Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

»Небесный огонь» и другие рассказы - Николаева Олеся - Страница 18


18
Изменить размер шрифта:

В юности, до самого слома советской власти, его практически не печатали, цензурировали и каждую публикацию, которой приходилось дожидаться годами и получать в купированном виде, он добывал сердечной мукой.

А вы, Сергей Иванович, о чем мечтали вы? — спросил Чухонцев Чупринина.

— Я? — замялся тот и, несколько смущаясь, произнес: — Я ведь начинал в Ростове. Так вот — хотелось мне очень быть главным редактором… толстого литературного журнала.

— Ох, так вы точно в цель и попали! — засмеялся Чухонцев. — Сколько лет вы уже главный редактор «Знамени»? Двадцать?

— А ты? О чем мечтала ты? — спросили они у меня.

— Я?

С Невы подул прохладный ветер, надувая полы моего тонкого плаща. Золотые лучи стекали с купола Казанского собора и заливали лицо. Тут же стоял краснолицый и чуть поддатый Петр Первый с какой?то важной дамой в завитом парике и кринолине — с ними можно было сфотографироваться на память. Рядом оказалась карета с кучером — не желаете ли прокатиться? Весь Невский нес в себе тысячи возможностей и поводов для игры.

— Ну да, да, ты! О чем мечтала ты? — снова спросили они. — Чего ты хотела?

Я вспомнила, как много лет назад — двадцать? двадцать пять? — тот же вопрос задавал мне мой духовник:

— А чего вы хотите? Вы сами?то знаете?

И тогда я ему ответила, зажмурившись от дерзости, от неисполнимости моих желаний:

— Я бы хотела жить среди сосен, где?нибудь в Переделкине, писать стихи и слушать классическую музыку!

— Да это вы прямо здесь, на земле, хотите в раю оказаться! — засмеялся он. И в глазах его проплыли облака сомнения: он знал — здесь, на земле, человеку надлежит изведать многие скорби… Какая уж классическая музыка среди сосен!

— Ну хотя бы скажи — твои?то желания — сбылись? — теперь настаивали мои спутники.

— Ну да, да!

Мне почему?то стыдно было им признаться про сосны, классику и Переделкино.

А меж тем — совсем недавно мой муж купил такую волшебную компьютерную установку, на которой можно слушать весь мировой репертуар. И вот — Моцарт, Бах, Шуберт, Гендель, Вивальди заливают округу, то соперничая с птичьим пеньем, то входя в унисон с ветром, раскачивающим старые скрипучие сосны, и вольная душа подпевает им…

И тем не менее я ко всем «исполненным желаниям» отношусь с некоторой опаской. Все?таки просить надо с рассуждением и осторожностью, ибо не знаешь, что за крест выпрашиваешь себе… А ведь, как утверждали святые отцы, выпрошенный крест — самый тяжелый.

Например, моя мама всегда мечтала, чтобы ей не приходилось мыть посуду и убирать…

А моя подруга актриса и певица Люля мечтала эмигрировать («только бы вырваться из этой проклятой страны!»).

А мой приятель Леня Золотаревский мечтал стать баснословно богатым.

А красавица Ирэн мечтала научиться водить машину и купить себе что?то вроде «альфа — ромео».

И вот у моей мамы произошел инсульт, и она последние десять лет жизни не мыла посуду и не убирала дом, а просто лежала в постели.

А Люля уехала в Израиль и там поселилась в кибуце и — актриса, певица, балерина — ходила каждый день, ради пропитания, на очистку леса собирать там какие?то ветки, а вся ее заграничная артистическая карьера свелась к простой самодеятельности: по праздникам она пела в застольях и по — актерски выразительно рассказывала анекдоты.

А Леня Золотаревский сказочно разбогател, но у него украли ребенка и требовали за него выкуп. И когда он выкупил сына, тот сильно заикался, а сам Леня вскоре умер от лейкемии. Врачи говорили: это все — от перенесенного стресса.

А красавица Ирэн научилась водить машину, но поскольку у нее не было денег, она продала свою трехкомнатную квартиру в новом доме, на эти деньги купила «альфа — ромео» и сняла двухкомнатную квартиру в центре. А потом вдруг хозяева квартиры немыслимо взвинтили цены, Ирэн разнервничалась и разбила машину и в результате вынуждена была переселиться к бывшему мужу. Он жил с молодой женой и двумя маленькими сыновьями — погодками. И Ирэн полгода прожила у них в кладовке, а потом куда?то исчезла.

Честно говоря, и я подчас думаю: «Слава Тебе, Боже, что Ты не исполнил некоторых моих безумных желаний!»

Владыка Антоний Сурожский не без иронии вспоминал, как в детстве, увидев у своего дядюшки вставную челюсть, которую тот на ночь клал в стакан с водой, страстно желал иметь такую же.

А я в детстве, увидев в гостях у своей бабушки старую лагерницу, отсидевшую в сталинские времена по политической статье, залихватски курившую «Беломор» и приятным баском весьма артистично рассказывавшую о своих злоключениях, страстно захотела тоже вот так — пострадать, безвинно отсидеть срок, быть взвешенной на Божьих весах и оказаться в этой жизни — весомой.

В отрочестве же — я, наслушавшись рассказов подруги моей матери режиссера Инны Туманян о том, как ей приходится «отбивать» свой фильм, положенный Госкино на полку, возмечтала тоже быть режиссером и тоже вот так — бороться. У Инны Суреновны была мальчиковая стрижка, и я в девятом классе остриглась под мальчика. Инна Суреновна говорила роскошным для женщины низким голосом, и я стала басить. И когда я на первом курсе Литинститута на основах киноискусства, которые вел у нас знаменитый Л. Трауберг («Юность Максима»), написала в качестве курсовой режиссерскую разработку «Незнакомки», а он попросил меня остаться после занятий, поскольку нашел мою работу выдающейся, я ничуть не удивилась, а сочла это закономерностью судьбы.

Все ушли, и мы с ним остались в пустой аудитории.

— У вас есть талант, — сказал мэтр.

Я кивнула ему полыценно, но со скромным достоинством.

— У вас — подлинно режиссерское видение. Вы сами хоть это понимаете?

Я смущенно хмыкнула и почесала от волнения нос.

— Талант нельзя зарывать! — он даже чуть притопнул ножкой, словно подозревая, что у меня уже припрятана та лопата и вырыта та самая ямка, куда я вот — вот…

— Это моя мечта, — чистосердечно призналась я. — Я мечтаю быть кинорежиссером! Поступить во ВГИК…

— Так я же там преподаю! Я вам окажу содействие… А пока вы будете заниматься со мной, — он решительно взял меня за руку, — индивидуально.

И он многозначительно взглянул мне в глаза.

Тут я немного удивилась этой игре его глаз. Ведь маэстро был уже стар, очень стар, даже дряхл… Столь стар, что, честно говоря, когда он поднимался в аудиторию на второй этаж, из него мало — помалу сыпался песок. Он весь — осыпался! Но именно поэтому он оказывался — вне подозрений в нескромности…

— Но, — продолжал он, выпуская мою руку, — об этом никто не должен знать! Ни одна живая душа! Как говорится, ешь пирог с грибами, держи язык за зубами.

И он снова многозначительно взглянул на меня снизу вверх, ибо еще и росточком был мал — едва доставал мне до подбородка.

— Сейчас мы с вами отсюда выйдем, — сказал он, протягивая листок с номером своего телефона, — но вы делайте вид, что вообще со мной не знакомы. Сначала я. А потом — через три минуты — вы. Ну, вы поняли? Тсс!

Я отсчитала ровно три минуты после того, как он покинул аудиторию, и заторопилась домой. Но не успела я дойти до ворот, как нагнала его: он еле — еле ковылял. К тому же было скользко и его ноги то и дело разъезжались в разные стороны. Вдруг он покачнулся и замахал руками, пытаясь удержать равновесие.

— Вам помочь? — участливо спросила я, подскакивая к нему. Так пионеры — тимуровцы спрашивали старушек, которые собирались перейти через улицу.

И он именно так понял мою интонацию, правильно понял. Глянул на меня с обидой, с гневом, решительно рванулся вперед и, поскользнувшись, упал…

Больше он меня никуда не приглашал — ни во ВГИК, ни на индивидуальные занятия, ни вообще — в мир кино.