На пороге юности - Рязанова Екатерина Михайловна - Страница 25

— Ну ладно, ладно! Вечно с тобой дела не сладишь, — с сердцем махнула рукой Настасья Семеновна. — Уж как-нибудь сама их соберу...

Матвей Ильич, совсем было скрывшийся за дверью, вернулся.

— И не подумай, Настасья Семеновна, — заговорил он строго. — Неужто они милостыньку примут? А если примут, этакие бугаи, так я первый на них посмотрю да посмеюсь. На-кась!

Матвей Ильич пошарил у себя в кармане короткого пиджачка, вытащил старый, замусоленный и в нескольких местах порванный рубль и прихлопнул его ладошкой на столе:

— Принимай, убогие!..

Он победно оглядел ребят и решительно двинулся к двери. Потом еще раз вернулся, спрятал рубль в карман и, вытаращив глаза и дергая бородкой, крикнул:

— Хлебоеды! Много вас развелось, таких. А в борозде-то, в борозде кому стоять, а?..

Стыд горячей волной захлестывал Олега. Он чувствовал себя так, как если бы оказался совершенно голым перед большой толпой народа. Его даже мутило от этого чувства стыда и неловкости.

Но и Настасья Семеновна, видно, была смущена. Она несколько раз без цели переложила с места на место бумажки на своем столе, поправила под платком светлые волосы и вдруг, поглядев на Олега, засмеялась:

— Вот всегда так. Сначала рассержусь, не соглашаюсь, а потом вижу сама: правда твоя, Матвей Ильич! Вот что, ребята, раз уж вы у нас оказались, помогите нам немного на уборке. А мы вас потом в путь снарядим, а?

Олег почувствовал облегчение.

— Ну конечно, — ответил он, — мы с удовольствием! Только мы горожане, с сельским хозяйством мало знакомы...

— Это не беда. Я вас на хлеб пошлю. Сложку никогда не видали? Вот сейчас увидите. Вы там снопы побросаете. Людей у нас нехватка, и комбайны не справляются. Молотим после жатки на току...

— А когда же можно нам будет дальше следовать? — с легкой насмешкой поинтересовался Юрка.

— А когда захотите, задерживать не станем. Денька два поработаете, я на правлении поговорю, глядишь, Матвей Ильич смилуется, чек выпишет... Сашок! — крикнула Настасья Семеновна, далеко высовываясь в окно.— Сашок, подойди-ка сюда. Ступай, милый, покажи ребятам, как пройти на ток...

Маленький Сашок в большой отцовской фуражке, на которой еще виднелся след красноармейской звездочки, и в одних трусах на голом, загорелом до синеватой черноты теле подошел к окну.

Ему было холодно в одних трусах и фуражке. Из носа его свисала большая прозрачная капля, он то и дело вздрагивал и проводил под носом загорелой ладошкой.

— Ты что, замерз? — спросила Настасья Семеновна. — Пошел бы рубаху надел.

— Не, я купалси, — пояснил Сашок и, шмыгнув носом, подобрал каплю. — Кого на ток-то вести?..

На току стоял непрерывный смешанный гул и грохот. В стороне синим дымом попыхивал трактор. То и дело подкатывали трехтонки. Двое запыленных мужчин грузили на них мешки с зерном.

Посередине очищенного от дерна и утоптанного поля рядом с высокими, как дом, ершистыми скирдами стояла большая машина. Это и была «сложка», как называла ее Настасья Семеновна, что означало, как узнал Олег, сложная молотилка.

На ней, на высоком мостике, виднелась закутанная фигура, которая, как автомат, поворачивалась то в одну, то в другую сторону. С соседней скирды к этой фигуре летели снопы. Фигура ловила их, что-то делала и поворачивалась, чтобы поймать следующий сноп.

С другой стороны машины из широкого отверстия, полого наклоненного к земле, вываливалась спутанная солома, сладко пахнущая полем. Две женщины непрерывно отгребали солому в сторону, но рыхлая куча тотчас вырастала перед ними заново.

Где-то сбоку воздушный напор выбивал мякину, мелкие примеси и колосья, их тоже отгребали в сторону. А прямо перед Олегом непрерывной струей лилось в подставляемые мешки зерно. Мешки ставили на большие весы, а затем грузили на автомашину.

В первый момент Олегу показалось, что здесь можно задохнуться от пыли, что люди никак не поспевают за машиной: не успевают отгребать солому, не успевают грузить зерно в мешки, не успевают отвозить его на машинах. Большим золотистым ворохом лежало оно здесь же, прямо у ног людей.

Сашок подошел к человеку, стоявшему у весов, и, ткнув в сторону Олега маленьким грязным пальцем, громко пояснил:

— Папаня, погляди-ко, председатель послала на подмогу.

— Из техникума, что ли? — спросил человек и живо оглянулся на Олега. Он был весь седой от пыли, летевшей к нему от машины. Выгоревшая, когда-то голубая майка и порванные военные галифе составляли весь его костюм. Голову его прикрывала большая соломенная шляпа.

— Нет, не знаю, отколь приехали, только председатель к тебе послала, — пояснил Сашок и провел рукой под носом.

— А ты что все голый бегаешь? — вдруг заметил отец. — Где мать?

— Мать на ферме. Она мне в трусиках велела, только, говорит, не купайси.

— А ты не купался? — спросил отец, но Сашок, не ответив, побежал к селу. Голые загорелые ноги его так и мелькали.

Человек в галифе оказался бригадиром. Он больше ни о чем не стал расспрашивать, глянул на ухмылявшегося Юрку, на посматривающего по сторонам Олега.

— Ну, лады. Кто у вас попроворнее? Полезай вон к Татьяне снопы принимать, а то она у нас совсем замоталась.

И он указал на фигуру на мостике.

Юрка не шелохнулся. Тогда Олег, сбросив с себя драную куртку и фуражку, быстро направился к мостику.

— На вот, очки надень! — крикнул ему вслед бригадир и протянул Олегу очки, какие носят обычно автомобилисты.

Олег не без тайного удовольствия натянул их себе на лоб и взобрался на мостик.

Здесь гул машины поглощал все другие звуки. Фигура на мостике повернулась к Олегу, не переставая двигать руками. Это была девушка невысокого роста и, должно быть, совсем молоденькая. Лица ее Олег разглядеть не мог, все оно было закутано платком. В оставшуюся небольшую щель светились веселые светло-карие глаза с запыленными, почти белыми ресницами.

Она что-то крикнула Олегу. Сзади тяжело и мягко стукнуло его по спине. Олег повернулся и успел подхватить уже падавший вниз большой и тяжелый сноп.

— Давай! — крикнула девушка, но что давать, Олег все еще не понимал.

Он стоял, обняв тяжелый колючий сноп, и смотрел на девушку. Она решительно отодвинула Олега, подхватила на лету новый сноп, ловко повернула его, разрезала или развязала, и сноп из-под ее рук поехал куда-то вниз, захватываемый транспортером, и сразу же исчез под большим барабаном. Олег сначала загляделся на ровный золотистый поток, потом опомнился и с размаху сунул поближе к барабану свой сноп. Потом вспомнил, что сноп не развязан, испугался и принялся теребить его. Но уже мощные зубья захватили колосья и рванули их из рук.

— Руки! Осторожнее! — услышал Олег, и девушка дернула его за рукав. — Ровнее клади, колосом сюда, а в барабан они сами уедут!

— Ничего! — ответил Олег, снова на лету подхватил сноп, ловко развязал его и раскинул на планках транспортера.

Ровный слой тяжелых колосьев двинулся внутрь машины, чтобы через несколько минут оказаться выброшенным взлохмаченным пучком поломанной соломы, горстью половы и увесистой струйкой золотого зерна. Оно, должно быть, еще хранило в себе и солнечное тепло, и дождевую влагу, и все силы земли. Все это теперь отдавало оно человеку...

Олег вертелся как заведенный. Он хватал сноп, разравнивал его на транспортере и снова поворачивался, чтобы поймать летящий на него сноп. Он иногда перехватывал его даже у Тани. Девушка могла теперь немного отдохнуть, но она не уступала своей очереди Олегу.

— Гляди, замотаем!— вдруг озорно крикнула она кому-то. В ответ на мостик прилетело сразу два снопа, и голос, в котором ясно слышались напряжение и усталость, ответил:

— Меня не сразу замотать можно! Сама держись, завалю!

Олег никого не мог разглядеть за летящими к нему снопами, которые надо было непрерывно ловить и развязывать.