Дары и анафемы - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 74

Бог вбирает в себя человечество, а не человек расширяет себя до вмещения Бога. «Слово стало плотью» (Ин. 1,14), а не плоть эволюционировала в Слово. Оттого — строгое предостережение св. Кирилла Александрийского: «Да не представляют Христа человеком Богоносным»[488]. «О таинственное чудо! Господь упал, а человек восстал» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 111,3).

Теперь становится яснее — почему Христос так настойчиво обращает внимание людей к тайне Своего Бытия. Представим себе, что мост через пропасть или реку уже построен. Он построен, покрашен, проверен, оформлена вся надлежащая документация… Представим даже невероятное — что строители даже мусор за собой вывезли… Что же осталось сделать напоследок? Надо поменять дорожные указатели на окрестных дорогах: «Старый мост закрыт. Дорога к новому мосту — вот тут!» Сам Христос есть этот Мост («Я есмь путь» [Ин. 14, 6]) от земли к Небу. Главное во Христе — это, что Он есть. Но на эту тайну полноты Христа (ибо эта полнота вбирает в себя и Божеское, и человеческое) и надо указать людям как на источник их спасения. Поэтому Христос и призывает к Себе, к соединению с Собою.

Зачем это было нужно? Причина в том, что люди, впав в грех и в смерть, потеряли Бога. Бога — а не Ангела. Бога — а не знание о Боге. А Бог — это Вечность, это Жизнь. И если мы теряем Бога, мы теряем Жизнь, мы начинаем умирать. И вот Бог приходит нам навстречу, Бог выходит на наши поиски.

Вспомним начало библейской истории: когда Адам пал, он спрятался от Бога под деревьями… Не будем осуждать нашего праотца. Это поведение свойственно каждому из нас. Каждый из нас норовит выгородить такие минутки в своей жизни, в которые Бог не заглядывал бы. Именно оно породило русскую поговорку «хоть святых выноси». Когда гулянка в избе достигала известного градуса, то остатки христианской совести подсказывали, что дальнейшие безобразия творить в присутствии христианских святынь нельзя. Поэтому иконы святых или поворачивали к стене, или выносили в другую комнату. И затем, убедившись, что Бог теперь их не видит, продолжали гулянку уже до утра…

Это и сейчас есть в жизни каждого из нас: практически все мы относимся к Богу очень странно. Я думаю, что в нашем мире нет ни одного человека, даже атеиста, который не хотел бы однажды встретиться с Богом. Даже атеист скажет: «К сожалению, Бога нет, но если бы Он был, я бы с Ним встретился и задал бы Ему парочку вопросов…». Но с другой стороны, даже среди монахов трудно найти человека, который был бы готов жить всю жизнь в присутствии Бога. Все мы относимся к Богу как к своего рода генератору гуманитарной помощи. «Ты, Господи, явись предо мной! Я вручу Тебе список моих пожеланий: здоровья покрепче, зарплаты побольше, жилплощадь пошире… Да, и ещё, Господи, сделай так, чтоб у соседки корова околела… Ну, вот, Господи, Ты исполни эти мои просьбы, а потом выйди, пожалуйста, за дверь и не подсматривай… Мне тут погрешить охота… Если потом мне снова будет плохо, так я Тебя опять позову, и Ты зайди!».

Бог вежлив. Если мы просим выйти Его за дверь — Он выходит, уходит из нашей жизни. Но если Бог отходит от нас по нашей просьбе — Он вместе с Собою отдаляет от нас и Жизнь, ибо Бог есть Жизнь. И с чем же мы остаёмся? С тем, что не-жизнь. Мы остаёмся со смертью.

Ведь, по слову ап. Павла, Бог — единый имеющий бессмертие (1 Тим. 6, 16), и поэтому, когда Он по нашей просьбе покидает нас, то Он уносит с Собою Самого Себя, а значит, Своё бессмертие и, значит — нашу жизнь. И тогда человек «становится менее, чем был, когда был с Богом» (Августин. О граде Божием. 14,13),

Более того, зачарованные минутной радостью того греха, который мы совершили в стороне от Бога, “между деревьями”, мы как-то и не замечаем, Кого именно мы потеряли. Ошарашенные минутной радостью и постоянной болью, утратившие память от падения, люди потеряли ориентацию. И лишь затем, когда страдания, боль и смерть настигают нас, мы начинаем осознавать, что какой-то радикально неправильный выбор был сделан и нами, и человечеством вообще… Человек пожелал пожить без Бога — и, по слову преп. Максима Исповедника, окрест самолюбия появилось страдание[489]. Человек начинает задыхаться, болеть, умирать…

Итак, люди потеряли Бога. Могут ли они найти Его и вернуть? В Книге Иова такой вопрос ставится: Можешь ли ты исследованием найти Бога? (Иов. 11,7). Однако, ответ оказывается отрицательным: Но вот, я иду вперёд — и нет Его, назад — и не нахожу Его (Иов. 23,8). Человек сам найти Бога не может. Мы не можем построить такую Вавилонскую башню наших заслуг и добродетелей, по которой могли бы взобраться на Небеса. Пропасть между землёй и Небом преодолима только в одном направлении: от Неба — к земле. Мы же с земли не можем перепрыгнуть эту пропасть.

Но Бог может спуститься к нам, чтобы «восполнить Собою» нашу полужизнь (Августин. О граде Божием. 12,9). Ибо «каким образом человек перейдёт в Бога, если Бог не перешёл в человека?» (свт. Ириней Лионский. Против ересей. 4,33,4). И вот в этом главное отличие христианства от язычества. Языческие религии — это рассказ о том, как люди искали Бога, а Библия рассказывает о том, как Бог искал человека. Когда Адам спрятался под кустами, Бог взывает к нему: «[Адам,] где ты?» (Быт. 3,9)[490]. У Александра Галича есть стихотворение с повторяющейся строкой: «Я вышел на поиски Бога». Библия же рассказывает нам совершенно иную историю о том, как Бог вышел на поиски человека.

И через всю священную историю пройдёт этот рассказ о том, как Бог ищет человека. От книги Бытия до последней книги Библии — Апокалипсиса, — в которой Христос скажет Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр. 3, 20). В ключевом же библейском эпизоде возвещается — Достигло до вас Царство Божие (Мф. 12, 28): люди все-таки оказались настигнуты Радостью; Евангелие догнало их…

Для понимания Писания очень важно заметить — как важен для Священной истории этот мотив поиска Богом человека. Для того, чтобы понять какой-то текст или некоего человека, важно заметить не только то, что этот человек говорит. Важно заметить ещё и то, о чем он молчит. Один сюжет замолчан в Евангелии; один сюжет вызывающе отсутствует в нем. Скажите, есть ли в Евангелии притча, которая рассказывала бы нам историю о некоей овечке, которая отбилась от стада, потерялась? На эту затерявшуюся овцу напали волки… Но у овечки был чёрный пояс по каратэ, и поэтому своими рожками и копытцами она раскроила черепа серым разбойникам, а потом, как заядлая овчарка, по запаху нашла пастыря, бросилась к нему на шею и сказала: «Вот я, дорогой пастырь! Дай мне орден “За мужество” первой степени!»

Нет такой притчи в Евангелии. А есть иная, которая повествует о Пастыре, который Сам идёт и находит.

Нет в Писании и притчи о сознательной копеечке, которая в какие-то незапамятные времена закатилась под диван, потерялась и лежала там всеми забытая. Но вот пришли тяжёлые времена, и потерявшаяся копеечка (драхма) услышала, как её хозяйка жалуется соседке: “Три месяца уж пенсию не носят… Кушать нечего”. И тут копеечка решила пожертвовать собой, вытащила себя из щели, выкатилась из под дивана прямо под ноги хозяйке и сказала: “Вот она я! Сходи со мной на базар, купи хлебушка!”… А есть иная притча. О хозяйке, которая все в своём доме перевернула вверх дном, чтобы найти потерянное сокровище…

Это очень важно: мы — найдёныши. У нас нет права быть христианами. У нас нет права на спасение. Мы — найдёныши; мы — помилованные преступники.

Конечно, и потерявшаяся овца не должна безмятежно лежать в надежде на то, что Пастырь найдёт её раньше волков. Но есть все же огромный зазор между нашим усилием и тем, что Господь даёт нам в качестве плода этого нашего усилия.