерезанный глубокой морщиной, крупный нос, твердый подбородок – все говорило о внутренней силе этого человека. И рука у него была большая, с крепкими широкими пальцами. Такая рука может и умеет работать.

В кабинете Алексея Владимировича стояли стол из черного дерева и несколько стульев. Тяжелые занавеси на больших окнах приспущены. На стенах развешаны картины, этюды, фотографии. В углу мольберт и только что начатый холст.

Език и Алексей были смущены. Их жалкая одежда и стоптанные сапоги выглядели еще более убогими в этой нарядной комнате, освещенной мягким электрическим светом.

Кто эти люди? Художник… Видимо, эмигрант?

А Бессонный? Ясно только, что они связаны с итальянским подпольем…

Но Бессонный и Исупов не дали гостям времени для размышлений. Алексею и Езику пришлось ответить на десятки вопросов. «Русских итальянцев» интересовало буквально все, что касалось России. Чувствовалось по всему, что годы, проведенные на чужбине, не могли заглушить их большую любовь к Родине.

Вскоре жена художника, Тамара Николаевна, принесла два костюма, обувь и белье.

– Ванна для вас готова. Мойтесь и переодевайтесь, – сказала она так просто, словно только тем и занималась, что укрывала беглецов. – А старую одежду сожжем.

Алексей и Език переглянулись. Принять ванну!.. Их тела истосковались по чистоте, по белым, пахнущим свежестью простыням, по душистому мылу и чистым сорочкам.

Тамара Николаевна внимательно взглянула на Алексея, по-своему поняв его минутную растерянность, и сказала:

– Многие считают нас с мужем эмигрантами. Но это совсем не так. Мы уехали из России в 1926 году и не потому, что нам не нравилась Советская власть. Совсем не потому. У моего мужа тогда начинался туберкулезный процесс и очень болела рука. Мы уехали по настоянию врачей в надежде, что климат Италии поможет Алексею избавиться от болезней. Но мы всегда думаем о нашей стране. Особенно сейчас, когда русскому народу грозит смертельная опасность. И мы горды тем, что наши соотечественники свято защищают свою Родину.