Клад под могильной плитой - Влодавец Леонид Игоревич - Страница 5

Наконец, даже Таська с Татаськой, девчонки казалось бы, а так волокут в автомобилях, что диву даешься! Сережка и трети того не знает про все эти подвески, сцепления, зажигания, карбюраторы. И за баранкой ни разу не сидел, потому что у них никогда своей машины не было. А эти толстушки могут сами завести машину и поехать. Правда, не в городе или по большой трассе, но где-нибудь на проселке — запросто. Это потому, что настоящие водительские права несовершеннолетним выдавать нельзя. А вырастут и будут вовсю гонять на своих личных машинах.

Короче, все дети папиных друзей от своих пап что-то полезное переняли. А он, Сережка, ничему такому нужному от папы не научился. Хотя вообще-то прекрасно понимал, что папа у него — настоящий ученый и отличный врач, который лечит людям сердца. Это вам не ухо-горло-нос! Очень много людей, как утверждала мама, на папу молятся и свечки ставят о здравии. Но при всем этом Сережка в его делах ничегошеньки не понимал. И хотя Сережке доводилось краем уха слышать всякие мудреные слова, типа «миокардит», «перикард», «митральный клапан» и даже «аорто-коронарное шунтирование», он абсолютно не представлял себе, что они значат. И был убежден, что уж кем-кем, а кардиологом он никогда не станет. Вовсе не потому, что это плохая или неинтересная профессия, а потому, что считал себя слишком тупым, чтоб в ней что-то понять. Эх, если бы папа сумел ему хоть что-нибудь объяснить, только как-нибудь попроще!

А знакомство с дяди Толиным домом и его семейством еще больше Сережку расстроило. Казалось бы, чему завидовать: живут далеко от Москвы и даже от своего областного центра, телевизор только ОРТ и РТР показывает, да и те плохо видно. В магазин, в школу, в клуб надо на машине ездить, а зимой, когда дорогу заметает, бульдозер нанимать, чтоб снег расчистили, или ехать на стареньком снегоходе «Буран». А если мороз за сорок — и вовсе не сладко! Надо шерстяную шлем-маску надевать, как у террориста, чтоб уши и нос не отмерзли, когда едешь. А дорога — кругом лес. а в лесу волки стаями шляются. Иногда к самой деревне подходят и воют. Был даже случай, когда медведь-шатун поблизости прогуливался. А это вовсе не добрый мишка, а очень даже страшный и опасный зверь. Потому что медведям, как известно, положено зимой в берлоге спать и лапу сосать. Так что если кто-то его зимой разбудит, когда в лесу ничего вкусного нет, он готов кого угодно сожрать. Даже человека. Но даже летом и даже тогда, когда стоит такая жаркая и солнечная погода, тут все-таки очень скучно. По соседству только две старые бабуси*, которые жутко рады, если к ним раз в год кто-то из родни приезжает.

А вот поди ж ты: дядя Толя сумел себе тут сказочный терем построить, живет, творит и бабушкам помогает. Потому что у него золотые руки и доброе сердце. И тетя Катя с Зоей от него не отстают, тоже своими руками создают себе красивую жизнь. А смогли бы здесь жить папа с мамой и Сережка? Нет! Даже не потому, что тут нет кардиологического центра, а потому что у них нет таких рук, как у дяди Толи, тети Кати или Зои. Папа вон даже дырку в бетонной стене, чтоб карниз повесить, как следует просверлить не может. А куда уж ему целый дом построить, да еще украсить его так, как это дядя Толя сделал! У мамы тоже с рукоделием плохо. Те же шторы, например, взялась подшивать на машинке — и получилось криво. Тут они бы небось совсем пропали. И он, Сережка, тоже пропал бы, потому что ничего руками делать не умеет.

От грустных мыслей Сережку спасли ужасно вкусные, испеченные тетей Катей в русской печке пирожки с луком и яйцами, с кислой капустой, с черникой прошлогоднего сбора и с мелкими-мелкими рыбками, типа кильки (эти пирожки поместному назывались «меевниками»). А тут еще Зоя напомнила дяде Толе:

Пап, ты же обещал рассказать им про то, что нам бабушка Марья рассказывала!

А почему бы тебе самой не рассказать? — улыбнулся дядя Толя.

Ну, у тебя лучше получится, — протянула Зоя. — Мне так не рассказать.

Да я, знаешь ли, боюсь, вдруг наши гости напугаются и обратно в Москву укатят! — хмыкнул дядя Толя. — Такая ужасная история…

А по-моему, — заметила тетя Таня, — ужасней того, что у нас в Москве наяву творится, ничего быть не может. То бандиты в кого-то стреляют, то террористы целые дома с людьми взрывают, на свалках то ртуть находят, то радиацию какую-нибудь, в больницах не то лечат, не то калечат — уж извини, Ваня, к тебе это не относится…

Да чего там извиняться, — печально вздохнул Сережкин папа, — уж я-то знаю, как у нас со здравоохранением… Мне еще повезло, в центре работаю. А в райбольницах даже на простые кардиографы денег нет.

Так что рассказывай, Толя, спокойно, — усмехнулся дядя Олег, — нас ничем не напугаешь.

Хорошо, — прищурился дядя Толя. — Тогда «слушайте и не говорите, что не слышали»! Помните, как в «Ходже Насреддине»?

— Помним, помним! — закивали все, даже те, кто, как Сережка, например, про Ходжу Насреддина не читал.

В общем, точной даты событий бабушка Марья не знает, так что будем говорить, как в обычной сказке: «Давным-давно…» Итак, давным-давно, в наших местах на Старице стояли три села. Как их называли, Марья точно не помнит, а на старинном чертеже только домики какие-то нарисованы, без названий. Потому что села эти были не простые, а разбойничьи…

Уже интересно! — воскликнул дядя Витя.

В те времена по Старице пролегал путь дальше, на север, по нему купцы ездили аж до Ледовитого океана. Летом на стругах — это такое речное судно было, а зимой тоже по рекам, но на санях, дорог-то через леса никаких не было. Ездили они, конечно, за мехами, за моржовой и мамонтовой костью, за рыбой, солью, даже за жемчугом.

Ты не перепутал? — усмехнулся Сережкин папа. — По-моему, они к Ледовитому океану ездили, а не в Карибское море или в Персидский залив…

Ничего не перепутал, — уверенно сказал дядя Толя, — здесь в старину в речных ракушках было полным-полно жемчуга. Не такой крупный, как в Индийском или Атлантическом океане, и ценился речной жемчуг не так дорого. Доставался он намного дешевле, чем океанский, потому и прибыль была немалая.

Давайте не будем его перебивать, — предложила тетя Клава, — а то так все впечатление теряется.

Так вот, — продолжил дядя Толя, — разбойники эти были очень хитрые и коварные. Если одинокое купеческое судно с грузом шло — или по зиме небольшой обоз, — то они без разговоров нападали, всех убивали, а товар захватывали. Но если целый караван или обоз в несколько десятков саней двигался, а купцы с собой большую вооруженную охрану везли, разбойники поступали иначе. Когда купцы ехали за товаром, они их не трогали, даже встречали хлебом-солью, кормили-поили и в бане парили. Когда же купцы ехали обратно, то их «старые знакомые» встречали вроде бы хорошо, только подсыпали им в питье отраву и умертвляли, а потом тайно хоронили в глухом лесу.

Но разбойники убивали не всех купцов. Находились среди них злодеи и жаднюги, которые договаривались с разбойниками, покупали у них награбленное добро за полцены — разбойникам-то оно даром доставалось! — и везли продавать в города, наживаясь на чужой беде. Эти купцы намекали другим, что, мол, если хочешь благополучно доехать и домой вернуться, то бери с собой три мешка золота или девять мешков серебра — в каждом разбойничьем селе платить дань, откупаться.

Прямо как рэкетиры! — вырвалось у Сережки, и папа на него посмотрел укоризненно: мол, условились же рассказчика не перебивать!

Да, похоже! — кивнул дядя Толя и продолжал:

Купцы, конечно, чтоб жизни свои спасти и товар уберечь, стали платить дань, и потекло злато-серебро к разбойникам ни за что ни про что. Набралось аж сорок сундуков по сорок пудов в каждом!

Ух, ты! Это ж сколько на доллары будет?! — с усмешкой произнес Степа, и стало ясно, что он всю эту историю воспринимает как детскую сказку.

В те времена, — улыбнулся дядя Толя, — доллар еще и в проекте не числился.

Ох уж эта молодежь! — проворчала Сережкина мама. — Все на доллары меряет…