Веселые солдатские истории - Никольский Борис - Страница 5

А Башмакова командир наградил ценным подарком.

Как Башмаков лежал в санчасти

Однажды Башмаков простудился и его отправили в санчасть. Полежал он два дня в постели, попринимал лекарства, на третий день смерил температуру — нормальная.

— Товарищ капитан, — говорит Башмаков доктору, — можно я встану, погуляю?

— Пожалуйста, — говорит капитан.

Надел Башмаков халат, вышел во двор. На улице тепло, солнце светит. Посмотрел Башмаков — калитка у входа в санчасть покосилась, висит на одном шпингалете. Непорядок.

— Товарищ капитан, — говорит Башмаков доктору, — можно я поработаю — калитку починю?

— Пожалуйста, — говорит капитан.

Отыскал Башмаков гвозди и молоток, приколотил калитку — самому посмотреть приятно. Огляделся — что бы ещё сделать?

Ступеньки у крыльца поправил. Скамейку укрепил. Дорожку битым кирпичом выложил. Забор покрасил.

Через день собрался доктор выписывать Башмакова. Посмотрел на Башмакова задумчиво и спрашивает:

— А что, Башмаков, может, вы и стёкла вставлять умеете?

— Умею, — говорит Башмаков.

— И печки класть умеете?

— Умею, — говорит Башмаков.

— Может, вы, — спрашивает доктор, — и крышу отремонтировать сможете?

— Смогу, — говорит Башмаков.

Потёр доктор затылок ладонью и говорит:

— Придётся вам, Башмаков, ещё денька три полежать в санчасти, ничего не поделаешь…

— Хорошо, — говорит Башмаков. — Вам виднее.

На другой день он стёкла, где нужно, вставил, дымоход у печки поправил, потом за крышу принялся.

Тут его ротный старшина как раз и увидел. Башмаков на крыше санчасти сидел, а старшина мимо шёл — в штаб.

Старшина остановился, задрал голову.

— Что это с вами, Башмаков? — спрашивает.

— Ничего, — говорит Башмаков.

— То есть как это ничего? — спрашивает старшина. — Вы разве не больны?

— Так точно, — говорит Башмаков. — Болен.

— Так почему же вы тогда на крыше сидите?

— Это лечение такое, — говорит Башмаков. — По-научному «трудотерапия» называется.

Старшина так удивился, что даже забыл, куда шёл. Пошёл обратно в казарму и всю дорогу рассуждал сам с собой.

— Это что же за лечение? — говорил он себе. — Да я такое лечение солдатам каждый день прописываю. Меня, выходит, уже профессором медицины считать можно…

А Башмакова через два дня опять вызвал доктор.

— Ну как, — говорит, — ваши дела? Всё в порядке?

— Так точно, — отвечает Башмаков. — Всё в порядке: крыша не течёт, стёкла вставил, забор покрасил.

— Да я не про то спрашиваю, — смеётся доктор. — Как ваше самочувствие — в порядке?

— Самочувствие хорошее, — говорит Башмаков.

— Ну и прекрасно, — говорит доктор.

В этот же день выписал доктор Башмакова из санчасти, и они расстались очень довольные друг другом.

Последняя история

Эта история произошла с Башмаковым в день его отъезда из части, когда он демобилизовался.

Утром Башмаков получил в штабе документы, распрощался со своими товарищами и со своими командирами тоже распрощался, выслушал последние напутствия замполита части подполковника Кораблёва, вскинул за плечи вещмешок и пошёл на станцию. Мимо казармы, мимо парашютной вышки, мимо дежурного по контрольно-пропускному пункту.

Пришёл на станцию, а там на платформе полно незнакомых солдат. И все — кто с чемоданами, кто с вещевыми мешками.

«Что бы это могло значить?» — подумал Башмаков.

Сел он в сторонке на скамейку и вещмешок положил рядом. До поезда ещё долго.

Тем временем солдаты начали строиться. Вдоль строя бегал низенький капитан и командовал:

— Подравняться! Подравняться! Левый фланг — разобраться!

И тут он увидел Башмакова.

— Товарищ, а вы что же? — сказал капитан. — Ну-ка, быстренько в строй!

— Да я… — начал было Башмаков, но капитан укоризненно взглянул на него и сказал:

— Разговоры! Отставить разговоры! Живо — в строй!

И Башмаков подхватил свой вещмешок и послушно встал в строй.

Ведь за три года службы он научился беспрекословно повиноваться приказам старших начальников.

— Напра-во! — скомандовал капитан.

Все повернулись направо, и Башмаков повернулся вместе со всеми.

— Бего-ом марш!

Все побежали, и Башмаков побежал вместе со всеми по той самой дороге, по которой только что шёл на станцию.

«Странно, — думал Башмаков. — Очень странно».

Они пробежали мимо дежурного по контрольно-пропускному пункту, мимо парашютной вышки, мимо казармы и остановились возле штаба.

А из штаба вышел подполковник Кораблёв, замполит части.

— Поздравляю вас, товарищи, с прибытием в нашу часть! — громко сказал замполит. — Вы прибыли к нам из учебных подразделений, чтобы с честью продолжить…

И тут замполит замолчал, потому что увидел Башмакова.

Башмаков стоял в последней шеренге и внимательно смотрел на замполита.

Несколько минут замполит не мог выговорить ни слова.

— А вы, рядовой Башмаков, откуда? — наконец спросил он.

— Со станции, — сказал Башмаков. — Согласно приказу товарища капитана.

Солдаты в строю засмеялись, подполковник Кораблёв вопросительно посмотрел на низенького капитана, а низенький капитан очень смутился.

— Ну что ж, — сказал замполит, — пожалуй, это даже весьма кстати, что вы здесь оказались.

И он велел Башмакову выйти из строя.

А потом сказал:

— Вот перед вами, товарищи, рядовой Башмаков. Сначала, когда он так же, как и вы, прибыл к нам, служба у него не клеилась. А теперь он увозит с собой одни благодарности. Сколько у вас благодарностей, Башмаков? — спросил он.

Башмаков беззвучно зашевелил губами и начал загибать пальцы сначала на правой, а затем на левой руке.

— Девять благодарностей, товарищ подполковник! — сказал он.

— Вот видите — девять благодарностей! — сказал подполковник.

— И ещё ценный подарок! — сказал Башмаков.

— И ещё ценный подарок! — сказал подполковник. — А всё благодаря старательности, настойчивости и сознательности. Правильно я говорю, Башмаков?

— Так точно, товарищ подполковник! — сказал Башмаков. — Правильно.

Потом замполит пожал Башмакову руку, и Башмаков опять пошёл на станцию. Мимо казармы, мимо парашютной вышки, мимо дежурного по контрольно-пропускному пункту.

И успел на этот раз точно к поезду.

Так благополучно закончилась эта последняя история.

А впрочем, может быть, её и не было вовсе, этой истории. Ведь о ней нам написал сам Башмаков в своём письме с дороги. А он вполне мог и придумать. Просто он знал, что мы всё равно не поверим, если он напишет, что за всю долгую дорогу домой с ним так ничего и не случилось.

Братья Сорокины (повесть)

1. „Сорокин! Тебе письмо!“

В субботу вечером Сорокин мыл пол в казарме. И конечно, настроение у него было отвратительное. Что-то слишком уж часто приходилось ему мыть полы.

А почему? Что он, хуже других?

Да ни капли!

Или фамилия его старшине приглянулась, не даёт покоя — всё: Сорокин да Сорокин. Можно подумать, других фамилий он и не помнит. Как произнесёт своим старшинским раскатистым голосом: «Сор-р-рокин, кому я говор-р-рю!» — так даже на другом конце военного городка слышно. И мало, что за каждую мелочь, за пустяк каждый закатит наряд вне очереди, так ещё и нотацию прочтёт. Просто не может без этого.

— Вас, — говорит, — Сорокин, характер подводит. Скверный у вас характер, неподходящий для армии. А парень вы вроде неглупый, и выносливость у вас есть… (Это у старшины тоже такая привычка была, такой педагогический приём: нельзя, мол, только ругать солдата, обязательно надо между делом и похвалить его, что-нибудь хорошее вставить, чтобы совсем уж не отчаивался человек.)

А чего Сорокину отчаиваться? Он и сам себе цену знает, получше старшины.