Маги нашего города - Куприянов Сергей Александрович - Страница 23

– Что нужно? – почти покорно спросил Степанов. Он уважал своего директора, где-то даже, может быть, побаивался, хотя особых грехов за ним не было, но больше всего был ему благодарен за то, что тот предоставил ему тихую гавань, где борьбу с окружающим миром можно было переложить на другие плечи. И еще боялся эту гавань потерять.

– Я передал Роману Пашин маг-код.

При этих словах брови тишайшего, как считали многие, поползли вверх. Для тех, кто в этом понимает, это все равно что выставить собственную жену на панель. Позор! Позор и предательство. Такое не то что непростительно, это даже больше чем преступно. Спокойный и внешне даже индифферентный маг Михаил Михайлович Степанов в определенных ситуациях мог взорваться похлеще, чем иная бомба. Это была именно та ситуация.

Но Горнин знал, что говорил.

– Роман меня на воде уделал. Забодяжил у Лидки под носом. Что с нее взять – девчонка. Плюс та история. С таможней. Гад. Но с ним я сам разберусь. Надо Пашу выручать. Сделаешь? Миша, больше некому. Я еще под ломкой. С час пройдет, не меньше.

Степанов отвернулся.

Оправдаться можно в чем угодно. Почему-то у начальников это особенно хорошо получается. Они всегда из дерьма чистенькими выскакивают. Натура у них такая. Но объективно – если все это правда – нужно помочь. Выложиться. Да. Только если говорить по правилам, без всяких экивоков, то Петрович Пашу подставил. И не его одного. Он всех подставил. Значит, может подставить и потом. Нет ему теперь веры. Как нет, выходит, и тихой гавани с сытной кормежкой.

– Я уйду, – сказал в сторону «дальнобойщик».

– Как сам решишь. Но сейчас-то, а?

– Я попробую, – глухо и неприязненно ответил Степанов. – Какой код?

– Сейчас... – Горнин собрался с мыслями. – Ба! Второй! Второго уровня. Давай присаживайся.

– Я стоя.

– Извини, забыл, – засуетился маг-директор. Ему на глаза попался практически непочатый бокал на столе. – Коньячку хлебнешь?

– Можно.

Пока Степанов, делая пассы, настраивался на контакт, маг-директор ринулся было к столу, на котором стоял бокал, взял его, едва не расплескав, но тут же замер. Вода. Коньяк. Хватит глупостей.

Быстро подошел к окну, распахнул форточку и выбросил бокал вместе с коньяком наружу, на асфальт. По оконному стеклу потекли маслянистые желтые капли. Звук разбитого стекла еще только долетал, когда он уже доставал из шкафа новый бокал и непочатую бутылку в бордовой картонной коробке.

Наливал он щедро, но не под край, зная, что при напряжении, которое может испытывать маг, работающий в качестве передатчика, руки, бывает, трясутся так, что в самом глубоком и узком стакане даже капли не остается.

В январе одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года в Подмосковье и на Сахалине в один и тот же момент начались жуткие снежные бури, длившиеся восемь с половиной часов. Никто, конечно, не связал два этих явления воедино; метеорологи могли себе позволить говорить самое большее об аномальном атмосферном явлении, не обусловленном метеопрогнозом. Да что там, такие прогнозы в лучшем случае сбываются на семьдесят процентов. Словом, совпадение, заслуживающее внимания только для узкой группы специалистов, которые об этом забыли через неделю. Правда, военные пытались что-то раскопать, но и их боевой запал был аккуратно погашен в те же сроки. И лишь пять-семь человек знали, что тогда два практикующих мага, не сошедшиеся во мнении о принципах и допустимости воздействия, выясняли отношения по-своему. Одним из них был молодой еще Михаил Степанов, позже попавший в психиатрическую больницу с сильнейшим нервным истощением. Другой... Другой, променяв столицу СССР на техасский Даллас, теперь помогает впавшим в климакс дамочкам, получая за свои услуги, как говорят, большие гонорары. Магом его никто давно уже не считает. Нет такого мага, сдулся. Есть обычный, пусть и успешный, психотерапевт в американском городе, где когда-то застрелили президента.

– Хлебнешь?

Михаил Михалыч мотнул головой.

– Дай нюхнуть, – сказал он низким, идущим из живота голосом.

Горнин поднес бокал ему под нос, напряженно глядя в глаза.

Ноздри мага раздулись, впитывая алкогольный аромат. Один вдох. Второй.

Лицо окаменело.

Готов.

Горнин, не найдя, куда поставить бокал, просто уронил его на ковер. И распахнулся на передатчика.

Из живущих мало кто, а может, и вовсе нет никого, способного похвастаться, что видел двух сильных магов, работающих за предел в адрес. Да не в адрес какой-то там тети Клавы, а в адрес сильного практикующего мага, накладывая на него запрет.

Просто для примера, для наглядности, это можно сравнить с электродуговой сваркой, когда сварщик сваривает две металлические детали. Дуга искрит, плавя металл, на окружающие конструкции падают горячие капли, которые ничем и никогда невозможно вытравить. А те, кто смотрит на этот процесс без защитного стекла, ловят, как говорится, «зайчиков», то есть получают ожог роговицы глаза. Минимум что бывает – это недели две нельзя смотреть на сколько-нибудь яркий свет, но при этом глаза постоянно слезятся. Ну а максимум... Словом, лучше не смотреть, а уж коли попалось, то отворачиваться.

– Ну? – хрипло спросил Горнин.

– Его нет.

– Что?

– Закрылся.

Опоздал... Что за паскудство! Ну, Рома! Теперь берегись!

Глава 7

ПАВЕЛ

Такого восхитительного, легкого и светлого пробуждения он не помнил. Наверняка подобное уже было когда-то, но очень давно. Может, в детстве или в юности, когда груз забот минимален и весь прост и легко решаем.

Проснувшись, еще хотелось нежиться в кровати, баловать себя, разрешать своему организму не напрягаться, даже мурлыкать и – обязательно! – потягиваться с закрытыми глазами. С закрытыми непременно. И приговаривать, как бабка в детстве говорила: «Возьми, возьми мою лень».

Подчиняясь лени, он раскинул руки, не открывая глаз, и потянулся, чувствуя на щеке тепло солнца. Лень. Лелеять лень.

И в секунду все перевернулось.

Его расслабленные со сна пальцы наткнулись на какое-то тело, на кожу. Вдруг всем существом он ощутил, что лежит не на своей кровати и вообще не дома, потому что пахнет иначе и вообще все не так.

От желанной неги не осталось и следа не то что в секунду – в миг! Хлынувший в кровь адреналин заставил распахнуть глаза и, подскочив, сесть, сбрасывая с груди одеяло.

Где я?!

Все оказалось не так страшно, как внезапно возникшая в мозгу картинка. Он был у Любки. В ее офисе. Точнее, в их офисе. И она сидела в низком кресле рядом с тахтой, преданно глядя ему в лицо. Или влюбленно?

– Привет, – проговорил он хриплым со сна голосом.

– Доброе утро, – пропела она. – Хотя на самом деле еще ночь.

Действительно, комнату освещал только приглушенный свет торшера, в щели между плотными шторами было темно, только поблескивали редкие квадратики горящих окон. И вправду ночь.

Он потянулся, оглядывая комнату. Организм еще не окончательно отошел ото сна, но мозг по привычке анализировал обстановку, хотя нужды в том, в общем-то, не было. Просто привычка, выработанная за годы работы у Горнина.

В приглушенном ночном свете комната выглядела иначе, нежели днем. В ней было даже уютно. Он вдруг подумал, а где же спала Любка. На тахте рядом с ним места было маловато, разве только в обнимку, но в обнимку он засыпать не умел, даже будучи в сильном подпитии. Она, что же, вот так вот в кресле все время и просидела? Он посмотрел в ее ждущие глаза.

Мама моя дорогая! Да она же действительно его любит!

Павел взял ее за кисть.

– Прыгай ко мне, – предложил он, двигаясь.

– Не-а, – помотала она головой.

Он собрался обидеться, но вдруг понял, что спал в одежде. Только что без обуви. Он вскинул руки и потянул свитер через голову.

– А так? – спросил он.

– Уже лучше, – промурлыкала Любка.

А вскоре стало и совсем хорошо, когда она залезла к нему под толстый плед овечьей шерсти, изготовленный, если верить красочному лейблу, в Канаде.