Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Куроянаги Тэцуко - Страница 3

Нетрудно понять, что книжка о школе «Томоэ», вы­глядевшая вызовом правительственной установке, была встречена японскими читателями с повышенным интере­сом. Они сопоставили направленность реформы образова­ния, проводившейся властями, с главой из книжки, где рассказывается о поступлении в школу «Томоэ» мальчика, долго жившего с родителями в Америке. Мальчик, бойко болтавший по-английски, почти не понимал японского язы­ка. И директор предложил школьникам игру: они станут учить мальчика японским словам, а тот их – английским. Таким образом «Тотто-тян и ее друзья многое узнали об Америке, – говорится в книжке. – Но совсем иначе обсто­яли дела за стенами „Томоэ“: с Америкой шла война, а английский был исключен из всех школьных программ как язык неприятеля».

Соединенные Штаты являлись тогда не просто военным противником Японской империи, но и членом – вместе с Советским Союзом – антигитлеровской коалиции. Это вы­зывало у японских милитаристов еще большую ненависть к США. «Все американцы – дьяволы!» – твердила офи­циальная пропаганда, – вспоминает в книжке Тэцуко Куроянаги. – Но в школе «Томоэ» дети продолжали повто­рять: «Уцукусии („красивый“ по-японски) значит бьютифул („красивый“ по-английски)!»

Ветры, дувшие над «Томоэ», были легкими и теплыми, и дети росли в ней с красивой душой».

Занятые перестройкой всего нашего жизненного укла­да, чтобы он в максимальной степени способствовал совершенствованию социалистического общества, мы приме­ряемся, естественно, ко всякому опыту: может ли он оказаться для нас полезным? Мне кажется, под таким углом зрения вы, читатель, взглянете и на книжку «Тот­то-тян, маленькая девочка у окна». Годится ли эта натура для нашей собственной картины? Годится как модель. Но совсем не для того, чтобы копировать ее. Она нужна, чтобы думать с ее помощью.

Владимир Цветов

На станции

Когда поезд остановился на станции Дзиюгаока, по линии Оимати, мама взяла Тотто-тян за руку и повела к выходу. Прежде Тотто-тян никогда не ездила на элект­ричке и поэтому не знала, что билет, который она бережно сжимала в ладошке, следует сдавать при выходе с перро­на. Не желая расставаться с ним, она попросила контро­лера:

– Можно мне оставить этот билетик?

– Нет, нельзя, – ответил тот.

Он взял у Тотто-тян билет и бросил в ящик. Билетов там скопилась целая куча.

Тотто-тян показала на ящик:

– И это все ваше?

– Нет, они принадлежат железной дороге, – ответил контролер, продолжая отбирать билеты у выходящих пас­сажиров.

С нескрываемым сожалением Тотто-тян посмотрела на груду бумажек:

– Вырасту, обязательно буду продавать билеты! Только теперь контролер взглянул на Тотто-тян:

– Да ну?! Вот и мой сынишка мечтает о том же. Будешь работать с ним вместе?

Тотто-тян отошла в сторонку. Отсюда можно рассмот­реть контролера. Он был толстый и важный, в очках, но лицо доброе. Тотто-тян подбоченилась, раздумывая над его предложением.

– Вообще-то можно… Надо подумать. А сейчас я ужасно спешу: мне сегодня в новую школу. – И Тотто-тян с криком ринулась к поджидавшей ее маме: – Я тоже буду продавать и проверять билеты!

Мама нисколько не удивилась и только заметила:

– А я-то думала, ты собираешься стать разведчицей.

Тотто-тян шагала, цепляясь за мамину руку, и раз­мышляла: «Что же делать? До сих пор я и впрямь со­биралась стать разведчицей. Но ведь иметь целый ящик билетов, как этот дяденька, тоже здорово!»

Тут Тотто-тян осенило. И она тут же выпалила:

– А я могу понарошку продавать билетики, а вза­правду быть разведчицей. Хорошо, мам?

Мама промолчала. По правде говоря, ей было сейчас не до пустяков. Что, если Тотто-тян не примут в новую школу?.. Мамино красивое лицо, затененное полями ук­рашенной маленькими цветочками фетровой шляпки, на­хмурилось, и она огорченно взглянула на дочку.

Та подпрыгивала, о чем-то болтая сама с собой. Тот­то-тян не ведала о маминых тревогах и, поймав ее взгляд, расхохоталась:

– А я передумала! Я буду уличным музыкантом! Почти с отчаянием мама сказала:

– Мы опаздываем. Нас ждет господин директор. Хва­тит болтать, пошли поживее.

Впереди замаячили школьные ворота.

Девочка у окна

Но прежде чем войти в ворота, надо объяснить, отчего так волновалась мама Тотто-тян. Дело в том, что дочку, едва поступившую в первый класс, уже успели исключить из школы. Представляете?!

Все это случилось на прошлой неделе. Классная ру­ководительница Тотто-тян, молоденькая, миловидная, вы­звала маму и заявила:

– Ваша дочь мешает детям заниматься. Я вынуждена просить вас перевести ее в другую школу. – Она вздох­нула: – Я с ней просто замучилась…

Маме стало нехорошо. «Что же натворила дочка? – в ужасе подумала она. – Что-то тут не так!»

Моргая подкрашенными ресницами и то и дело по­правляя короткие, по моде остриженные волосы, учитель­ница, раздражаясь, рассказывала:

– Представьте себе хотя бы то, что за урок она успевает раз сто хлопнуть крышкой парты. Я сделала ей замечание, что открывать парту без необходимости нельзя. И что же? Она убирает все школьные принадлежно­сти – от тетрадей и учебников до пенала – в парту и вы­нимает – каждую! – вещь по очереди. К примеру, класс пишет диктант. По азбуке[2]. И вот ваша дочь открывает парту и достает тетрадь. При этом с грохотом хлопает крышкой. Потом снова открывает ее, лезет туда с головой, достает карандаш, чтобы написать первый слог, и, опять хлопнув крышкой, пишет «а». Пишет, естественно, некра­сиво, неправильно. Затем снова открывает парту – на сей раз за ластиком – достает его, закрывает, стирает, опять открывает, убирает ластик, захлопывает крышку. С такой быстротой – только руки мелькают. Это на первом знаке. На втором слоге история повторяется: крышка, тетрадь, карандаш, ластик, крышка. Даже в глазах рябит. И ведь не скажешь «Прекрати!», ведь действительно в каждом предмете есть необходимость!..

Учительница захлопала ресницами, словно заново уви­дев эту сцену.

А мама вдруг догадалась, в чем дело. Ведь в первый же день Тотто-тян, вернувшись из школы, захлебываясь, рас­сказала: «Мамочка, ты представляешь! Вот у нас дома ящики выдвигаются, а там у парты крышка. Ну, как у мусорного ящика, только гладкая, и туда можно прятать все-все. Знаешь, как здорово!»

Мама представила Тотто-тян, зачарованную «волшеб­ным» ящиком, открывающую и закрывающую крышку, и подумала, что ничего ужасного в этом нет, постепенно ребенок привыкнет и все уладится. Но все же пообе­щала:

– Я поговорю с ней!

Но учительница вздохнула:

– Если бы только это! Мама даже смутилась.

– Едва я подумала: «Ну, слава богу, оставила парту в покое», – продолжала, повысив голос, учительница, – как ваша дочь посреди урока встает и идет.

– Идет? И куда же? – удивилась мама.

– К окну!

– К окну?! Зачем?

– Чтобы позвать уличных музыкантов! – в сердцах сказала учительница.

В общем, если все припоминать по порядку, то дело было так: оставив в покое парту, Тотто-тян встала и на­правилась к окну. «Пусть стоит, лишь бы было тихо», – с надеждой подумала учительница, но в этот самый момент Тотто-тян закричала: «Эй, музыканты!»

К полному удовлетворению Тотто-тян и на беду учи­тельницы, классная комната была на первом этаже, окнами выходила на улицу. Лишь низенькая живая изгородь от­гораживала школу от тротуара, поэтому из окна можно было разговаривать с кем угодно. Пестро одетая группа бродячих музыкантов немедленно откликнулась на ее зов и подошла поближе. Тотто-тян радостно оповестила: «Му­зыканты пришли!» Дети вскочили из-за парт и бросились к окну, а Тотто-тян попросила: «Поиграйте нам не­множко».

Обычно музыканты, проходя мимо школы, приглушали звук, но уж тут, коль скоро их попросили, заиграли во всю силу. Настоящий концерт – заливается кларнет, гремит гонг, грохочет барабан, тренькает сямисэн[3]. А учительни­ца, стоя на кафедре, ждет, когда же будет конец, задаваясь вопросом, хватит ли у нее терпения.