Тройной полярный сюжет - Куваев Олег Михайлович - Страница 11

– Капитально! – издали крикнул он.

Но все больше замедлялся его бег, потом он перешел на шаг и подошел вовсе уж грустный.

– Вот! – он извлек из кармана газету.

«Новая советская экспедиция отправляется к берегам Антарктиды»,– гласил крупный заголовок.

– Вот,– сказал Васька убитым голосом.– Везет же людям!

Сашка откинул окурок и закурил новую сигарету.

– А ты рискни,– тихо предложил он.

– Что ты! Там же очередь с километр, наверное. Все же хотят.

– Не все, Вась. Это ты по ошибке.

– Ну, у кого вместо мозгов квартира там или ресторан. Вдвоем бы! Почему я тебя раньше не встретил, Саня?

Сашка молча затянулся раз, другой, третий. Искоса посмотрел на Прозрачного.

– Едем! – сказал Сашка.

– Не шути, Саня. Горестно Ваське сегодня.

– Едем! Я не шучу.

– А как же…

– Обойдется! Так едем?

– Куда, Саня?

– В Ленинград, естественно. Антарктиду там формируют.

– Эй вы! – крикнул Сашка телогреочным личностям.– Постерегите ящики.

– Дождись. Деньги получишь,– не отрываясь от созерцания небесных высот, прохрипел один.

– Дарю! Ты и получишь. Идем!

– Циркач! – изумленно сказал ему вслед бич.

АНТАРКТИДА

Было раннее ленинградское утро. Они шли по совершенно пустынной улице. Прозвякал и прокатил мимо утренний, тоже пустой трамвай. Вдали показалась поливочная машина.

– Постоим,– сказал Вася Прозрачный.

Они закурили. Поливочная машина прокатила по улице, paзбрызгивая воду. Вася проводил ее взглядом.

– Не работал на такой. Наверное, в жару интересно.

Едешь и вроде бога выдаешь дождик.

– Ты что хитришь? – спросил Сашка.

– Знаешь, Саш. Ты иди один.

– Разумеется,– поспешно сказал Сашка.

…Они стояли у чугунной ограды. Сашка нервно прикурил, затянулся, бросил сигарету, посмотрел на часы.

– Вот что. Начальник экспедиции – человек занятой. Пойду прямо сейчас. Займу очередь. Буду первым.

– Капитально! Я – напротив,– Вася кивнул через улицу,– Буду там ждать.

Сашка прошел двор, нашел стеклянную вывеску. Потянул на себя тяжелую дверь.

Вахтер за столом поднял голову.

– К кому?

– В Антарктиду,– сказал Сашка.

– Второй этаж,– буркнул вахтер.

Сашка поднялся на второй этаж. Коридор был длинен и пуст. Одна дверь была приоткрыта. Сашка заглянул, прочел фамилию на двери. Вошел в приемную. Стол. Зачехленная машинка. Три стула. Напротив дверь кабинета. Сашка потрогал ее. Дверь открылась.

– Входите,– сказал мужской голос. Сашка вошел.

В увешанном картами кабинете сидел пожилой человек в летной кожаной куртке. Огромное окно раскрыто. Ветер шевелил занавески.

– Слушаю,– человек взглянул на Сашку.

Но Сашка, как завороженный, смотрел на то, чем человек занимался. Перед ним лежала толстая стопка листов географических карт, и он перекладывал листы, сверяя их номенклатуру.

– Желаете попасть в Антарктиду? – не отрываясь от карт, сказал человек за столом.

– Нет, не желаю. То есть желаю, но не могу.

Человек поднял голову и внимательно посмотрел на Сашку. Взгляд был усталый, но в глазах явно проглядывал интерес.

– А что же? Что привело вас сюда?

– Там, за окном, стоит парень, который видит во сне пингвинов. Между прочим, он вам просто необходим. Две руки, семь специальностей. Не считая побочных. Я географ и кое-что понимаю. Он действительно необходим в Антарктиде.

– Садитесь! – человек кивнул на стул.– Первый случай в моей практике, когда в вашем возрасте просят не за себя…

– Просить именно не за себя гораздо естественнее,– усмехнулся Сашка.

– Согласен. Но в чем все-таки дело?

И Сашка Ивакин второй раз вынужден был повторить свой неправдоподобный рассказ, где детство смешалось с прошлым веком, розовая чайка е горными лыжами и мечта о неоткрытых землях с угрожающей слепотой. Он старался рассказать все это сдержанно, отодвинуть себя и свои недуги на дальний план, а вперед выдвинуть странную судьбу Шаваносова и птицу, которая есть все-таки на самом деле.

– Завидую,– сказал начальник экспедиции.– Двадцать лет в Арктике, но я ее не видел. Изумительная все-таки птица. А с этим Шаваносоным разберитесь. Зайдите к деду Монякину. Он главный историограф Арктики. А эта записка для вашего друга. Его проверит… если все так, то, безусловно, возьмут.

Начальник встал. Посмотрел Сашке в глаза.

– А из вас, возможно, будет географ, Ивакин. Институт вы зря бросили. Но впрочем…

– Ладно,– без улыбки сказал Сашка.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА НИКОЛАЯ ШАВАНОСОВА

Любовь натолкнула меня на мысль о красоте, которая возвышает душу человека. Говорят, что Гете плакал перед прекрасной статуей Венеры Милосской.

Я думаю, что чем больше будет открыто в мире живой красоты, тем меньше останется в нем места для жестокостей и бед.

Такова общественная основа моего решения.

На фактический план меня натолкнуло чтение сочинений покойного академика Крашенинникова. Читая выполненное им с. величайшим тщанием описание природы и животного мира Камчатки, я вдруг подумал, что розовая чайка, будь она им Камчатке, не ускользнула бы от тщательного ума этого натуралиста.

Естественное любопытство привело меня к чтению отчетов экспедиции Беринга, Лаптевых, Прончищева, Ласиниуса, славного Миддендорфа.

Упоминаний о розовой чайке в их трудах я не встретил. Но перед взором моим развернулись необъятные пространства полярной России. Дальнейшие мои доводы должны быть поняты каждым: англичане встретили розовую чайку на восточных наших пределах, потомки норвежских викингов встречали ее на западных. Возможно ли в этом случае представить себе, чтобы эта птица миновала, оставила в стороне тысячеверстные земли между чукчами и Архангельском.

Изучение путешествий по русскому северу с времен Ермака до изысканий последних лет указывает с ясностью, что наименее известным местом в России является пространство между дикими реками Индигиркой и Колымой. Можно сказать, что это один из самых глухих мест в мире. Туда не забирались путешественники, не заходили миссионеры. О животном мире тех мест, о племенах и географии ничего не известно. Предполагается только, что там лежит огромная равнина, покрытая тундрой, озерами, по-видимому, лишенная леса.

А может быть, есть племена, которые молятся розовой птице. Я присоединился бы к их вере…

ПРОЩАНИЕ

Как ни крути, но пришел все-таки этот момент, и отодвинуть его уже невозможно. Скверик был мокрый, лавочки блестели под весенним дождем. Вася Прозрачный рассовывал по карманам бумажки, прятал глаза и говорил чепуху:

– Командировочное предписание – раз! Талон на спецодежду-два! С ума сойти – три теплых костюма. Письмо к главному механику – три. Капитально! Получается итог: снова Васька при деле.

– Антарктиде – привет,– сказал Сашка.

– Передам. Пожму лапу пингвину. А как же? Может, передумаешь?

– Не судьба.

– Насчет судьбы – это все разговоры больше. Ее гусеничным траком надо давить. Действовать на нее упорной силой. Что будешь делать, Саня? Как применять упорную силу?

– От Качуга вниз по Лене. Потом все время к востоку.

– Ты держись за людей. Не за всех, а которые наши ребята. Ребята везде есть… Эх, Санек, может, тебе неизвестно это: много ребят настоящих есть…

Сашка вынул из кармана пачку денег. Разделил пополам.

– Наши с тобой капиталы.

– Не пойдет,– твердо сказал Вася.– Прими как мой вклад. В получку кину перевод «Якутск, до востребования». Договорились? Или в другое место. Ты в клинике будешь?

– Наверное, в клинике. Давай к поезду. Пора.

Они стояли у чистеньких пригородных вагонов. Была середина дин, и перрон был почти пуст.

– Саш!– с усилием сказал Вася Прозрачный.– Если у тебя серьезное что… я слышал, глаза пересаживают. Ты не унывай. Васька тебе свой глаз даст. Будут ходить два корешка одноглазых. Один с Арктики, второй с Антарктики. Умора! Правда, умора, Сань.