Атака Джокера - Курпатова-Ким Лилия - Страница 4

Полкилометра – это немного, но вполне достаточно, чтобы заняться предположениями.

Бронежилет, капсула с наносмесью, мультивизор… Дорогие игрушки! Кому дают такие?

Неожиданно в ухе раздался голос:

– Так, так… Ты запросил спутниковую навигацию… Значит, жив… Ненавижу делать что-либо в спешке. Не было времени разбираться с твоими имплантантами…

– Кто ты?! – закричал я. – Назови свое имя!

– Еще чего, – фыркнул неизвестный собеседник. – Лучше я тебя отключу. А с имплантантами уж как-нибудь мародеры разберутся…

– Если все это ваших рук дело, – я шлепнул ладонями по холодной воде, – почему вы не убили меня?!

– Много будешь знать, станешь плохо спать, – ответил незнакомец Сетевой пословицей.

В следующий момент меня пронзила такая боль, что я завертелся в воде, схватившись рукой за ухо. Противный звук внутри головы работал как сверло!

Он сжигает мой биофонный чип! Передает на мой биофон сигнал с частотой, которая вводит схему имплантанта в резонанс и разрушает его! Скорее всего через спутник, к которому я подключался для запроса навигации! Теперь даже с мультивизором, но без связи – я беспомощен! Мне не выйти в Сеть, не запросить свои идентификационные номера – ничего! Стоп… Откуда я знаю про идентификационные номера?.. Хотя сейчас это не так уже важно. До тех пор пока на пути не попадется патрульный полицейский, это знание бесполезно! Но меня ожидает берег Буферной зоны… Там динозавра встретить вероятнее, чем полицейского.

Мне оставалось только орать, выплескивая свою бессильную ярость:

– Кто ты?! Кто ты?!

ПРОБУЖДЕНИЕ ИНСПЕКТОРА ИДЗУМИ

Инспектор Идзуми провалился под лед. Стремительное течение мгновенно увлекло его прочь от разлома. Инспектор колотил ладонями по толстой полупрозрачной корке льда, простиравшейся над его головой во все стороны. Кричать бесполезно. Вызывать помощь тоже. Никакая спасательная служба не домчится на середину неизвестной реки за те три минуты, что инспектор сможет обойтись без воздуха. Оставалось лишь молча бить по льду, сдирая кулаки в кровь.

Сдерживать дыхание больше не было сил…

Идзуми открыл рот и… проснулся.

Жутчайший в его жизни кошмар был забыт мгновенно.

Вокруг было темно как в могиле, и точно так же душно. Инспектор больно ущипнул себя за щеку. Потом с опаской вытянул дрожащую руку. Ладонь уперлась во что-то гладкое и влажное. Похоже, стекло… Идзуми схватился за неон-свитч, благословив штатную инструкцию, что предписывала всегда иметь его при себе. Судорожным движением щелкнул колпачком.

Тонкая голубая трубочка с неоновым гелем едва рассеивала мрак на расстоянии двадцати сантиметров.

– Если бы кто-то сказал, что я доживу до времени, когда полицейским вместо фонарей будут выдавать светящиеся в темноте игрушки… – проворчал инспектор.

Идзуми по-прежнему находился в нейрокапсуле. Той самой, куда его уложила интеллектуальная система управления Эденом. Только сейчас капсула обесточена, а ее крышка наглухо закрыта.

Инспектор уперся в органостекло руками и попытался поднять крышку. Никакого эффекта. Полная герметизация.

– Эй! Кто-нибудь! – заорал Идзуми и начал бить кулаками по стеклу. – Это и есть ваш волшебный расслабляющий сон?!! Я обязательно напишу об этом в своем рапорте!

Но, похоже, его никто не слышал.

Инспектор понял, что случилось нечто из ряда вон. Нечто настолько ужасное, что никто уже не придет на помощь.

– Соединение с управлением, – сказал он, надеясь, что его биофон работает.

В ответ раздался мерзкий писк, извещающий, что сигнала нет. Инспектор слышал его лишь однажды. В подземном полицейском бункере, во время учений. Их легендой была массированная ядерная атака со стороны лотеков. Генералы, во главе с командующим хайтек-армией Ли, в последнее время начали активно раздувать идею, что «некто вроде Джокера» найдет заброшенные военные склады, коих в лотек-пространстве осталось немало, и устроит «ядерную зиму». На этот случай полиция и армия регулярно упражнялись «в паническом бегстве», как называл эти учения Идзуми.

– Только не под землю… – пробормотал инспектор, все еще надеясь на временные неполадки, глюк в системе передачи данных, неустойчивый прием спутника из-за магнитных возмущений на Солнце…

Но биофон не работал.

Стараясь не думать о плохом, Идзуми вытянул руку с фонарем и осмотрелся. По органостеклу бежали тонкие струйки конденсата. Кислорода внутри нейрокапсулы было все меньше, а углекислого газа становилось все больше.

Инспектор вынул из кобуры пистолет, приставил его к стеклу и замер, вспоминая все, что ему известно о свойствах органостекла. Какова вероятность рикошета? Какова вероятность того, что пуля не повредит крышку нейрокапсулы серьезно, а отскочит от нее? Если учесть, что между телом Идзуми и крышкой не больше тридцати сантиметров, последствия выстрела могут быть непредсказуемыми…

Но выхода не было. Дышать приходилось часто, в ушах уже начался неприятный шум. Перед глазами плавали зеленые точки. Все признаки удушья.

Идзуми опустил пистолет как можно ниже и прицелился в стекло рядом со своими ботинками. Зажмурившись и отвернувшись, нажал на курок.

Выстрел оглушил его.

Органостекло осыпалось на Идзуми словно снег со случайно задетой ели.

Прошло не меньше двух минут, прежде чем инспектор решился сесть, тряхнул головой. Осколки разлетелись вокруг как капли воды. Провел ладонью по лицу, стряхивая стеклянную пыль, и только после этого рискнул открыть глаза.

Тряхнул неон-свитч, но тот жалобно мигнул и погас. Осколки пробили верхний пластик, и светящийся газ улетучился. Единственное, что успел заметить Идзуми, – ржавые перила впереди, примерно в полутора метрах.

Было темно. Очень. В воздухе стоял странный гул. Должно быть, от какого-то оборудования. Жутковатый тоскливый вой.

– Вентиляция, что ли… – пробормотал Идзуми, поежившись. – Ну и звучок… Аж мороз по коже.

Инспектор на ощупь выбрался из капсулы. Осторожно поставил ноги на пол. Похоже, он был металлический, решетчатый. Каждый шаг отдавался гулким эхом.

– Тот, кто придумал инструкции, явно это предусмотрел, – усмехнулся инспектор, переводя пистолет на режим осветительных зарядов.

Выстрел вверх.

Световой заряд через секунду вспыхнул ярким белым огнем.

Идзуми пошатнулся.

Зрелище, открывшееся ему, было настолько невероятным, что инспектор забыл, как дышать. Воздух, который он мгновение назад жадно глотал, застыл у него в легких.

Вокруг были тысячи темных нейрокапсул! Они громоздились друг над другом на металлических ярусах, вдоль стен гигантской круглой шахты. Вверх и вниз, насколько хватало глаз!

Прежде чем Идзуми успел додумать ту страшную мысль, что вспыхнула у него в голове одновременно со световым зарядом, он выпустил вверх еще одну химическую пулю и обернулся.

Справа и слева от него в темных, наглухо закрытых нейрокапсулах бились люди! Подростки! Они таращили на Идзуми дикие безумные глаза и кричали, колотили по стеклу что было сил. Герметичные крышки нейрокапсул почти не пропускали звука. Но кричали в каждом из тысяч стеклянных гробов. Из каждой капсулы просачивалась хотя бы тысячная децибела. Крики сливались в кошмарный, леденящий душу, едва различимый, но надрывный вой. Вопль тысяч задыхающихся людей, наглухо запертых в тесных гладких ящиках, в полной темноте!

– Господи…

Идзуми бросился к ближайшей нейрокапсуле. Оттуда на него смотрела девушка. Лет четырнадцати, не больше. Ее длинные, свалявшиеся белые волосы липли к лицу и рукам. Она перестала биться и кричать, когда инспектор подошел к капсуле. Только дрожала всем телом и не сводила с Идзуми немигающих вытаращенных глаз.

– Сейчас…

Идзуми судорожно метался вокруг капсулы, пытаясь понять, как она открывается.

Осветительные огни тускнели с каждым мгновением. Инспектор перевел пистолет в боевой режим. В голове билось: у него всего пятьдесят зарядов. Только пятьдесят. Этого не хватит на всех!