Клад под могильной плитой - Влодавец Леонид Игоревич - Страница 9

Сережкин папа на румпель посадил маму, сам сел спереди, а Сережку поместил посередине. Поэтому у них получалось получше, чем у дяди Вити и его семейства. Конечно, работать веслами в воде — это совсем не то, что махать ими по воздуху, как это делали папа с Сережкой, тренируясь в московской квартире. Вода ведь намного плотнее воздуха и сильнее сопротивляется лопасти весла, да и поднять весло из воды потруднее, чем из воздуха. Но все же, поскольку папа старался орудовать веслом помедленнее, Сережка постепенно приноровился к его темпу. Кроме того, сидевшая сзади мама, подавала команды: «Ра-а-з… Два! Ра-а-з… Два!» На счет «раз» папа с Сережкой делали гребок, а на счет «два» поднимали весла из воды. Конечно, байдарка нет-нет да и рыскала, но мама твердо выдерживала курс.

Что творилось с двумя остальными лодками, Сережка не видел, потому что весь сосредоточился на своем весле и назад не оборачивался. Он только слышал, как вода бурлит под веслами и журчит под днищем. На берега он тоже не успевал поглядывать, потому что опасался не уследить за папиными движениями и сбиться с маминого счета. Поэтому осмотреться как следует он сумел только тогда, когда «адмирал» дядя Толя остановился на том самом месте, дальше которого он никогда не уплывал по Старице. «Старая черепаха» дождалась, пока подойдут остальные четыре байдарки, а затем дядя Толя начал проводить «военный совет».

С обоих берегов Старица заросла густыми и высокими камышами, между которыми светлела узкая полоска воды метра три шириной. Дальше, за камышовыми зарослями, довольно далеко от реки просматривались холмы, поросшие лесом, а что находится между камышами и лесом, разглядеть было невозможно.

Там, где остановились лодки, оказалось нечто вроде маленького водного перекрестка, к которому с разных сторон подходили четыре протоки. По одной из этих проток к «перекрестку» подошли байдарки, а вот по какой плыть дальше, надо было выбирать.

Прямо как в сказке про Илью Муромца, — заметил дядя Витя. — «Направо поедешь — богатому быть, налево поедешь — женатому быть…»

Поэтому налево, Витенька, — сделав грозное лицо, произнесла тетя Клава, — нам ехать совершенно не нужно. Вы уже все женаты.

Илья Муромец, между прочим, всегда ездил прямо, — сурово сказал дядя Олег, — туда, где «убитому быть». И всегда побеждал!

— Ты у меня тоже, — грустно вздохнула тетя Нина, — все время ездил туда, «где убитому быть». Побед, правда, особых не было, но хорошо, что хоть живой вернулся.

А давайте направо поедем?! — предложил дядя Коля. — То есть туда, «где богатому быть». Может, найдем разбойничий клад?!

Вообще-то, — усмехнулся дядя Толя, — здесь никакого камня с надписью нет. Так что, где тут «богатому быть», а «где женатому», вовсе неизвестно. Тем более очень возможно, что метрах в двухстах отсюда все эти протоки опять в одну сходятся.

Толя, — подал голос Сережкин папа, — а что, никакой карты ты с собой не взял?

Карта у меня есть, Ваня, но на ней протоки толком не отмечены. Потому что они часто меняются. Одни зарастают, другие возникают. Нанесет в половодье ила, вырастет на нем камыш, вот протока и исчезла. А в другом месте то же половодье смоет и камыши, и ил — вот тебе и новая протока.

Но ведь общее направление течения, наверно, не меняется?

В общем, да. Только вот от тех холмов до этих, — дядя Толя показал пальцем вправо и влево, — почти пять километров, и вся эта долина заболочена. Протоки по ней извиваются, как змеи, все время направление меняют, разделяются и снова сходятся. Допустим, повернешь ты сейчас налево, проплывешь метров пятьсот на запад, а Потом протока свернет на север. Ты еще километр проплывешь, и окажется, что протока на восток тянется. А потом ее на юг завернет, и ты, промаявшись больше часа, выплывешь на вот эту же, среднюю протоку всего в нескольких десятках метров отсюда. То есть там, где при правильном выборе пути оказался бы всего через пару минут.

Интересно, — озабоченно сказала тетя Клава, — а где же мы сегодня ночевать будем, если тут кругом болота? В камышах, как мне кажется, палатки не поставишь и костер не разожжешь.

В принципе, — ответил дядя Толя, — в десяти километрах отсюда, ниже по течению, на Старице есть большой остров, который река обтекает с двух сторон. Этот остров — довольно высокий холм, там лес растет и даже берега не заболочены. Вот туда нам и надо добраться до темноты. Хоть у нас сейчас ночи еще светлые, почти что белые, но все-таки ночевать в байдарках я бы не стал.

— Значит, все-таки главное направление — вниз по течению, то есть на север! — воскликнул Сережкин папа. — Компасы, по-моему, у всех нас есть. Куда бы ни текли протоки, надо поворачивать туда, куда стрелка компаса показывает.

— Вот тут ты не прав, Джон! — вздохнул дядя Толя. — Компас на здешних болотах — помощник плохой. Потому что в болотах этих много железа лежит. Так называемая болотная руда. В древности ее даже добывали из болот и железо из нее ковали. Конечно, это не очень богатая руда, но лежит недалеко от поверхности, а потому вполне может с компасом шутки шутить.

. — Короче, Крокодил, — сказал дядя Олег. — Ты у нас кто, адмирал или нянька? Если ты адмирал, то должен принять решение и отдать боевой приказ: «Эскадре двигаться по центральной протоке…» Или, допустим, по правой. А мы, все твои подчиненные, должны этот приказ выполнять точно и быстро.

Билл, — поморщился дядя Толя, — я человек сугубо штатский. Игра игрой, но если нам придется до утра по этим протокам плутать, получится суровая правда жизни. Поэтому лучше, если мы какое-нибудь согласованное решение примем. Чтоб потом никто не обижался и не ругался: мол, «адмирал»-самодур нас завел в болото, поехали обратно!

Так, хорошо, — невозмутимо произнес дядя Олег. — Давайте тогда по-демократически, как в Госдуме. Сколько нас? Шестнадцать человек. А проток — три. Стало быть, такого расклада, что будет поровну за все три протоки, быть не может.

Если за какую-то одну наберем большинство голосов, то, значит, пойдем именно по этой.

Интересно! — возмутилась Сережкина мама. — Это что же за демократия такая? Запросто может получиться, что за правую и левую протоки по пять человек проголосуют, а за центральную — шесть. Тогда получится, что эти шесть человек навяжут свое решение десяти? Нет, нужно, чтоб за решение абсолютное большинство проголосовало. То есть минимум девять против семи.

А проток-то три, — напомнил дядя Олег. — Если, допустим, восемь проголосуют за центральную, семь за правую и всего один за левую — то абсолютного большинства не получится.

Тогда надо, как на президентских выборах, второй тур голосования провести, — объявила мама, — отбросить ту протоку, которая меньше всего голосов набрала и голосовать только за две.

Но ведь кто-то может воздержаться, — робко произнес Сережкин папа.

— Воздержавшихся быть не должно! — грозно сказала мама.

Да, — вздохнул папа, и фальшиво пропел кусочек из какой-то совершенно не знакомой Сережке песни:

Не расстанусь с комсомолом,

Буду вечно молодым!

Сережка хотел спросить, что такое «комсомол». Что такое «парацетамол», он знал, ему этим лекарством температуру сбивали. Может, это что-то вроде «виагры», про которую в рекламе говорилось, будто она «дает вечную молодость»? Правда, когда Сережка поинтересовался, что это за препарат, папа как-то замялся, а мама заявила: «Вот когда вырастешь и начнешь стариться, тогда и узнаешь. А сейчас ты и так молодой, зачем тебе вечная молодость?» Сережка счел этот довод резонным. Ладно, про «виагру» не рассказали, может, про комсомол расскажут?! Но выяснить он не успел, потому что мама уже громко провозгласила:

— Кто за то, чтоб пойти левой протокой, прошу поднять руки!

Поднял руку один Степа. Сережка про себя подумал, что он это сделал потому, что поверил, будто «налево поедешь — женатому быть».

— Один «за», пятнадцать «против», — быстро сосчитала мама. — Кто за то, чтоб пойти центральной протокой?