Чарлз-стрит 44 - Стил Даниэла - Страница 57

Ровно в половине седьмого Франческа вышла в гостиную, одетая в черное коктейльное платье, которое выглядело довольно скромно, но было дополнено чересчур высокими шпильками и броской сумочкой в блестящих стразах — подарком, который мать привезла ей из Парижа. Волосы Франческа собрала в узел, решив, что такая прическа подойдет к случаю. Мать Криса переоделась в простое черное платье с высоким воротом и длинными рукавами, на котором выделялась ее неизменная нитка жемчуга — Франческа уже подозревала, что с этим ожерельем она не расстается даже в постели. Ей вдруг представилась встреча двух матерей, ее и Криса, и она чуть не поперхнулась.

— Как вы познакомились с Крисом? — спросила его мать за коктейлем. Франческа понятия не имела, что ответить. «Он живет в моем доме» — пожалуй, не стоит. «Я хозяйка дома, в котором он снимает квартиру… я держу пансион… в церкви»? Верный ответ не находился. Крис предупредил, чтобы она не говорила, что в доме на Чарлз-стрит они живут вместе.

— Нас познакомили друзья, — вмешался Крис, прислушавшийся к их разговору. Франческа благодарно улыбнулась. Она постоянно боялась сказать или сделать что-нибудь не то.

Отец Криса поинтересовался, чем занимается ее отец, и она объяснила, что Генри художник, упомянула его фамилию, сумела произвести впечатление и наконец вздохнула с облегчением. Сообщение о том, что ее мать проводит Рождество в Гштаде, вызвало легкий шок, а поездка отца в Сан-Вэлли никого не удивила: это место все знали и любили. Но лыжный курорт в Европе был для матери Криса чем-то вроде Содома и Гоморры.

— Вынести ужины в этой семье может лишь тот, кто пьет без передышки и постоянно улыбается, — шепнул Франческе один из двоюродных братьев Криса, и она рассмеялась. Совет показался ей ценным, но последовать ему она не решилась. Вопросы сыпались один за другим, в том числе каверзные, и чтобы ответить на них, следовало оставаться трезвой. Родные Криса пожелали узнать, где она выросла, в какой школе училась, отправляли ли ее в закрытую школу, не была ли она замужем, есть ли у нее дети, где она обычно проводит лето. Отпуск в Мэне был воспринят благосклонно, работа в галерее — с сомнением, но поскольку уже выяснилось, что ее отец художник, этот промах ей простили. Время от времени к Франческе обращались сестра и брат Криса. Когда ужин завершился, Франческа чувствовала себя так, будто всю ночь играла в теннис. Забежав к себе в комнату перед уходом в церковь, она устало рухнула на кровать. К таким трудностям она оказалась не готова, ей пришлось гораздо тяжелее, чем она предполагала. Особенно в разговорах с матерью Криса. Думая о том, что сейчас придется выйти и эти разговоры возобновятся, Франческа чуть не лишилась чувств. Ей вдруг стало страшно: если она выйдет за Криса замуж, придется изворачиваться каждые праздники, лишь бы избежать встречи с его родными. А о том, чтобы собрать обе семьи под одной крышей хотя бы на свадьбу, и речи быть не могло. Только Эйвери смогла бы выдержать это испытание. Отец Франчески с его пренебрежением к условностям вряд ли вписался бы в эту компанию: он не учился в Гарварде, ненавидел спорт, совершенно не разбирался в футболе. А уж о том, чтобы представить этому сборищу консерваторов Талию, и думать не стоило. Слишком уж эти люди порядочны, высоконравственны и набожны. Чего стоит только их увлечение спортом! Вдобавок они преуспевают и занимают высокое положение в обществе. И среди них нет ни одного бунтаря, кроме Криса. Только эти люди способны счесть его отступником.

Заглянув к ней перед уходом в церковь, Крис увидел, как безвольно она вытянулась на постели, словно только что пробежала марафонскую дистанцию, и рассмеялся. Вокруг лежал десяток подготовленных нарядов, а Франческа не знала, какой выбрать.

— Развлекаешься? — пошутил он. — Не обижайся на маму. Заслужить у нее похвалу так же трудно, как проплыть между Сциллой и Харибдой, или кто там теперь сторожит врата ада. Но если ты выдержишь экзамен и она примет тебя, считай, что твои беды позади. Впредь от тебя потребуется только являться к столу вовремя и не раздражать маму.

— Она твоя мать. Я боюсь ненароком оскорбить ее. — Франческа даже не надеялась когда-нибудь заслужить одобрение этой женщины.

— Задавать столько личных вопросов невежливо. Это ей стоило бы побеспокоиться о том, как бы ты не обиделась. Начни платить ей той же монетой: спроси, в какой школе она училась. Такие вопросы она обожает. Она закончила Вассар, когда он еще был исключительно женским учебным заведением, и страшно этим гордится.

И вправду, начать беседу таким способом было бы проще простого.

— Никогда в жизни не бывала в церкви дважды за один день, — с отчаянием призналась Франческа. — Боюсь, как бы Господь не возмутился, не выставил меня вон и не поразил заодно молниями всех собравшихся.

Крис рассмеялся, благодарный ей за терпение.

— Ничего, эти муки зачтутся тебе на небесах, — пообещал он и помог ей встать. — Кстати, о муках: не хочется тебя расстраивать, но нам уже пора в церковь.

Ко всенощной отправилось человек двадцать. Франческа не помнила всех имен и степени родства, разве что обратила внимание, что с братом и сестрой Криса у нее нет ничего общего. Мысленно она называла всех этих людей общей фамилией — Харли. Единственным, кто выделялся среди них, был Крис. Франческа уже почти сердилась за то, что он притащил ее сюда. Впрочем, торчать одной в Нью-Йорке было бы совсем тоскливо. Поэтому она и плелась в церковь уже во второй раз за сегодняшний день. Отец посмеялся бы над ней, даже мать не упустила бы возможности пошутить. Талия давным-давно не бывала в церкви даже на собственных свадьбах.

Во время проповеди Франческа чуть не задремала. После возвращения домой все, к счастью, сразу разошлись по спальням. Полиция нравов в лице матери Криса пожелала всем спокойной ночи и счастливого Рождества, делая акцент на втором слове и почти проглатывая первое. Франческа заметила, что никто не стал целоваться, только отцы и сыновья обменялись рукопожатиями. Обниматься в этой семье вообще было не принято.

Спустя полчаса Крис прокрался в комнату Франчески. В свои тридцать пять лет она вдруг почувствовала себя четырнадцатилетним непутевым подростком и теперь боялась, что ее отправят в школу для трудных детей или сразу в тюрьму.

— Счастливого Рождества, детка, — сказал Крис, поцеловал ее и достал из кармана коробочку — длинную и плоскую, от Тиффани. Открыв ее, Франческа увидела золотой браслет с подвесками-сердечками. Крис сам застегнул его на запястье Франчески и поцеловал ее. Она вручила ему приготовленный в подарок серый кашемировый шарф, которым Крис остался доволен.

Вспомнив, что провести в гостях ей осталось всего два дня, Франческа вздохнула с облегчением. Впрочем, пережить следующий день оказалось проще — наступило Рождество с обменом подарками и роскошным угощением. Большой стол накрыли на тридцать персон, детей опять усадили отдельно, в холле, девочек нарядили в бархатные платьица. К счастью, Франческе не пришлось участвовать в общей игре в мяч на заснеженной лужайке возле дома, да и то лишь потому, что играли в него только мужчины. А потом все пили горячий пунш, рассевшись у камина. Мать Криса играла в бридж с мужем, дочерью и одной из племянниц. Крис сидел у камина рядом с Франческой, Йен играл где-то наверху с остальными детьми. К полуночи Франческа вернулась к себе в комнату, Крис сопровождал ее. Осталось выдержать всего один день, и можно уезжать. Франческа уже считала часы.

— Тебе было весело?

— Да, — солгала она, — но я все время боялась сделать что-нибудь не то. И чувствовала себя ребенком. — Последнее было правдой.

— Просто не обращай на них внимания. Они держатся так, будто создали этот мир, но ведь это неправда. Вот почему я бываю у родителей всего два раза в год. На Виньярде проще: там все расслабляются. — Крис прекрасно понимал, что его родные кого угодно могут свести с ума. Они стремились к совершенству во всем, чем занимались, и ожидали того же от окружающих, мало того, требовали подчинения своим правилам. Крис давно уже не старался подстроиться к родным, но и спорить с ними не желал — просто жил так, как считал нужным. Однако ему нравилось приезжать к родителям на Рождество, нравилось соблюдать традиции, и он был благодарен Франческе за то, что она согласилась сопровождать его. Он понимал, как ей трудно находиться под постоянным придирчивым наблюдением. Крис признавал, что его семья существует в искусственном мирке, где все одинаковы, словно печенье, вырезанное одной и той же формочкой. А Франческа явилась из мира, где никто не желал умещаться в одну форму на всех — и ее мать, и отец были своеобразными людьми: одна поражала избалованностью и капризами, другой был артистичен и эксцентричен. Но и Франческа, и Крис жили так, как хотели сами, независимо от родительских привычек и идеалов.