Атака Джокера - Курпатова-Ким Лилия - Страница 9

– Полковник, если вы немедленно не вышлете сюда спасательный самолет, то уже завтра снова станете сержантом! – заорал Идзуми. – Вы что, думаете, я шучу?

На сей раз молчание Аракавы длилось еще дольше. После паузы он неуверенно сказал:

– Назовите ваши координаты. К вам вылетит группа предварительной разведки.

– Двадцать один градус восточной долготы, пятьдесят семь градусов северной широты, – устало сказал Идзуми. – Здесь аэродром.

Полковник тут же заявил с подозрением:

– По нашим данным в этом секторе нет аэродрома.

– Поверьте, он тут есть, – инспектор оглядел авиадиспетчерскую.

– Эта зона заражена. Высылать туда группу опасно, – настаивал полковник.

– Нет никакого заражения! Это все ложь, чтобы скрыть местоположение Эдена! – заорал Идзуми. – Включите же здравый смысл! Или, по-вашему, я шучу?!

Снова долгое молчание.

– Ждите, – сказал наконец полковник.

Электронный секретарь сообщил Идзуми:

– Сеанс связи завершен.

Инспектор тяжело вздохнул.

– Ладно… Ничего другого нам не остается. Будем ждать. Так… Что сказал доктор Льюис? Мы должны найти воду и какие-то автоматы со жратвой. Два я видел под лестницей, когда мы сюда поднимались.

– Вот карточка, – Роджер взял с пульта магнитную карту, – попробую ею воспользоваться. Может, сработает.

Он побежал вниз по лестнице. Идзуми спустился следом за ним.

Внизу под лестницей действительно стояли два шкафа-холодильника.

Роджер поднес карту к датчику на одном из автоматов. Дверь тут же щелкнула. Эксли потянул ее за ручку, она открылась.

Внутри оказалось множество термобанок – консервов, которые достаточно было открыть, и они тут же сами разогревались.

– Хорошо, – кивнул Идзуми и показал Роджеру направо: – Давай ты беги, ищи еще воду и продукты по этой стороне, а я по той, – он махнул рукой налево.

Они встретились минут через двадцать у дверей южного лифта. К дверям северного лифта тянулся длинный узкий коридор, видимо проходивший над всей шахтой с нейрокапсулами.

Роджер оперся руками о колени, выдохнул и показал рукой назад:

– Там есть кран от водного резервуара с питьевой водой и большой склад-холодильник.

Идзуми кивнул:

– Да, с этой стороны тоже – один кран и склад. Еще я нашел жилое помещение. Что-то вроде казармы с двухъярусными кроватями. Здесь были люди, и они очень торопились, когда уходили. Что же тут произошло?

– Как думаете, – спросил Роджер, – скоро эта группа прибудет, чтобы проверить, правду мы сказали или нет?

Идзуми посмотрел на часы.

– Ближе всего от нас Лондон-Парижский хайтек-мегаполис. Думаю, группа предварительной разведки вылетит оттуда. Значит, ждать еще минут сорок. Начнем принимать учеников сами, а потом… Потом прибудут эвакуационные самолеты.

Роджер кивнул. Его лицо стало очень взрослым и серьезным.

– Хорошо. Я готов.

Он чуть помолчал, приложил руку к виску и тряхнул головой:

– Все думаю, почему не помню ничего, кроме самого первого дня нахождения в Эдене. Помню, как прилетел сюда, как прошел процедуру идентификации, видел доктора Льюиса, зашел в свою комнату… И больше ничего! Что это значит? Интересно, это только со мной так или с остальными тоже?

Идзуми покачал головой:

– Прости, я не разбираюсь во всем этом. Если бы собственными глазами только что не увидел, то никогда бы не поверил, что такое возможно. Бюро информационной безопасности наверняка пришлет сюда чертову кучу личностных анализа тиков. Может быть, они найдут объяснение тому, что ты ничего не помнишь. Сочувствую.

Командор сдержал слово, поселив гостей в номерах «люкс» на предпоследнем этаже. Таких гостиниц, как «Тай-Бэй Палас», в мире сохранилось, наверное, штук десять, не больше. Деревянная мебель с шикарной обивкой, мягкие плотные шторы, множество старинных безделушек на полках комодов, столах и подоконниках. Даже точки входа в Сеть были оборудованы старыми жидкокристаллическими мониторами в металлической оправе.

Вместо рваной грязной одежды Громову дали мягкие голубые джинсы, светлую льняную рубашку и легкие ботинки из самой настоящей кожи. До войны на территории Буферной зоны находилось множество фабрик. Похоже, Ченгу достались все их склады. Теперь он потихоньку распродавал их содержимое. В хайтек-пространстве за вещи довоенного производства, сделанные из натуральных материалов, были готовы платить огромные деньги.

Макс лег на кровать и обнаружил, что потолок над ней зеркальный. Он долго смотрел на себя, пытаясь привыкнуть к новому отражению. Громов провел в Эдене почти два года. Его тело успело вырасти, а лицо измениться. Черты как будто заострились. Темные, почти черные волосы отросли, скулы стали шире, рот крупнее. Карие глаза смотрели еще внимательнее. Только грусть и усталость в них сменились тревогой.

Громов чувствовал перемены. Но они произошли не только в его внешности. В нем самом, вернее, в его сознании что-то неуловимо менялось.

Вспомнилась фраза из дневника Аткинса:

«Нет ничего более странного, чем интуиция. Иногда у меня бывает сумасшедшее чувство, что я знаю волю Вселенной, я не понимаю ее цели и не могу охватить всю глубину Великого Замысла, но непостижимым образом ЗНАЮ, что он есть, и, более того, ощущаю собственную причастность. Все мои открытия пришли ко мне в этом состоянии. Будто кто-то неведомый, единственный знающий все, наконец позволил заглянуть за край горизонта».

Взгляд Громова упал на точку входа, монитор которой тускло поблескивал в углу номера. Тут до него впервые дошло, что он может выйти в Сеть и беспрепятственно связаться с миром.

Единственным человеком, с которым ему хотелось поговорить еще в Эдене и которому он пытался послать сообщение, но, разумеется, не смог, был учитель Гейзенберг, пожилой преподаватель квантоники из Накатоми.

Громов встал с кровати, подошел к точке входа и щелкнул по адресной книге Сети. Набрал имя учителя и его электронный адрес на кафедре Накатоми. Написал сообщение:

«Это Максим Громов. Я учился у вас. Мне надо поговорить с вами».

Сообщение исчезло в Сети. Томительные секунды ожидания ответа показались Максу такими длинными, что в груди все заныло.

Наконец экран мигнул:

Гейзенберг: Здравствуйте, ученик Громов. Уже не чаял с вами связаться. Долго же вы не давали о себе знать! Впрочем, все, кто уезжает в Эден, пропадают там как в черной дыре. Очень рад, что вы не забыли меня, старика. С нетерпением жду вас в своей Сетевой гостиной. Приходите непременно! Хоть сейчас!

Адрес прилагался.

У Громова сердце подпрыгнуло от радости. Он тут же написал ответ.

Максимус Гром: Сейчас буду. Спасибо!

Рядом на столе лежал одноразовый набор силиконовых контактов. Громов надел их на кончики пальцев, вставил в глаза линзы.

Загрузка прошла стандартно, но после пришлось на двадцать минут задержаться в идентификаторе, пока система обновляла параметры трехмерной репликации. Все-таки Громов сильно изменился за прошедшие два года.

Наконец система считала его новые параметры, изменила параметры репликации и позволила идти дальше.

Макс набрал адрес в строке адресной книги и мгновенно оказался перед коричневой лакированной дверью с золотым молоточком. Постучал.

Дверь тут же распахнулась. Перед ним стоял старый квантоник и удивленно улыбался. Было очень непривычно видеть учителя Гейзенберга без инвалидного кресла, с которым в реальной жизни он не расставался. В остальном квантоник нисколько не изменился. Все те же глубокие морщины, делающие учителя похожим на черепаху, лысая голова в старческих темных пятнах, ясные водянисто-голубые глаза. Учитель был в домашнем костюме – брюках, желтой рубашке, галстуке-бабочке и плюшевом шлафроке с вышитым поясом.