Тринадцатая редакция. Найти и исполнить - Лукас Ольга - Страница 53

– Так это же хорошо, – задумчиво сказала Наташа. – Больше рекламы – больше толку. Разве нет?

– Нет! То есть да, но не так, не так! Они нам знаешь, что прислали? Старьё! Ну, смотри, смотри, зачем рекламировать осеннюю коллекцию, когда все готовятся к весне и только о ней и думают? Это всё, – на этот раз Лёва ударил коробку кулаком, – уже неактуально! Макулатура! Вчерашний день!

– Ой, – сказала Наташа. – Кажется, я поняла. Это, значит, их два дня назад привезли, вместе с книгами, да?

– Ну да. А сегодня я получаю письмо от директора по маркетингу – мол, ну как, пригодятся ли вам эти материалы? Мы ещё позапрошлогодних вам прислать можем, если вы им найдёте применение. Причём никакого глума, сплошное доброжелательное любопытство. Ну мало ли, может, мы тут дикие все. Ходим в шкурах белых медведей, сидим на поребриках на кортках, грызём семки, пьём водку вёдрами под звуки балалайки, сырой корюшкой закусываем, книги начинаем рекламировать через полгода после того, как они попали на прилавки магазинов. Всякое бывает. Одно ведь дело – столица, Москва, а другое – мы.

Наташа смотрела на разъярённого Лёву и даже немножко им любовалась. Тем более что от этого маленького смертоносного торнадо её отделяла прочная и надёжная конторка, а ещё шеф, уходя, не запер дверь в свой кабинет – если очень попросить, она защитит. Но Лёва уже почти успокоился. Со стороны это, конечно, не было заметно – когда человек громко ругается, размахивает кулаками, подпрыгивает на месте и пинает ногами коробки, сложно догадаться, что он почти успокоился, но Наташа знала его не первый день. Единственное, что могло снова вывести его из себя, – это неожиданное появление на поле боя Константина Петровича. Наташа попыталась вспомнить всё, чему её учили, закрыла глаза и представила себе коммерческого директора. Потом – дверь в приёмную. Потом попыталась совместить две эти картинки так, чтобы коммерческому директору очень не хотелось открывать дверь в приёмную и пытаться выяснить, что там происходит.

Разумеется, уже через секунду Цианид был на месте трагедии. Когда у делового человека в голове настойчиво пульсирует мысль: «Не ходи в приёмную! Не ходи в приёмную!» – а ему туда, собственно, и не надо, – он нарочно отрывается от работы, встаёт с места и идёт в эту самую приёмную – проверить, что же стряслось.

– Так, а что тут такое происходит? – поинтересовался деловой человек, широко распахивая дверь из коридора. Поразившись широте жеста (несвойственной скупому коммерческому директору): дверь так и осталась стоять раскрытой настежь. Где-то за углом нервно мигнула несколько раз и погасла самая восприимчивая лампочка. Ну ничего, Виталик заявится – и она опять оживёт, сто раз уже такое бывало.

– Вот кто мне нужен! – зарычал Лёва и сделал несколько кошачьих прыжков по направлению к Константину Петровичу.

– По какому поводу танцы народностей? А что это тут за коробки такие? – брюзгливо спросил он. Бедняга ещё ничего не понял. Зато Наташа поняла всё и на всякий случай спряталась за свой конторкой, прикрыла голову учебником и постаралась не дышать.

– А это – твоя… экономия, вот что это такое! – заорал Лёва. От ярости он даже не мог толком выругаться, прыгал на месте и размахивал кулаками. – Остатки! Старьё! Которое в прошлом веке напечатали!!!

– Думаю, ты преувеличиваешь насчёт прошлого века, – сразу сориентировался в ситуации Константин Петрович. – А задержки с доставкой – это неизбежность, с которой, увы, надо считаться. Зато экономия, которая…

– Офигенная экономия! – Лёва совершил ещё несколько прыжков и оказался совсем близко от противника. – Пойди об этом Гусевым скажи! Скажи, скажи им, что рекламных материалов мы не имеем из соображений экономии!

– Да-да, что-то они мне об этом говорили, я даже посчитал, что мы не дополучаем в месяц… Но это же катастрофа! – Константин Петрович посмотрел на растерзанные коробки, потом на Лёву, месящего кулаками воздух, что-то прикинул в уме, потом решительно снял очки и коротко сказал:

– Чего? – ещё выше подпрыгнул Лёва.

– Ну, ты же хочешь меня побить, правильно я понимаю? Я бы и сам себе врезал. Такие убытки, такие убытки, и всё из-за меня! А к Галине с Мариной я не пойду, будет хуже. Так что давай мы с тобой разберёмся окончательно и всё забудем. Тебе достаточно будет ударить меня один раз или надо больше? Если надо – то бей, только не переусердствуй. Я на выходных к родителям собираюсь. Возникнут вопросы.

– Какая ты, Костя, всё-таки сволочь, – уныло пробормотал Лёва. – Избиение младенцев – это такой отстой! Ты бы хоть защищался, что ли!

– Не вопрос, – легко согласился Цианид и выставил защиту.

– Да пошёл ты знаешь куда??? – снова разозлился Лёва. – Всё, считай, что мы разобрались и забыли! Только доверяй мне всё же, хоть иногда. И деньги будут целее, и рожа твоя мерзкая самодовольная – тоже.

– Вот насчёт внешности я бы попросил поаккуратнее! – строго предупредил Константин Петрович, водворяя очки на место. – Это уже грубое нарушение корпоративной этики!

– А если бы я тебе нос сломал или челюсть свернул – было бы нежное, что ли? – удивился Лёва.

– Это было бы вообще за её пределами. Так можно, если ситуация того требует. Ну что ж, а если она не требует… скажем, моего здесь присутствия… то я, пожалуй, пойду. Со следующей недели будем печатать всё, что скажешь, на месте. Идёт?

– Идёт, – мрачно ответил Лёва и присел на ближайшую коробку. Коробка, которую перед этим долго пинали, естественно, треснула по шву и развалилась, и Лёва упал на пол, на кучу календариков, закладок и скидочных купонов. «Вот так и буду здесь лежать, пока не умру!» – мстительно подумал он и тут же снова в ярости вскочил на ноги: он, значит, умрёт тут из-за них, лёжа на грязном полу, а они даже пальцем не пошевелят для того, чтобы спасти столь ценного сотрудника?

– Лёвушка, милый, а не сходишь ли ты за водой? – ласково окликнула его Наташа.

Когда в кулере заканчивается вода, Наташа всегда просит Лёву принести из подвала очередной баллон. Однажды он спросил – за какие, дескать, заслуги, ты привлекаешь к этому безумно интеллектуальному занятию именно меня? Очень сурово спросил. «Разве ты не знаешь, что на сердитых воду возят?» – не моргнув глазом, спросила Наташа. С тех пор Лёва дисциплинированно таскает воду по первому её требованию и вопросов больше не задаёт. Вот и на этот раз он покорно поплёлся вниз по лестнице.

Стоило этому деструктивному элементу покинуть поле боя, как Наташа, выглянув на всякий случай в коридор и убедившись в том, что никто вот прямо сейчас в приёмную не завалится, сконцентрировалась, произнесла нужное словосочетание (очень заковыристое), и все коробки с листовками тут же исчезли. Превратились в небольшой садик в соседнем квартале. Летом Наташа обязательно сходит на него посмотреть: интересно же, какие кусты получаются из устаревшей рекламы!

Едва только попав в обучение к Ингвару Эрикссону, Анна-Лиза начала мечтать о том, как она вырвется из-под его опеки на волю и станет самостоятельным шемобором. Но стоило получить ту самую вожделенную свободу, как ей немедленно захотелось обратно. Эх, если бы можно было всё повторить с начала – она бы уже так не сглупила. Притворилась бы, что недопоняла, не до конца изучила шемоборские приёмчики, и вообще – боится одна оказаться в большом страшном городе, полном незнакомых людей. Не прогнал бы он её, верно? Так годика три, глядишь, можно было накинуть. А то и все шесть. Могла бы она до сих пор у него учиться? Да запросто. Ведь если бы она всегда была рядом с ним, то учитель до сих пор был бы жив. Торчал бы, наплевав на правила, гласящие, что шемобору не следует долго находиться на одном месте, в своей тщательно законспирированной квартире в Стокгольме, сбегал бы на пару недель на север отдохнуть от людей и половить рыбу, а потом непременно возвращался бы обратно и рассказывал ей о том, что он увидел и что придумал.

Димсу, который несколько раз мотался на какие-то там профсоюзные шемоборские слёты (и зачем бы они были нужны?), рассказывал, что далеко не всем так повезло с учителями. Некоторые новички практически в рабство к своим наставникам попадают: одежду им стирают, обувь чистят, готовят – да мало ли, что можно придумать. А если учитель привык путешествовать и не собирается менять привычку ради какого-то там несмышлёныша, свалившегося ему на голову, то ученик – коли он не накопил достаточно денег на то, чтобы платить за себя в пути, – и вовсе лишается права голоса, и всех остальных прав тоже. Нет, Эрикссон был совсем не такой – кормил Анну-Лизу, не давал ей ходить в обносках, всегда был готов приютить Димсу в одной из пустующих комнат, и вообще заботился о них, как о родных детях, тем более что своих детей у него не было. Впрочем, с шемоборами это часто случается.