Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Куроянаги Тэцуко - Страница 33

Это был светло-коричневый клочок собачьей шерсти, прилипший в тот самый момент, когда они с Рокки, как обычно, весело играли в ее комнате перед отъездом Тот­то-тян в Камакуру. Зажав в кулачке волоски, девочка еще долго-долго плакала.

Вслед за Ясуаки-тяном Тотто-тян потеряла еще одного верного друга.

«Беседа за чашкой чая»

В конце концов наступил черед идти на фронт и Рё-тяну – школьному дворнику, которого очень любили все ребята. Хоть он и был взрослым, ученики называли его не иначе как ласково-уменьшительным «Рё-тян». Рё-тян все умел. Он много улыбался, еще больше молчал и, глав­ное, всегда знал, как и чем помочь. Одним словом, он был для всех своего рода ангелом-хранителем.

Кстати, Рё-тян был первым, кто прибежал на помощь Тотто-тян, когда она провалилась в яму, он же и отмывал ее, причем без всякого ворчания.

«Давайте устроим беседу за чашкой чая для Рё-тяна», – предложил директор Кобаяси.

«Беседа за чашкой чая? Разве так провожают людей?» – недоумевали ученики, но приняли без колебаний предложение директора, так как были уверены в том, что это только предлог для чего-то очень интересного. Им, конечно, было невдомек, отчего директор решил устроить не прощальный вечер, а беседу за чашкой чая. А сделал он это умышленно. «Прощальный вечер», по его мнению, звучало слишком грустно, и ребята постарше могли понять, что они, возможно, навсегда прощаются с Рё-тяном, ко­торому грозит гибель. Что же касается «беседы за чашкой чая», то никто из них еще не знал, что это такое, и по­этому, естественно, любопытство отвлекало детей от гру­стных мыслей.

После уроков Кобаяси велел сдвинуть столы в круг, как это делалось обычно в час обеда. Когда наконец все уселись, директор положил перед каждым по тоненькой полоске поджаренной сушеной каракатицы – к зеленому чаю. Угощение не бог весть какое, но по тем временам – роскошь. Сам директор уселся рядом с Рё-тяном и по­ставил перед ним стакан, в котором было налито немного сакэ[29]. Его выдавали тогда только по специальным кар­точкам людям, уходившим на фронт.

– Это первая беседа за чашкой чая в «Томоэ», – об­ратился директор к присутствующим. – Пусть же будет весело. Говорите Рё-тяну все, что вам хочется. И не только ему, но и друг другу. Выходите по одному на середину и высказывайтесь. Итак, начали!

И на этот раз все было впервые: впервые ели в школе сушеную каракатицу, впервые Рё-тян сидел с ними за од­ним столом и, наконец, впервые они видели его потяги­вающим сакэ.

Один за другим ребята выходили в круг, станови­лись лицом к Рё-тяну и говорили ему напутственные слова.

Поначалу ограничивались обычными пожеланиями: беречь себя, не болеть. Но тут Мигита, одноклассник Тотто-тян, рассмешил всех, заявив:

– В следующий раз, когда поеду в деревню, обяза­тельно привезу вам «погребальные» пирожки!

Ребята от души рассмеялись, и вот почему: уже год, как Мигита съездил в деревню и отведал там на похоронах пирожков, которые пришлись ему по вкусу. С тех пор он все обещает угостить ребят «погребальными» пирожками, но так и не выполнил своего обещания. Поначалу от слов Мигиты о «погребальных» пирожках директора даже пе­редернуло: провожаем солдата, а говорим о похоронах, но потом он спохватился и захохотал вместе со всеми над простодушным пареньком. Громко смеялся и Рё-тян, ведь и ему Мигита не раз обещал привезти пирожков.

Потом поднялся Оэ и пообещал Рё-тяну:

– А я стану садоводом, лучшим в Японии! (У отца Оэ в Тодороки был большой сад-питомник.)

Затем на середину вышла Кэйко Аоки. Вышла и мол­чит. Стеснительно захихикала, не сказав ни слова, мол­ча поклонилась Рё-тяну и вернулась на свое место. Тотто-тян выскочила ей навстречу и высказалась вместо нее:

– А у Кэйко-тян во дворе куры летают! Я сама видела недавно!

Потом выступил Амадэра:

– Если найдете раненую кошку или собаку, приносите ко мне, я вылечу!

Коротышка Такахаси пролез под столом и сразу же оказался в центре.

– Спасибо, Рё-тян! Спасибо за все! За разное… – ска­зал он звонким голосом.

Потом наступил черед Айко Сайсё:

– Благодарю вас, Рё-тян! Помните, однажды я упала, а вы меня забинтовали… Никогда не забуду.

Сайсё происходила из знатной семьи. Известный по русско-японской войне адмирал Того приходился ей двоюродным дедушкой, а ее родственница Ацуко Сайсё была знаменитой поэтессой при дворе императора Мэйдзи[30]. Правда, сама Айко ни разу не упомянула о своей именитой родне.

Но больше всех дружила с Рё-тяном Миё-тян, дочь директора Кобаяси. Глаза ее были полны слез:

– Берегите себя, Рё-тян! Пишите нам!

Тотто-тян так много надо было сказать, что она не знала, с чего начать. Наконец она заявила:

– Даже когда вы уедете, Рё-тян, мы все равно каждый день будем устраивать чаепитие!

Директор рассмеялся, Рё-тян тоже. Вслед за ними засмеялись дети, и даже сама Тотто-тян не выдержала и захохотала.

Тем не менее случилось так, что слова Тотто-тян оказались правдой. В свободное время дети стали соби­раться в небольшие группы и играть в «беседу за чашкой чая». Вместо сушеной каракатицы жевали что-нибудь вро­де древесной коры, чай заменялся стаканом холодной воды. Иногда ее пили мелкими глоточками, как Рё-тян – рисовое вино. Раздавались возгласы вроде: «В следующий раз угощу вас „погребальными“ пирожками!» А потом, как на проводах Рё-тяна, выходили поочередно в круг и де­лились друг с другом своими мыслями. Хоть и голодно было, но «чаепитие» всегда проходило весело.

Словом, «беседы за чашкой чая» оказались маленьким подарком, который оставил после себя ученикам «Томоэ» скромный школьный дворник Рё-тян. И никто не мог подумать, что эти «чаепития» станут последней веселой игрой, еще больше сдружившей учеников «Томоэ», перед тем как расстанутся они друг с другом навсегда и разъ­едутся в разные стороны.

А Рё-тян уехал на поезде в портовый город Иокогаму. Его отъезд совпал с началом американских налетов. Вражеские бомбардировщики каждый день появлялись над Токио и сбрасывали на столицу свой смертоносный груз.

До свиданья, до свиданья

Школа «Томоэ» сгорела.

Произошло это ночью. Миё-тян, ее сестричка Миса-тян и их мама, жившие в пристройке, спаслись: они успели укрыться на школьном огороде, что находился на берегу пруда Кухомбуцу.

Зажигательные бомбы, сброшенные с «летающих кре­постей» Б-29, упали на «Томоэ».

Школа, на которую возлагал столько надежд директор, горела. Вместо веселых детских голосов и песен, которые так любил учитель, раздавались иные, страшные звуки – с шумом и грохотом рушились строения. Огонь, с которым невозможно было совладать, быстро пожирал школу. По­жарами был охвачен весь район Дзиюгаоки.

Директор стоял на улице, посреди пылающих домов, в своей обычной позе – засунув руки в карманы пиджа­ка – и не отрывая глаз смотрел, как огонь уничтожает его детище. Как всегда, на нем была его «тройка» – порядком поношенный, но все же парадный костюм.

– Так какую же мы теперь построим школу? – об­ратился он к стоявшему рядом Томоэ – своему сыну, студенту университета, несказанно удивившемуся такому вопросу.

Любовь Кобаяси-сэнсэя к детям была сильнее отча­яния, сильнее неистовства пожара. Вид у него был по-пре­жнему бодрый.

А в эти минуты поезд, переполненный эвакуированны­ми, увозил Тотто-тян на северо-восток острова Хонсю. Она лежала на полке между взрослыми. Когда ей удавалось заглянуть в густую темень за окном, она почему-то вспо­минала прощальные слова директора: «Мы еще увидим­ся!» – а также его слова, что он не раз говорил ей: «Ты на самом деле хорошая девочка!» Она никогда не забудет их. Убаюканная мыслью о том, что когда-нибудь, возмож­но, очень скоро, она снова увидится с учителем Кобаяси, Тотто-тян заснула.