Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 47

Изменить размер шрифта:

232

Я уж больше не подрасту, –

Я уж больше не подрасту, —

Останусь лысым и робко сутулым,

И таким прибреду ко кресту,

К гробовым, деревянным скулам.

В них завязну, как зуб гнилой;

Лязгнет пасть — поджарая яма…

А давно ли атласной водой

Меня мыла в корытце мама?

Не вчера ли я стал ходить,

Пугаясь бороды деда?

Или впрямь допрялась, как нить,

Жизнь моя и дьячка-соседа?

Под окном березка росла,

Ствол из воска, светлы побеги,

Глядь, в седую губу дупла

Ковыляют паучьи телеги.

Буквы Аз и Буки везут

Весь алфавит и год рожденья…

Кто же мозгу воздаст за труд.

Что тесал он стихи-каменья?

Где подрядчик — пузатый журнал?

В счете значатся: слава, тений…

Я недавно шутя хворал

От мальчишеской, пьяной лени.

Тосковал, что венчальный наряд

Не приглянется крошке-Марусе…

Караул/ Ведь мне шестьдесят,

Я — закладка из Книжной Руси."

Бередит нафталинную плешь,

Как былое, колпак больничный…

Кто-то черный бормочет: съешь

Гору строк, свой обед обычный.

Видно я, как часы, захворал,

В мироздании став запятою,

И дочитанный Жизни журнал

Желтокожей прикрыл рукою.

233. ПУТЕШЕСТВИЕ

«Я здесь», — ответило мне тело, —

Ладони, бедра, голова, —

Моей страны осиротелой

Материки и острова.

И, парус солнечный завидя,

Возликовало Сердце-мыс:

«В моем лазоревом Мадриде

Цветут миндаль и кипарис».

Аорты устьем красноводным

Плывет Владычная Ладья;

Во мгле, по выступам бесплодным

Мерцают мхи да ягеля.

Вот остров Печень. Небесами

Нам ним раскинулся Крестец.

В долинах с желчными лугами

Отары пожранных овец.

На деревах тетерки, куры,

И души проса, пухлых реп.

Там солнце — пуп, и воздух бурый

К лучам бесчувственен и слеп.

Но дальше путь, за круг полярный,

В края Желудка и Кишек,

Где полыхает ад угарный

Из огнедышащих молок.

Где салотопни и толкуши,

Дубильни, свалки нечистот,

И населяет гребни суши

Крылатый, яростный народ.

О, шготяные Печенеги,

Не ваш я гость! Плыви ладья

К материку любви и неги,

Чей берег ладан и кутья."

Лобок — сжигающий Марокко,

Где под смоковницей фонтан

Мурлычет песенку востока

Про Магометов караван.

Как звездотечностью пустыни

Везли семь солнц — пророка жен —

От младшей Евы, в Месяц Скиний,

Род человеческий рожден.

Здесь Зороастр, Христос и Брама

Вспахали ниву ярых уд,

И ядра — два подземных храма

Их плуг алмазный стерегут.

Но и для солнечного мага

Сокрыта тайна алтарем…

Вздыхает судоржно бумага

Под ясновидящим пером.

И возвратясь из далей тела,

Душа, как ласточка в прилет,

В созвучий домик опустелый

Пушинку первую несет.

234

Звук ангелу собрат, бесплотному лучу,

И недруг топору, потемкам и сычу.

В предсмертном «ы-ы-ы!..» таится полузвук —

Он каплей и цветком уловится, как стук, —

Сорвется капля вниз и вострепещет цвет,

Но трепет не глагол, и в срыве звука нет.

Потемки с топором и правнук ночи, сыч,

В обители лесов подымут хищный клич,

Древесной крови дух дойдет до Божьих звезд,

И сирины в раю слетят с алмазных гнезд;

Но крик железа глух и тяжек, как валун,

Ему не свить гнезда в блаженной роще струн.

Над зыбкой, при свече, старуха запоет:

Дитя, как злак росу, впивает певчий мед,

Но древний рыбарь-сон, чтоб лову не скудеть,

В затоне тишины созвучьям ставит сеть.

В бору, где каждый сук — моленная свеча,

Где хвойный херувим льет чашу из луча,

Чтоб приобщить того, кто голос уловил

Кормилицы мирской и пестуньи могил, —

Там отроку-цветку лобзание даря,

Я слышал, как заре откликнулась заря,

Как вспел петух громов и в вихре крыл возник

Подобно рою звезд, многоочитый лик…

Миг выткал пелену, видение темня,

Но некая свирель томит с тех пор меня;

Я видел звука лик и музыку постиг,

Даря уста цветку, без ваших ржавых книг!

(1917)

235

Мужицкий лапоть свят, свят, свят!

Взывает облако, кукушка,

И чародейнее чем клад,

Мирская потная полушка.

Горыныч, Сирин, Царь Кащей, —

Всё явь родимая, простая,

И в онемелости вещей

Гнездится птица золотая.

В телеге туч неровный бег,

В метелке — лик метлы небесной.

Пусть черен хлеб, и сумрак пег, —

Есть вехи в родине безвестной.

Есть мед и хмель в насущной ржи,

За лаптевязьем дум ловитва.

«Вселися в ны и обожи» —

Медвежья умная молитва.