Власть и оппозиции - Роговин Вадим Захарович - Страница 75

Разоблачая фальсификаторские оценки деятельности Сталина, авторы «Платформы» подробно освещали его многочисленные политические ошибки, начиная от полуменьшевистской позиции после февральской революции и кончая оппортунистической политикой в период Китайской революции 1926—27 годов, когда Сталин превратил Компартию Китая «в придаток, в хвост Гоминдана», а затем свалил вину за это на руководство китайской компартии, которая «даже в мелочах тогда слепо следовала директивам Коминтерна, где первую скрипку играл уже Сталин» [652]. В этой части работы исторический анализ и оценка Сталина полностью совпадают с положениями книги Троцкого «Сталинская школа фальсификаций», вышедшей в 1932 году в Берлине.

Переходя к оценке Сталина как теоретика, «Платформа» отмечала, что вся его теоретическая деятельность дореволюционного периода сводится к написанию статьи «Марксизм и национальный вопрос», представляющей посредственную композицию ленинских положений. Та же печать посредственности, схематизма, узости кругозора и слабой эрудиции лежит на всех его последующих работах. За последние же 4—5 лет Сталин «побил все рекорды политического лицемерия и беспринципного политиканства» [653]. В подтверждение этого приводились многочисленные примеры изменения Сталиным своих политических принципов и оценок ради оправдания зигзагов своей политики.

Особенно подробно авторы «Платформы» останавливались на опошлении Сталиным борьбы с оппортунизмом, которую он превратил в орудие защиты своих взглядов и в бич для запугивания и подхлёстывания партийных масс при проведении своих политических кампаний. Вместе с тем сталинский режим стал благоприятной почвой для развития самой характерной черты оппортунизма: беспринципного приспособления к господствующей политике. Сталинская политика, «с помощью террора вынуждающая всех признавать её ленинской, заставляющая всех ежедневно каяться в своих ошибках и под угрозами менять несколько раз свои взгляды в зависимости от требований начальства,— такая политика даже из подлинных большевиков-ленинцев вырабатывает оппортунистов» [654].

Смена членами партии своих убеждений в зависимости от требований правящей клики обеспечивается тем, что вся печать находится в личном распоряжении Сталина и публично высказывать мнения, противоположные официальным, никто не осмеливается. Замена «силы доказательств» «доказательством силы» происходит в ходе бешеных идеологических кампаний, в которых бесконечное количество статей в газетах и журналах, тысячи брошюр и книг, повторяющих одно и то же, служат тому, чтобы явное политическое надувательство выдать за правду. «Ошибочное рассуждение, будучи выражено просто, не обманет и ребенка. Если же его развить в нескольких томах или сотнях статей, если его распространять в течение нескольких лет в десятках миллионов книг и брошюр, то оно может запутать миллионные массы, политически слабо развитые» [655]. Этому же служат софистические приемы, используемые Сталиным, «стряпня на сталинской кухне всякого рода уклонов, загибов, заскоков, перерождений и пр. для оправдания его грязных дел» [656].

В качестве наиболее опасного примера извращения Сталиным марксистской теории в «Платформе» называлась его «теория» о неизбежном обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Авторы «Платформы» считали, что эта теория паразитирует на реальном противоречии между пролетарским государством и кулачеством. При правильной политике партии, при действительном повороте середняка к социализму, при материальном подъёме бедняцко-середняцких масс это противоречие не потребовало бы разрешения насильственным путём, поскольку экономическая база кулачества в этом случае была бы подорванной, а политически оно оказалось бы в изоляции. В результате действовал бы закон, прямо противоположный сталинскому: ослабление сопротивления капиталистических элементов и смягчение классовой борьбы.

Однако Сталин установил «закон», согласно которому сопротивление капиталистических элементов должно фатально возрастать на всём протяжении переходного периода и даже в самом социалистическом обществе, в начальной стадии которого, по его словам, уже находится СССР. Эта установка нашла отражение в резолюции XVII конференции, которая указывала, что во второй пятилетке капиталистические классы и даже классы вообще будут ликвидированы, но тем не менее классовая борьба «в отдельные моменты» неизбежно будет обостряться [657].

Вместе с тем в «Платформе» подчеркивалось, что в Советском Союзе действительно происходит гигантское обострение классовой борьбы. В течение последних трёх лет страна кипит крестьянскими восстаниями, а её огромные районы находятся в состоянии перманентной гражданской войны. Помимо этого, «то там, то здесь, несмотря на невероятный террор по отношению к рабочему классу, вспыхивают забастовки; голод и нищета масс приняли ужасающий характер; массы членов партии, рабочих и основных слоёв деревни горят возмущением и ненавистью к Сталину и его клике» [658].

Все эти проявления классовой борьбы вызваны не движением к социализму, а «движением назад и в сторону от социалистического общества» в результате антинародной политики сталинской клики.

Касаясь другого ключевого сталинского лозунга — «ликвидации кулачества как класса», «Платформа» отмечала, что подлинные кулаки исчезли уже в ходе применения чрезвычайных мер, когда их подавляющая масса ликвидировала свое хозяйство и бежала в города. Лозунг ликвидации кулачества как класса, провозглашённый в конце 1929 года, фактически оказался направленным против середняков и бедняков. Постоянное расширение круга зачисляемых в кулаки привело к тому, что в некоторых районах к началу 1932 года доля раскулаченных составила 30—35 % сельского населения. Общее же количество подвергнутых за 1928—32 годы тем или иным видам репрессий (раскулачивание, аресты, расстрелы, ссылки, твёрдые задания, индивидуальное обложение и пр.) достигло не менее 40—50 % всего сельского населения страны.

Начиная с 1930 года, борьба в деревне шла уже не с кулачеством, а с середняками и бедняками, которые составляли большинство заключённых в «кулацкие» концентрационные лагеря и сосланных в отдалённые районы страны, составляли «основной объект расстрелов и всякого рода карательных экспедиций с применением артиллерии и самолетов» [659].

В «Платформе» подчеркивалось, что лозунг «ликвидации кулачества как класса» является антиленинским и в той его части, которая направлена против действительного кулачества. Подлинно ленинский путь ликвидации кулачества предполагает добровольную коллективизацию деревни и «подравнивание» кулака под середняка мерами налогового порядка (а по мере надобности и путём прямого запрещения использовать наёмный труд). «Через некоторый период такой осередняченный бывший кулак, при наличии с его стороны лояльного отношения к Советской власти и социалистическому строительству, должен, естественно, приниматься беспрепятственно в колхозы» [660]. В противовес этому пути Сталин свёл «ликвидацию кулачества как класса» к его полной экспроприации и физическому истреблению.

Лозунг ликвидации кулачества как класса является беспочвенным и авантюристическим и потому, что он опирается на лживый тезис о повороте основной массы крестьянства к колхозам. В действительности же колхозы, созданные на основе свирепого административного принуждения, «вновь и вновь разваливаются десятками тысяч каждый месяц, а если ещё и держатся, то на величайшем зажиме, угрозах и на том, что этим колхозникам некуда „податься“» [661].

Сталинская «теория» о неизбежном обострении классовой борьбы в результате успехов социалистического строительства и производный от неё лозунг ликвидации кулачества как класса, подытоживалось в «Платформе», служат прикрытием того, что основная масса деревни находится в состоянии беспощадной и жестокой борьбы со сталинской политикой насильственной коллективизации.

В свете исторических уроков последних лет «Платформа» давала оценку предшествующей внутрипартийной борьбы. Её соответствующий раздел отмечен серьезными противоречиями в характеристике двух основных политических сил, противостоявших сталинизму. Эти противоречия, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что некоторые положения «Платформы» явились результатом политического компромисса между представителями различных антисталинских группировок.