Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения

Поплавский Борис Юлианович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения - Поплавский Борис Юлианович - Страница 3

Изменить размер шрифта:

Ангелы Ада

Алексею Арапову

Мне все равно, я вам скажу: я счастлив.

Вздыхает ветер надо мной; подлец.

И солнце безо всякого участья

Обильно поливает светом лес.

Киты играют с кораблями в прятки.

А в глубине таится змей морской.

Трамваи на гору взлетают без оглядки

И дверь стучит, как мертвецы доской.

А дни идут как бубны арестантов,

Туда где кладбище трефовое лежит.

Сидят цари как толстые педанты

Валеты держат палки и ножи.

А дамы: как красивы эти дамы,

Одна с платком, соседняя с цветком,

А третья с яблоком протянутым Адаму,

Застрявшим в глотке — нашим кадыком

Они шурша приходят в дом колоды,

Они кивают с веера в руке.

Они приносят роковые моды

Обман и яд в оранжевом чулке.

Шумят билетов шелковые юбки —

И золото звенит как поцелуй.

Во мгле горят сигары, очи, трубки.

Вдруг выстрел! как танцмейстер на балу.

Стул опрокинут. Черви уползают,

Преступник схвачен в ореоле пик,

А банкомет под лампой продолжает

Сдавать на мир зеленый цвет и пыль.

1926

Борьба со сном

Ан по небу летает корова

И собачки на крылышках легких.

Мы явились в половине второго

И вздохнули всей емкостью легких.

Ой, как велосипедисты, быстро

Под окном пробегают дни —

Лишь мы оба, что знаки регистра

Бдим случайности во вне одни.

Понижаясь и повышаясь

Пальцы нот шевелятся достать нас: о крючья!

Ты скрипичная выше, рогатка кривая,

Ниже я круглый басовый ключ.

Ноты разны, как ноты разны государств,

Но судьба утомилась сидеть за роялью.

Вот тетрадка захлопнулась: бац! без вреда.

В темноте мы заснули в ночи борсальной.

Электрической лампы полуночное солнце

Лишь скользит вдоль страницы, белесой как снег.

Вижу сон: мы пюпитр покинули, сон!

Мы оделись как люди. Вот мы вышли. Нас нет.

Только пара шагов меж скрипичным и басовым,

Но линейка бежит в ресторан, Ан стена.

Что ж, как дачны соседи, поболтаем через изгородь, ба!

Недоступны и близки на ощупь как истина.

Подражание Жуковскому

Обнаженная дева приходит и тонет,

Невозможное древо вздыхает в хитоне.

Он сошел в голубую долину стакана

Огнедышащий поезд, под ледник и канул.

Синий мир водяной неопасно ползет,

Тихий вол ледяной удила не грызет.

Безвозмездно летает опаснейший сон.

Восхищен, фиолетов и сладостен он.

Подходи, приходи, неестественный враг

Безвозвратный и сонный товарищ мой рак.

Раздавайся далекий, но явственный шум,

Под который нежнейший медведь я пляшу.

Отступает поспешно большая стена

И подобно змее уползает она.

Но сей мир все ж, как палец в огромном кольце

Иль как круглая шляпа на подлеце.

Иль как дева что медленно входит и тонет,

Там где дерево горько вздыхает в хитоне.

Весна в аду

Георгу фон Гуку

Это было в тот вечер, в тот вечер.

Дома закипали как чайники.

Из окон рвалось клокотанье любви.

И «любовь не картошка»

И «твои обнаженные плечи»

Кружились в паническом вальсе,

Летали и пели как львы.

Но вот грохнул подъезд и залаял звонок.

Весна подымалась по лестнице молча.

И каждый вдруг вспомнил что он одинок.

Кричал, одинок! задыхаясь от желчи.

И в пении ночи и в реве утра,

В глухом клокотании вечера в парке,

Вставали умершие годы с одра

И одр несли как почтовые марки.

Качалась, как море асфальта, река.

Взлетали и падали лодки моторов,

Акулы трамваев завидев врага

Пускали фонтаны в ноздрю коридоров.

И было не страшно поднявшись на гребень

Нестись без оглядки на волнах толпы

И чувствовать гибель в малиновом небе

И сладкую слабость и слабости пыл.

В тот вечер, в тот вечер описанный в книгах

Нам было не страшно галдеть на ветру.

Строенья склонялись и полные краков

Валились, как свежеподкошенный труп

И полные счастья, хотя без науки.

Бил крыльями воздух в молочном окне

Туда, где простерши бессмертные руки

Кружилась весна как танцор на огне.

Дон-Кихот

Сергею Шаршуну

Надо мечтать! Восхищаться надо!

Надо сдаваться! Не надо жить!

Потому что блестит на луне колоннада,

Поют африканцы и пропеллер жужжит.

Подлетает к подъезду одер Дон-Кихота

И надушенный Санчо на красном осле.

И в ночи возникает, как стих, как икота:

Беспредметные скачки, парад и балет

Аплодируют руки оборванных мельниц

И торговки кричат голосами Мадонн,

И над крышами банков гарцует бездельник,

Пляшет вежливый Фауст, святой Купидон.

И опять на сутулом горбу лошадином

В лунной опере ночи он плачет, он спит.

А ко спящему тянутся руки Ундины,

Льются сине-сиреневых пальцев снопы.

На воздушных качелях, на реях, на нитках

Поднимается всадник, толстяк и лошак,

И бесстыдные сыплются с неба открытки

(А поэты кривятся во сне натощак).

Но чернильным ножом, косарем лиловатым,

Острый облак луне отрубает персты.

И сорвавшись, как клочья отравленной ваты

Скоморохи валятся через ложный пустырь.

И с размаху о лед ударяют копыта.

Останавливаются клячи дрожа.

Спит сиреневый полюс, волшебник открытый,

Лед бессмертный, блестящий как белый пиджак.

В отвратительной неге прозрачные скалы

Фиолетово тают под ложным лучом,

А во льду спят замерзшие девы акулы,

Шелковисто сияя покатым плечом.

И остряк путешественник, в позе не гибкой,

С неподвижным секстантом в руке голубой,

Сузив мертвый зрачок, смотрит в небо с улыбкой

Будто Северный Крест он увидел впервой.

И на белом снегу, как на мягком диване,

Лег герой приключений, расселся денщик,

И казалось ему, что он в мраморной ванне

А кругом орхидеи и Африки шик.

А над спящим все небо гудело и выло,

Загорались огни, полз прожектора сноп,

Там летел дирижабль, чье блестящее рыло

Равнодушно вертел чисто выбритый сноб.

И смотрели прекрасные дамы сквозь окна

Как бежит по равнине овальная тень,

Хохотали моторы, грохотали монокли,

И вставал над пустыней промышленный день.