Камбер-еретик - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 12

— Разумеется, Ваше Преосвященство, — с поклоном ответил Кверон и, развернувшись, рукой подал знак одному из монахов, затем долгим сочувственным взглядом посмотрел на младшего из двоих клириков. — Бедный Джорем, — пробормотал он, — после стольких лет вы так и не смогли признать его святость, не так ли?

Джорем с трудом сглотнул, пряча глаза от проницательного взгляда Кверона-Целителя, а Камбер вспомнил, как его заставили отвечать на вопросы Кверона, но это было в другом месте и в другие времена, тогда легенда о святом Камбере была еще устным преданием.

— Очень трудно быть сыном святого, отец Кверон. Если бы вы только знали, как трудно.

— Но…

— Пожалуйста, отец Кверон, — вмешался Камбер, почувствовав, что если он не остановит их, разговор затянется. Он обнял Джорема за плечи и подтолкнул его к двери. — Когда мы выйдем, я встречусь с вашими людьми и благословлю их… — Это произнесла та часть его рассудка, что была Элистером. — А теперь, сын мой, зайдем сюда, — сказал он, направляя Джорема к плоской, обитой металлом двери.

Очень скоро они остались одни в тишине, стоя с тыльной стороны нефа, спиной к дверям, их ноздри наполнял знакомый запах ладана. Камбер услышал, как в дальнем конце церкви хлопнула дверь, и решил, что это ушли его стражники.

На долю секунды все здесь показалось обманчиво знакомым. Камбер не представлял себе точно, что он здесь увидит, но определенно не был готов к тому, что видел сейчас. Не было чрезмерной пышности убранства, столь обычной для главных храмов какого-нибудь святого, помпезной крикливости, многочисленных свечей, статуй и всей атмосферы нарочитой религиозности.

Для начала, церковь выглядела несколько необычно, возможно, потому что была перестроена из обычного здания. Обычная базилика, узкая и длинная, с непременной двойной колоннадой и боковым приделом, за исключением южного трансепта. Южная стена была когда-то наружной стеной здания, она не имела окон и по большей части пустовала. Только красно-золотистые мозаичные панно, изображавшие четырнадцать остановок на крестном пути, оживляли глухую стену.

Зато северная стена представляла полную противоположность. За колоннадой размещался придел с алтарем и молельнями, был частично виден и поперечный неф-трансепт. Камбер и Джорем прошли по боковому проходу между скамьями, миновали круглый мозаичный баптистерий, изображавший голубей и тростник, часовню богоматери и расположенный в трансепте алтарь четырех великих Архангелов. В их честь перед алтарем горели лампады четырех цветов.

В самом конце нефа, в святилище, находился алтарь святого Камбера. Неясно освещенная статуя святого была поставлена левее простого, но обширного алтаря и жертвенника из розового мрамора. Статуя покровителя обители, куда больше человеческого роста, была высечена из бледно-серого камня, отливавшего серебром в мерцании толстой свечи у ее ног. В протянутых руках святого покоилась точная копия короны Гвиннеда с узором из переплетенных крестов и листьев. Холодные тона составляли резкий контраст с чудесным нежно-розовым цветом самого алтаря. Более светлый розовый мрамор, вделанный в дымчатые стены, ограждал алтарь. Мрамор казался еще теплее в свете лампы Присутствия, помещавшейся под красным абажуром. Дароносица на алтаре под Крестом Распятия, омываемая розовым светом, сияла, точно солнце.

Когда они подошли, Камбер тихо вздохнул, сейчас он хотел заставить себя позабыть обо всем и ничего не видеть, кроме этой дароносицы. Он опустился на колени и машинально перекрестился. Придерживаясь канонического порядка молитв в священном присутствии, он закрыл глаза, чтобы не видеть статуи. Он страстно желал, чтобы излившаяся на него благодать хоть частично передалась сыну, стоявшему на коленях слева от него.

Но когда молитва была закончена, не оставалось ничего другого, как открыть глаза и взглянуть на фигуру, которую весь мир знал под именем святого Камбера. И снова вернулось раздражение от нелепой идеализации представлений о нем и огромного моря лжи, в котором он жил.

Какое непомерное самомнение может позволить всему этому продолжаться! Его до сих пор не ударило молнией, не поразил небесный гнев, но он не верил, что существует в мире цена, которой можно искупить все то, что он совершил.

Да, его намерения всегда были чисты, и борьба еще не была окончена. Камберу и его детям удалось сохранить идеалы, за которые они боролись, и помог в этом возведенный ими на престол Синхил.

Конечно, были и неудачи, не последней в их списке стала безвременная кончина Элистера в поединке с Эриеллой. Дворяне из расы людей, наводнившие дворец после реставрации Синхила, получили слишком большое влияние при дворе, на что ни Камбер, ни его друзья не рассчитывали.

Но доверительные отношения Синхила и Камбера сохранялись вот уже пятнадцать лет и компенсировали это, хотя Синхил и не подозревал, что именно с Камбером, а не с Элистером он был так тесно связан последние годы. Если подвести черту, то влияние на короля стоило цены, которую заплатил Камбер.

А цена эта была уже совершенно другой историей. Мир принимал его под именем Элистера Келлена, епископа Грекоты и канцлера Гвиннеда, но он-то отлично знал, что эта часть его жизни была откровенно фальшива. Он достиг епископства законным путем — прежде чем принять от прежнего архиепископа Энскома епископство, Камбер принял духовный сан. Он никогда не преступал букву закона церкви, хотя иногда был вынужден обходить его, но сколько раз был нарушен сам дух закона, сосчитать было невозможно.

И в довершение всего, как ни гнал он от себя эту удручающую мысль, он, живой Камбер, был вынужден играть жалкую бессловесную роль в комедии, которую делали из его собственной канонизации, и не мог сопротивляться. Он сразу бы потерял все, за что боролся сам, за что боролись его друзья.

А что будет с теми, кто уверовал в святого Камбера? В каком-то смысле чувства верующих беспокоили его больше, чем необходимость сознаться в своем перевоплощении в Элистера, — этот шаг он рано или поздно сделает… Но и люди, и Дерини, верящие в святого Камбера и приписывавшие его заступничеству чудеса, воплощают его облик во множестве храмов и часовен по всей стране, чтобы и дальше покровитель с небес оберегал их.

В сотый раз он задавался одним и тем же вопросом: могут ли чудеса состоять из одной только веры? Он, Дерини, отлично знал, как важна вера для эффекта исцеления, для того, чтобы повернуть ход событий в нужное русло. Многим вера в святого Камбера давала силу и покой. А если она приносила плоды, то как некто по имени Камбер мог осмелиться утверждать, что такая вера не нужна?

Подавив вздох, Камбер оглянулся на Джорема и очень удивился, увидев, как восторженно его сын смотрит на статую. С самого начала Джорем был против перевоплощения, но когда не оставалось выбора, он неохотно согласился помочь. И в облике Элистера он видел своего отца и все эти годы был рядом с ним, защищая и епископа Грекоты, и имя отца ото всех нападок.

Камбер был поражен тому, как посещение церкви взволновало Джорема, — вид этой статуи, само здание, понимание того, что он значил для стольких людей. В то же мгновение Джорем обернулся и открыто посмотрел в глаза отцу, не препятствуя тому войти в его сознание. Когда были преодолены границы обычного восприятия, они узнали самые сокровенные мысли друг друга о Камбере и его канонизации, но откровение только упрочило связь отца и сына.

Теперь в Джореме не осталось ничего от былой горечи, которая, соединяя в себе страх и гнев, мешала достичь внутреннего равновесия. Джорем принял неизбежную необходимость существующего положения и вынужденную твердость человека, стоящего сейчас на коленях рядом с ним.

В этот миг как будто гора упала с души Камбера, хотя одновременно он понял, что никогда, до самой смерти не расстанется с чувством вины, неопределенностью и опасениями. Вместе они делали все, что было в их силах, чтобы не дать Тьме одолеть Свет, — а этого вполне достаточно для смертных.

С улыбкой Камбер коснулся руки сына, и тот помог отцу подняться. Прежде чем отправиться в столицу к Синхилу, они рука об руку вернулись обратно, чтобы поговорить с Квероном и его камберианцами.