Дары и анафемы - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 70

Итак, Евангелия действительно складываются в очень древнюю эпоху; они доносят до нас апостольское восприятие Христа, голос апостольской общины, голос современников, голос тех, кто свидетельствовал о Христе и готов был умереть за своё свидетельство. Достаточно сказать, что уже христианскими авторами конца I века (св. ап. Варнавой, свт. Климентом Римским) цитируются 14 из 27 новозаветных книг, а авторы, чьё творчество приходится на первую половину II века (свтт. Игнатий Антиохийский, Поликарп Смирнский, Ерм) использовали цитаты из 24 новозаветных книг[461].

Как всегда, Божий Промысл оставляет нам пространство для свободного выбора. Тот, кто решится считать книги Нового Завета подлинным творением апостолов, не погрешит своим решением против своей научной совести. Но и научных доводов недостаточно, чтобы кого-то понудить к вере в апостольское происхождение новозаветных книг. В конце концов, в нашем распоряжении нет образцов апостольских почерков. Кто хочет — может сомневаться. Но во всяком случае он должен перестать обвинять верующих в антинаучности…[462]

Но известен и ещё один аргумент, который часто используют антицерковные люди. Они говорят: да, мол, эти древние рукописи существуют, но вы, христиане, сами говорите, что это лишь маленькие фрагменты, а вот затем на основании этих-то фрагментов Евангелия и были дополнены церковными догматистами. Мы-де знаем, что средневековые цензоры что-то из Евангелий выбрасывали, а что-то в Евангелия вставляли.

И каждая секта, конечно, уверяет, что именно её догмы церковники вычеркнули из древних евангельских списков…

Но эти гипотезы очень легко проверяются. Есть в жизни христиан черта, которая радует историка и огорчает христианина. К сожалению для христианина, ученики Христовы не смогли соблюсти единства между собой и христианский мир избороздили трещины расколов. Ряд национальных христианских общин уже в V-VI вв. отпал от единства с Православной Церковью (я имею в виду прежде всего армян, с их монофизитской доктриной, коптов, сирийскую Церковь). Но с точки зрения историков это означает, что появилась уникальная возможность сопоставить греко-римское христианство с другими версиями христианской жизни, причём такими, которые в некоторых своих чертах сохранили более древний уклад, не испытывая воздействия тех изменений, которые происходили в Православной Церкви в последующие столетия.

Поскольку эти общины (т.н. дохалкидонские Церкви) порвали всякие отношения с Православным Константинополем и, тогда ещё Православным, Римом, это означает, что если бы в последующие века цензоры в Греции или в Италии взялись бы править Евангелие, то армяне, копты, эфиопы или сирийцы эту правку никогда бы не приняли. Более того — их национально-церковная литература сразу наполнилась бы гневными выпадами: «Смотрите, до чего дошли эти греки и римляне в своём еретичестве — даже Евангелия они цензурируют!». Но нет таких криков. И Библия у нас едина. Мы можем сравнивать их переводы Писания с нашими. И подобное сличение показывает, что Библия неизменна. Нет такого фрагмента, который бы отсутствовал у латинян, но был бы у коптов, нет такого текста у сирийцев, который бы отсутствовал в славянской Библии (разве что отношение к Апокалипсису разнится в разные времена и у разных народов).

Сравнение тысяч рукописей и десятка древних переводов новозаветных книг показывает, что не было таких фрагментов, которые были бы в Библии во II-IV веках, но в X или XV в. были бы оттуда выброшены цензорской рукой[463].

Однако сопоставление рукописей позволяет нам сказать, что в нашей сегодняшней Библии есть такие фрагменты, которые отсутствуют в древнейших рукописях.

Таких фрагментов три.

Первым восполнением древних рукописей порой представляется концовка Евангелия от Марка: Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, — не поверили. После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили. И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасён будет; а кто не будет веровать, осуждён будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы. И так Господь, после беседования с ними, вознёсся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь (Мк. 16, 9-20)

В древнейших дошедших до нас рукописях (речь идёт прежде всего о Синайском и Ватиканском кодексах — богато украшенных рукописях сер. IV в.) этого текста нет. В древних переводах — арамейском, грузинском, эфиопском также 8 стих 16 главы оказывается последним. В некоторых других манускриптах (например, L — Королевском кодексе VIII столетия) читается иная концовка — «Но они кратко поведали Петру и бывшим с ним все, что было им возвещено. И после этого Иисус Сам через них разослал с Востока до Запада священную и бессмертную весть вечного спасения. Аминь».

Знакомое нам завершение Евангелия от Марка впервые встречается лишь в рукопосях 7-9 веков. Поэтому западные библеисты утверждают, что это — позднейшая вставка. Прот. Александр Мень полагает, что «скорее всего, первоначальный текст эпилога был утрачен или евангелист скончался, не успев завершить его»[464]. Православная позиция более осторожна. Мы соглашаемся, что в ряде древнейших рукописей этот текст действительно не встречается. Но с другой стороны, мы видим, что этот текст цитируется уже во II в. у свт. Иринея Лионского (Свт. Ириней Лионский. Против ересей 3,10,6), Таиана, мч. Иустина Философа (но этот же текст незнаком блаж. Иерониму).

Если признать, что спорные стихи есть позднейшая вставка, то придётся считать заключением Евангелия от Марка слова о жёнах-мироносицах: И никому ничего не сказали, потому что боялись (Мк. 16, 8). Однако, по психологически верному замечанию еп. Нафанаила, «мы не можем представить себе серьёзного литературного произведения, которое оканчивалось бы словами: “Их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись ”. Не мог св. ап. Марк о центральном факте всей христианской проповеди, о Воскресении Христовом, сказать только, что Ангел возвестил об этом трём женщинам»[465]. Не может Евангелие — весть радости — кончаться словами о страхе.

А по интересной гипотезе дореволюционного русского библеиста Д. Богдашевского, разногласие древних рукописей по поводу концовки Маркова Евангелия есть свидетельство о неудачной попытке цензурирования Евангелия. Отсутствие концовки вызвано тем, что евангелист Марк в этом месте трудно согласуем с другими евангельскими рассказами о Воскресении, — поэтому в IV в. придворный епископ Евсевий Кесарийский попробовал «гармонизировать» эти рассказы и в тех 50 кодексах, которые были изготовлены на деньги имп. Константина (в том числе Синайский и Ватиканский), сделали купюру. Но эта попытка цензурирования оказалась все же неудачной — текст продолжал жить в первозданном виде [466].

Второй предположительно вставленный фрагмент — стих из послания ап. Иоанна, который не встречается в древних рукописях. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном (1 Ин. 5, 7-8). Этот текст не встречается в рукописях до XVI в. Но тем не менее свт. Киприан Карфагенский цитирует его ещё в III в [467]. Поэтому снова нельзя сказать однозначно, что перед нами позднейшая вставка…