Святой Камбер - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 38

– Но я должен говорить об этом, – настаивал Дуалта. – Это.., это было чудо! Этого нельзя рассказывать даже своему духовнику?

Йорам вздрогнул, он не мог взглянуть на рыцаря.

– Можно, если этот духовник – я, Дуалта. Король прав. Мы не должны распространяться, не обдумав этого как следует. – Он заставил себя посмотреть на молодого человека. – Согласен?

– Вы будете исповедовать меня? Конечно же, если так нужно. Но.., это действительно был ваш отец! Я видел!

Йорам на мгновение зажмурился, вздохнул и поднялся на ноги с трудом, по-стариковски. Юный рыцарь тоже поднялся. Йорам слегка коснулся его плеча и тут же проник в мозг Дуалты.

– Никто не оспаривает того, что ты увидел, – устало сказал он. – Только не говори об этом. Молчи до тех пор, пока не получишь моего разрешения. Ты понял?

– Да, святой отец, – выдохнул Дуалта, не поднимая глаз.

– Благодарю, – Йорам убрал руку. – Теперь тебе пора идти. Отцу настоятельно необходим отдых, как, впрочем, и нам. Можешь разбудить лорда Иллана и сообщить, что Рис разрешил тебе не дежурить остаток ночи. Должно быть, ты порядком утомился.

Услышав эту бесстыдную ложь, Дуалта оглянулся на Риса и собрался возразить, но Рис, сидевший на полу, привалившись спиной к ножкам кресла, утвердительно кивнул, пристально поглядев на юношу своими золотистыми глазами.

– Йорам прав, Дуалта. Мы все устали. Может быть, ты просто не заметил этого. Скоро поймешь, – Веки рыцаря послушно опустились, и он покачнулся, одолеваемый зевотой.

– Попроси Иллана сменить тебя и иди спать, – приказал Рис.

Пролепетав согласие и поклонившись, Дуалта повернулся и побрел к выходу. Йорам и Рис терпеливо ожидали, пока дверь закроется, потом один поспешно задвинул засов, а другой очутился возле стоящего на коленях монаха и стиснул плечо под михайлинской рясой.

Эвайн подняла к нему осунувшееся, но свое прежнее лицо.

– Как ты? – озабоченно спросил Рис.

Успокоительно вздохнув, она ухватилась руками за его пояс, поднялась и прижалась к мужу с загадочной улыбкой на устах.

– А как ты? – вопросом на вопрос ответила она, – И отец? Эвайн отстранилась и посмотрела на Риса. Йорам, приблизившись, жадно припал к ее руке, словно искал подтверждения тому, что перед ним в самом деле его сестра.

– Ты изменила облик, – сказал он с упреком. – Как?

– Сумела. – Она подошла к спящему Камберу и опустилась на колени, Рис последовал за ней. – Когда мы с Рисом прошлой ночью изучали манускрипт, мы прочли и об этом. Мне казалось, будет лучше, если мы хоть немного будем разбираться в том, что делает отец. Признаться, никогда бы не подумала, что придется испытать это на себе.

Рис склонился над Камбером, Йорам хмурился. Только когда Целитель закончил осмотр, он подал голос.

– Ты сознаешь, что она проделала, не так ли?

– Изменив облик? Не думаю, что это принесет вред. Да и не оставалось ничего иного. Коли признаваться в обмане, то уж никак не во время беспамятства и полной немощи Камбера.

Йорам сел в кресло и бережно опустил руки на подлокотники.

– Дело не в этом. Дуалта считает, что видел чудо. Церковь сурова и строга в таких вопросах. А Синил… Одному Богу известно, о чем он думает!

Эвайн удивили слова брата.

– И это тебя смущает? Пусть лучше поверят в чудо, чем узнают правду! Рис прав. Это невероятное происшествие и только. Что тут плохого?

– Думаю, мы и это узнаем, – больше не спорил Йорам. Он положил голову на спинку кресла и закрыл глаза. – Интересно, вспомнит ли об этом отец, а вот Синил, можете мне поверить, не забудет вовек.

В том же архиепископском дворце возбужденный и перепуганный Синил вошел в часовню, миновал неф и приблизился к гробу графа Кулдского, освещенному мигающими свечами. По углам саркофага, спиной к нему, стояли четыре королевских гвардейца, прижимая к бокам алебарды и скорбно потупя глаза. Они заметили короля, но остались неподвижны. В воздухе, пропитанном ладаном, витал полушепот псаломщиков – два десятка монахов читали на хорах. Все прочее было безмолвно и неподвижно в просторной часовне. Синил с каждым шагом становился медлительнее – ноги подгибались под тяжестью ноши, которая свалилась на него. Возле громоздкого саркофага, принимавшего тела королей Гвинедда, он остановился и осмотрел Камбера с ног до головы, проникаясь мрачной красотой погребального убранства.

В неверном свете поблескивал златотканный герб Мак-Рори – древний меч в короне Кулди. Над черным бархатом покрова синела михайлинская риза, скрывавшая даже часть шеи покойного. В окоченевшие руки было вложено распятие из красного дерева и слоновой кости. На пальце левой руки поблескивал перстень – печатка графов Кулдских, чеканное серебро отражало пламя свечей цветными бликами.

Синил всмотрелся в такое знакомое лицо, ухватился за край гроба и долго-долго не отрывал взгляда. Смутно он чувствовал заклинание, невидимым облаком окутывавшее тело и препятствующее тлению. Но он не знал о другом его назначении, понятном немногим посвященным, – скрывать йомейрское заклятье.

Чего ты хочешь от меня, вопрошал король, впиваясь взглядом в благородные черты, ты умер. Почему бы тебе не остаться мертвым?

Восковые губы не давали ответа, и Синил опустил глаза, переполнившиеся слезами злобы.

Ты не смеешь возвращаться, упрямо думал он, ты мертв. Неужели недостаточно того, что ты уже совершил?

В душу Синила ворвалось бормотание монахов. Король подавил всхлип, упал на колени и прижался дрожащим подбородком к побелевшей руке.

О, Господи, думал он, Ты позволил ему отнять у меня смысл жизни. Ты позволил ему забрать меня из Твоего храма. Теперь он ушел, но по-прежнему не дает мне служить Тебе. Неужели он никогда не даст мне покоя?

Он поднял заплаканные глаза на спокойный профиль Камбера. Ответа не было. Так прошло около часа; стража пришла в недоумение, а монахи на хорах сгорали от любопытства. Король наконец понял, что сделался средоточием всеобщего внимания в своих безнадежных исканиях, поднялся с затекших колен и склонился перед алтарем. На душе у него было пусто.

Синил вернулся в свои апартаменты в центральной башне, но сон не шел к нему.

Вероятно, после ночного инцидента лучше всех спалось Камберу. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил в кресле по соседству Риса, свернувшегося под пледом, И никаких следов Йорама и Эвайн. Судя по свету за окном, только что рассвело.

Несколько минут он лежал, собираясь с силами, и в конце концов остался совершенно удовлетворен собой. Исчезла головная боль, в теле не было ни вялости, ни иных недомоганий, вполне вероятных после всех событий последнего времени.

Обличье Алистера не причиняло никаких неудобств и казалось давно привычным. Камбер помнил о некоторых затруднениях с самоконтролем прошлой ночью, было и еще что-то, но совершенно скрывалось во мгле беспамятства. В любом случае, это не могло быть серьезной промашкой, иначе ему сейчас не было бы так спокойно. Все же ему надо будет обо всем расспросить Риса и Йорама.

Успокоенный, он зевнул и осторожно поджал ноги под одеялом и выпростал из-под него странную, но знакомую руку, растопырил пальцы и удовлетворенно оглядел их со всех сторон. Можно с легким сердцем позабыть о нервных перегрузках и физической опустошенности, теперь этот облик стал его плотью. На пальце сидел прохладный и чуть великоватый перстень Алистера.

Сейчас Камбер был равно уверен в надежности принятого облика и в том, что память Алистера нашла свое место среди его воспоминаний. Погрузившись в глубины сознания, он ощутил память Алистера как свою.

Откровенно говоря, в принятых воспоминаниях были проблемы. Впервые проникнув в умирающий мозг Алистера, он узнал, что многое уже ушло, обрел больше, чем рассчитывал. С тем, что досталось, вполне можно сделаться Алистером, только о деталях не забывать. Образы памяти подсказывали и манеру поведения, повинуясь им, он безотчетно будет смеяться и гневаться, как Каллен, так же, как он, ходить и жестикулировать.