Сказание об истинно народном контролере - Курков Андрей Юрьевич - Страница 19

Около часа ночи ко входу в школу подъехал грузовик. На нем группа курьеров Наркомпроса собирала сочинения. Добрая половина кузова уже была заполнена разноцветными папками. Курьер с двумя помогавшими ему солдатами забрали папки и у Банова. Забрали и, попрощавшись кивками, но не человеческим словом, ушли. Директор не спеша спустился за ними, закрыл дверь и еще постоял недолго на первом этаже, пока не затих где-то за переулком двигатель грузовика. Потом он поднялся к себе, поставил чай, вытащил из ящика стола сочинение Роберта Ройда и переложил его в тяжелый несгораемый шкаф, стоявший в углу.

Во вторник сразу после уроков завуч Кушнеренко привел в директорский кабинет рыжеволосого мальчишку.

— Здравствуй! — громко поприветствовал его Банов, привстав из-за стола.

— Здравствуйте… — прошептал смущенный ученик, остановившись посредине кабинета.

— Ну, чего ты там стал, иди сюда, садись вот! — смягчил Банов голос, подумав, что слишком громко гаркнул вначале.

Завуч, подмигнув не к месту, вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Мальчик подошел несмело, опустился на стул.

— Так как тебя зовут? — спросил директор.

— Роберт…

— А меня Василий Васильевич. Так знаешь, Роберт, чего я хотел с тобой поговорить? — скосноязычил не знавший, как начать разговор, Банов. — Хотел я с тобой про твое сочинение, в общем. Чай хочешь?

Мальчик отрицательно замотал головой.

— Ну что, на самом деле мамка ни о чем уже не мечтает? А? — спросил, напряженно глядя на лицо Роберта, директор школы.

— Не-е. Не мечтает…

— Ну а ты пытался мамке помочь? А? Ты-то сам как к этому относишься? Сам ведь мечтаешь наверное?

— Мечтаю, — признался мальчик.

— Ну а о чем ты мечтаешь? — поинтересовался Банов, радуясь тому, что разговор вроде налаживался.

— Хочу летчиком стать.

— Вот и хорошо. Я тебе вот что скажу. Если сейчас о чем-то мечтать — то наверняка все так и получится. Я вот мечтал конницей командовать, а видишь — директором школы поставили. Это потому, что было трудное время. А когда ты вырастешь, будет совсем другое время, и ты сможешь стать летчиком. Главноеверить. Понял?

— Ага. — Мальчик кивнул и первый раз посмелее посмотрел в глаза Банову.

— Ну а что там у тебя с отцом приключилось? — спросил вдруг Банов, стараясь изобразить на лице печальную серьезность.

— Отравили. — Роберт снова опустил глазами уставился в поверхность стола.

— Кто?

— Старые большевики…

— Да не может быть! Откуда ты это знаешь?! — возмущенно удивился директор.

— А он сам перед смертью сказал. Их туда пятерых пригласили, накормили вкусно какой-то селедкой, а потом к утру они все умерли..

— Кто они? Кто все?

— А из бывших анархистов…

Банов прикусил губу. Хоть он и думал, что это может быть тот самый Ройд, но подтвердившаяся догадка оказалась для него шоком. Да еще тут это отравление, с которым, конечно, надо бы еще разобраться. Нельзя же ребенку так просто на слово верить!

— Ну что, ты вот, Роберт, как бы это… меня со своей мамкой познакомил бы… А? — сказал после паузы Банов. — Может, мы бы с ней поговорили, а там, глядишь, она и снова мечтать начнет, и жизнь у вас получше, повеселее, что ли, станет…

Мальчик пожал плечами, не отрывая взгляда от столешницы.

— Ну ладно, иди домой. Да скажи мамке, что я как-нибудь зайду к вам! — Банов встал и протянул мальчику здоровенную жилистую руку.

Роберт пожал ее, но только не почувствовал этого пожатия директор. Пожал и, промямлив «До свидания», пошел к двери.

До позднего вечера сидел Банов за столом и думал. Думал о разном, но всегда после «разного» мысли его возвращались к этому рыжему мальчишке, его матери, к самому, теперь уже покойному Ройду, для которого в жизни были только два удовольствия: женщины и борьба.

Начинало темнеть. Директор включил свет, достал из несгораемого шкафа сочинение Роберта и переписала его титульного листа адрес в свою записную книжку, после чего снова возвратил сочинение на место и тщательно закрыл тремя ключами несгораемый шкаф.

На улице все еще чувствовался теплый ушедший день. Из-за дальних домов выглянула луна, показавшаяся Банову похожей на инвалида.

До Второго Казачьего переулка было минут десять ходьбы. Не больше.

Дом Банов нашел легко. Зашел в парадное, поднялся по широкой лестнице на второй этаж и остановился перед дверью с номером четыре. Слева на стене висели две маленькие таблички, устроенные на гвоздях под кнопками звонков: «Шкарницкий — звонить один раз», «Ройд — звонить два раза».

Банов задумался. Своих соседей по коммуналке он не любил, а значит понимал, как много вещей в бытовой и в личной жизни зависит от них. И, должно быть, поэтому, рука потянулась к кнопке звонка Шкарницкого. Тем более тот факт, что в разные звонки надо было звонить еще и разное количество раз, как бы насторожил директора школы. Это как раз и показывало, что совместная жизнь этой коммунальной квартиры в трехэтажном старинном доме, возможно, была излишне усложнена.

Шкарницкий, открыв входную дверь, оказался человеком малоприятной наружности, худым, высоким, сальным. И дело было тут не только в его давно немытых волосах, а и во всей внешности, включая и давно не стиранную одежду.

— Вы ко мне, товарищ? — встретил он Банова вопросом.

— Да нет, мне товарищ Ройд нужна, — ответил Банов, разглядывая стоявшего перед ним человека.

— А читать на стенах вы умеете? — без особого возмущения, но довольно неприятно вопросил Шкарницкий. — Там же написано: «Ройд — два звонка» и к тому же в другую кнопку!

И тут же, сказав это, Шкарницкий захлопнул дверь, так и не впустив директора школы в квартиру.

Ошеломленный Банов постояв пару минут в недоумении, придавил дважды кнопку звонка Ройд.

Минуту спустя дверь снова открылась. Женщина лет тридцати с лишним, с короткой аккуратной стрижкой, одетая в домашний сиреневый халатик, предстала перед Бановым, и он, смутившись, жевал губы, словно забыл обычные русские слова.

— Вы ко мне? — спросила женщина слегка простуженным голосом.

— Да, — отрывисто выдохнул директор школы.

— Проходите!

Общий коридор коммунальной квартиры был достаточно широк, но мебели в нем не было.

Зашли в комнату, тоже просторную, обставленную по-старому, словно все предметы в ней оставались на своих местах, несмотря на революционное перераспределение всяких ценностей, а может быть, именно благодаря ему, а именно — с помощью замены хозяев этих предметов мебели и быта.

— Садитесь! — женщина указала на стул за добротным овальным столом, стоявшим посередине комнаты. Сама же уселась напротив.

— Спасибо, — произнес Банов. — Я — Василий Васильевич Банов, или просто товарищ Банов. Директор школы, где учится ваш сын Роберт…

— Очень приятно, — кивнула женщина, и на лице ее на мгновение появилась улыбка, совсем не радостная, но очень приятная и честная. — Я — Клара Рудольфовна Ройд. Но… дело в том, что Роберт — не мой сын…

Видно, выражение лица Банова стало очень озадаченным, и поэтому женщина поспешила объяснить:

— Я сестра его отца, Кристиана Ройда, а мать его умерла от тифа шесть лет назад, но она и до смерти жила отдельно, где-то в Уссурийске. Поэтому мы с Кристианом как-то договорились, что для Роберта будем родителями, отцом и матерью.

— И он ничего не знает? — спросил Банов.

— Нет. Я надеюсь, вы тоже никому не скажете этого…

— Конечно, — пообещал директор школы.

— Я знаю, что вы вызывали Роберта к себе… он мне рассказал. Поэтому я и объяснила вам все… Извините, я не предложила вам ничего, но дело в том, что чай можно делать только на кухне, и тогда мы с вами не успеем поговорить, ведь надо было бы все время у чайника стоять… может, вы водки выпьете? У меня немного есть…

Банов облизал пересохшие губы, думая: а удобно ли согласиться на такое предложение.

— А где Роберт? — спросил он неожиданно, испугавшись, что мальчик может увидеть, как директор школы водку пьет.