Танки генерала Брусилова - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 6

Бергу, имевшему за плечами изрядный жизненный опыт не только в отсеках субмарин, но и в коридорах казенных заведений, сразу почуялась фальшь. После кризиса экономика России познала явление, кое в газетах именуется мудреным заграничным словом «рецессия». Ныне всем сложно. Вдобавок, таможенные пошлины низки – иностранные соперники давят. В мастерской продвигалась выделка одного грузового авто да стоял в ремонте разобранный французский экипаж «Де Дион-Бутон». Посему процветающей фирма Фрезе не выглядела никак.

Второй господин, присутствовавший в кабинете директора, то ли сотрудник, то ли завсегдатай, не пытался казаться успешным фабрикантом. Отрекомендованный как инженер-электрик Ипполит Владимирович Романов, он тут же был награжден неприязненным взглядом революционера за принадлежность к фамилии, неприятно напоминающей царскую. Его история оказалась обычной для многих российских изобретателей, которые не могли или не хотели пробивать свои идеи перед власть предержащими.

Он построил удачный экипаж на гальванической тяге, придумал электрический омнибус, который мог двигаться по улице, получая энергию не из аккумуляторов, а токосъемниками с подвесных проводов. Однако владельцы конки, трамваев и артель извозчиков единым строем стали на пути ненужного им новшества. Романов не нашел поддержки ни у городских властей, ни в правительственных кругах, не добился денежной поддержки. Отчаявшись пробить стену, перебивался разовыми заказами, занимаясь работой обычного инженера-электрика и совершенно оставив изобретательство.

Берг, добившийся успеха с подводными лодками благодаря грязным деньгам, полученным через того же «Малыша» Джона Рейнса, видел в Ипполите Владимировиче печальный вариант собственной биографии. Без сомнительного золота Конфедерации, вывезенного в гробу с полуразложившимся трупом, проект пароэлектрической субмарины, скорее всего, вытянул бы остатки денег из отцовского наследства и умер в пыльных архивах Адмиралтейства, похоронив заодно «души прекрасные порывы» самого Александра Маврикиевича. Может, на склоне лет и его очередь предоставить случай более молодому? Менделеев и Брилинг – способные молодые люди, но нет в них изобретательской одержимости. Одного желания мало, необходима страсть.

Хозяин фабрики, не слишком довольный понижением общего градуса настроения от рассказа Романова, напомнил о своем высокопоставленном брате – Александре Александровиче Фрезе, генерале от инфантерии.

– Господа! Ежели сможем представить ему действительный аппарат для поддержки солдат в наступлении, склонен весьма уповать на родственную поддержку. Только позволю себе несколько охладить пыл наших молодых коллег, – фабрикант кивнул в сторону Брилинга и Менделеева. – Основа любой конструкции, именуемая шасси, на первоначальном шаге постройки составляет главную сложность. К примеру, в уходящем году мы продали первые авто для пожаротушения, поставив водяной нагнетатель и бак на проверенное шасси грузовика. Простите за непоэтичный слог, куда труднее научить машину ездить, нежели стрелять. Ваш Блинов, как я понимаю, осилил единственный аппарат на гусеницах. Стало быть, опыта использования и производства нет ни малейшего. То же и про английский экипаж. Как вы полагаете, самоход без брони и оружие ценность имеет?

– Непременно, – живо откликнулся Брилинг. – Как трактор, тягач для тяжелых гаубиц.

– Откуда вы это словечко взяли – трактор? – недоверчиво вставил Романов. – Русских не нашлось?

– Блинов именовал гусеничную постройку «паровозом для полей» или что-то в этом роде. «Броненосный самоход» звучит замечательно, но ежели в английском или французском языке найдется емкое слово, как tractor, глупо его не заимствовать, прикрываясь посконным патриотизмом, – осадил электрика революционер.

Берг взял на заметку, что молодой германец склонен критиковать любые предложения от человека с «неудачной» царской фамилией. Эх, Макарова сюда, он бы враз навел порядок в команде. О нем рассказывали, что в Босфоре тот выбросил за борт матроса, шумевшего на борту подлодки с риском выдать ее положение туркам, а у Гохланда отправил на верную смерть команду минного заградителя, капитан которого ошибся с местом постановки мин. Отставной адмирал был гораздо мягче Степана Осиповича, из-за чего много раз терпел неприятности.

Фрезе также заметил избыточную враждебность Брилинга, хотя и не понял причины.

– Господа, предлагаю не ссориться, даже не приступив к работе. А для ее начала мне требуются рабочие чертежи шасси с учетом запаса прочности на бронирование. Ипполит Владимирович, вряд ли кто усомнится, что вы – самый подходящий глава для проектной группы, – на эти слова автозаводчика Берг кивнул, Романов склонил голову в знак согласия, Менделеев неопределенно пожал плечами, а карбонарий нахмурился. – Так что в добрый путь и с богом.

Не имея макаровского командного рыка, Александр Маврикиевич надавил на рублевый рычаг.

– Поскольку расходы на мне, то и последнее слово – тоже. Как заказчик и будущий владелец трактора и бронехода я назначаю довольствие господину Романову и его группе, по изготовлении аппаратов оплачиваю услуги автомобильной мастерской. Если кто не согласен, Николай Романович, дело ваше. Никто не неволит.

– То есть патенты вы оформите на свое имя, – мигом сориентировался Фрезе.

– Так точно, господа. У меня, знаете ли, дочки замужем, внуки подрастают. Надо и им кусочек хлебушка оставить. Ежели иные предложения есть, милости прошу, образуем товарищество. Как в старину говаривали – кумпанию. Но тогда и расходы поровну.

Коллеги дружно отказались. Так Александр Берг, отец русских подводных лодок, стал у колыбели русской сухопутной бронетехники, не зная, впрочем, появится ли в ней жизнеспособный младенец.

Глава третья

За декабрь 1904 года Романов, Менделеев-младший и Брилинг составили рабочие чертежи корпуса и ходовой части. Они собирались на дому, часами просиживали на Путиловском заводе, благо начальство, убедившись в отсутствии работ по «опасному» мотору Тринклера, не препятствовало.

Дважды наезжали на «рюмочку чая» к Бергу. Глядя на их потуги, адмирал насоветовал попервости не спешить с двигателем внутреннего сгорания. Для опытов с шасси, когда экономичность силового аппарата и удобство пользования особого значения не имеет, запросто сойдет паровой поршневой агрегат от малых катеров. Он реверсируется без труда, хорошо в выделке освоен. Тут же последовал заказ на подобную двухцилиндровую машину в сто индикаторных сил, а Романов сотоварищи принялся за трансмиссию от нее на ведущие колеса. Кипучую деятельность свернули на Рождество, за которым последовал злосчастный январь 1905 года, запомнившийся стране Кровавым воскресеньем.

Василий Менделеев, часто бывая на Путиловском, отмахивался от агитационных брошюрок с цветастым призывом «В борьбе обретешь ты право свое», которые ему пытался всучить Николай[2]. Однако не удержался и послушал говорунов, собирающих толпы рабочих после смены.

Самодеятельные цицероны казались вполне убедительными. Они приводили в образец рабочее движение на Западе, где эксплуатируемые пролетарии добились сокращения рабочего дня и повышения зарплат. Затем гневно рассказывали о тяжкой доле питерских трудящихся и жирующих капиталистах. Далее следовали вариации, зависящие от партийной принадлежности говорунов. В основном звучали призывы к всеобщей стачке с экономическими требованиями. Друзья Брилинга – эсеры – давили на крестьянское происхождение большинства заводчан и подбивали их к восстанию к целью конфискации помещичьих земель и передачи их тем, кто способен их обрабатывать. Наконец социал-демократы пугали зловеще-спиритическим утверждением «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма» и вопили: долой самодержавие.

Как человек образованный и разные газеты почитывавший да выросший в семье самого выдающегося экономиста современности Василий понимал, что причины бед совсем в другом. Русская экономика, завязанная на непроизводительное экстенсивное земледелие, понемногу проигрывает в соперничестве с промышленным Западом. Не имея достаточно средств, царское правительство изворачивается, как может, чтобы свести концы с концами. Повальное спаивание населения ради изъятия последнего гроша в акцизный налог – великий грех, который Романовым до седьмого колена не отмолить ни перед богом, ни перед народом.