Мое милое детство - Лукашевич Клавдия Владимировна - Страница 15

— Ах, милушка, с детьми-то нянчиться нелегко. И слава Богу, если Лидинька тебе поможет, — серьезно возражала няня.

— Нет! Нет… Своих нянчить я, кроме тебя, ни за что никому не позволю.

Мне казалось верхом блаженства и счастья нянчить детей: кормить их, пеленать, баюкать. Все это я добросовестно, с серьезным сознанием какого-то долга, проделывала со своими куклами…

Бабушка, тетки, даже мама зачастую обшивали наших куколок, особенно тетя Манюша.

Среди скромных удовольствий нашей жизни для нас, детей, было большою радостью в субботу утром с мамой и няней ходить в баню. Мы с Лидой очень волновались и суетились: собирали разные кружечки, чашечки, ведерки и кукольное белье для стирки.

Мама и няня собирались основательно: они несли с собою большие узлы. Няня в бане нас всегда парила на «полке» веником для здоровья. Возвращались мы красные, разгоряченные и приносили с собой несколько веников. Няня подметала ими полы. А мама всегда покупала нам около бани грошовые пряники в виде золоченых барынь или коромысла [27]с ведрами. Как мы бывали довольны! Теперь таких уже не делают и около бань не продают.

Дома, после бани, няня давала нам горячего сбитня [28]. Кажется, это был просто кипяток с патокой. И, кроме того, по ломтю черного хлеба, намазанного тягучей черной патокой. Мы считали это большим лакомством. Но мама все это не любила и укоряла няню: «Ты вечно кормишь детей какой-то бурдой».

— Дети у нас здоровенькие. Простые кушанья очень пользительны… Да не с чего нам всяких разносолов заводить, — возражала няня.

Перед всеми праздниками мы ходили ко всенощной [29], а по воскресным и праздничным дням — к обедне [30]. Няня не пропускала ни одной службы и часто отправлялась к ранней обедне.

Накануне двунадесятых праздников няня никогда не шила кукол и не рассказывала нам сказок. Она неизменно рассказывала что-нибудь божественное.

В семье бабушки и дедушки и у нас свято чтились все праздники и разные памятные дни. Также и исполнялись разные обряды. Эти простые трогательные обряды имели для детской души особенную радость: с ними жизнь казалась интереснее и привлекательнее; они наполняли детство поэзией и духовной красотой.

В рождественский сочельник [31]мы не ели до звезды, а затем ужинали за столом, устланном соломой (в память рождения Христа в яслях). В этот день у нас бывала кутья, мед и пшеница.

В крещенский сочельник мы строго постились, тоже ели кутью. Весь день все напоминали, чтобы не забыть принести из церкви святой воды, и мы все выпивали по глоточку и воду хранили целый год. Вечером, после всенощной, нянечка на всех дверях и окнах ставила мелом кресты и шептала при этом молитву.

— Чтобы Господь осенил крестным знамением наше житье… Чтобы в доме нашем был мир и тишина и все были бы здоровы, — говорила старушка.

Мы ходили за няней по пятам и проникались важностью ее дела.

— Нянечка, поставь еще крест на этом окне, ты пропустила, — говорю я.

— Как можно пропустить. Благословясь дойдем и до этого окошка.

— А на двери ты поставила крест очень маленький. И не видно его, — замечает Лида.

Няня рисует крест побольше.

8 сером домике с зелеными ставнями дедушка сам ставил кресты.

На Радоницу [32]и в другие памятные дни мы «поминали родных» и ходили даже на могилы на Смоленское кладбище и в Пасху носили туда красные яички, чтобы похристосоваться. В то время на Смоленском у нас близких еще никто не был похоронен. Но няня ходила на могилки к другим родственникам, которых мы и не знали, и уверяла, что в эти дни надо «поминать родителей».

9 марта в день памяти Сорока мучеников, в Севастийском озере умученных, по обычаю, у нас пекли булочки в виде жаворонков и запекали в один из них копейку. Кому доставался этот жаворонок — того ожидала радость. Кроме того, дедушка выпускал в этот день птиц на волю.

На Крестопоклонной неделе пекли из теста кресты и тоже запекали в один из крестов копейку.

Вся Страстная неделя была полна для нас религиозных воспоминаний и обрядов. Нянечка знала все это очень твердо и неукоснительно исполняла… Например, убрать вербочками иконы, принести из церкви от 12 Евангелий святой огонь и зажечь в доме все лампады, сделать какую-то «четверговую соль»…

Так текла наша жизнь в маленькой квартирке со старушкой няней. Няня оберегала нас, учила, наставляла, а главное — любила до самозабвения.

Только в старину бывали такие нянюшки, теперь их уже нигде не встретишь.

VII. «Расскажи, что вправду было»

В квартире нашей тихо. Всюду полумрак. Только в детской горит на столе сальная свеча да у образов, как всегда, теплится лампада.

Родителей наших нет дома. Как мы любим такие вечера! Значит, нянечка всецело наша. Она прибрала свою кухню, и мы все уселись на любимый кожаный диван.

Начало всегда одно и то же. Няня спрашивает:

— Ну, мои птички, какую же вам сказку сказывать: смешную, жалостливую или страшную?

— Нет… нет… Сегодня не надо сказки. Расскажи, что вправду было.

— Что же вам рассказать-то?

— Расскажи, как дедушка женился на бабушке, расскажи про папу и маму, какая мама была «вольница», расскажи про царя, как он волю дал…

— Я уже это вам много раз рассказывала.

— Ничего, расскажи еще… Это так интересно… Наша прабабушка была строгая?

— Да, очень была строгая ваша прабабушка. Надежда Ивановна, Царство ей Небесное… Но доброе у нее было сердце, отходчивое, справедливое… Как есть начальница. Ваш дедушка ее побаивался. И по-старинному во всем слушался.

— А приют ваш был большой, хороший?

— Приют наш был не только что хороший, а лучше и быть нельзя. Комнаты большие, светлые, везде чистота. Девицы все благонравные…

— Ну, расскажи, нянечка, какая была наша бабушка? Так интересно…

И я с сестрой Лидой приготовляемся чуть не в сотый раз слушать хорошо знакомый рассказ… Мы боимся пропустить малейшую подробность. Да и нянечка с любовью повторяет эту старую историю… Она усаживается поглубже на диван, мы прижимаемся к ней…

— Какая была бабушка?..

— Бабушка ваша была такая милушка: румяная, беленькая, ну вот как картинка, как куколка сахарная… Скромная, такая-то степенная, старательная. Всех девиц в приюте лучше… Бывало, не слышно ее, идет и глаз не поднимет от совестливости… А глазки у нее, как бусинки голубые, роток крошечный, нос пряменький, а косы чуть ли ни до полу… Ну, уж скажу я вам по совести: в жизни своей я таких кос не видывала.

— Как у нашей мамы или у тети Надюши? — спрашиваем мы.

— Нет, уж где ихним косам до бабушкиных… У нее они были как завитые и такие длинные, даже головку оттягивали… В то время девушки этих затей на голове, как ваши тетушки, не делали, а волосы заплетали в две косы… Так и наши воспитанницы носили… Чистенько, скромненько — любо глядеть…

— Ну а дедушка какой был?

— Дедушка ваш из роду хорошего, дворянского, древнего… Они в шестой книге дворянства записаны…

Мы уже это отлично знали… Не раз слышали от дедушки.

— Расскажи, няня, какой он тогда был?

— Он был тогда гимназист; такой бедовый, что поди… Вы не смотрите, что он горбатый… Бывало, идет из гимназии быстро, важно… Головку задерет, в мундире… Глазки у него были черные, быстрые… Разговор такой приятный, умный… Сам веселый: все шутит да чудит… Все девицы на него заглядывались.

— И бабушка заглядывалась?

— Нет… Она была очень скромная: всегда ходила глазки вниз опустивши. Разве полагается скромной барышне на молодого человека смотреть?