Конец! - Сникет Лемони - Страница 15

— Это несправедливо, — сказал Олаф. Голос его из клетки звучал глухо, но дети все-таки разобрали, что он по-прежнему говорит высоким голосом, словно уже не может перестать притворяться женщиной по имени Кит Сникет. — Я — ни в чем не повинная беременная женщина, а настоящие злодеи — вот эти дети. Вы слышали не всю историю.

— Это как посмотреть, — твёрдо сказал Ишмаэль. — Пятница сказала мне, что вы нелюбезный человек, и больше нам ничего не надо слышать. Достаточно видеть этот парик из водорослей!

— Ишмаэль прав, — твёрдо сказала миссис Калибан. — В вас живёт одно коварство, Олаф, а в Бодлерах — только хорошее!

— Только хорошее! — повторил Олаф. — Ха! А вы загляните в карман младшей девчонки, раз вы считаете её такой хорошей. У неё там предмет кухонной утвари, и дал его кое-кто из ваших драгоценных островитян!

Ишмаэль взглянул на младшую Бодлер со своей выгодной позиции, что здесь означает — «с кресла, взгромождённого на сани, которые тянут козы».

— Это правда, Солнышко? — спросил он. — Ты что-то от нас скрываешь?

Солнышко подняла лицо кверху, взглянула на рекомендателя, потом на птичью клетку, вспомнив при этом, каково быть запертой в клетке.

— Да, — призналась она и достала из кармана мутовку.

Островитяне ахнули.

— Кто тебе это дал? — потребовал Ишмаэль.

— Никто не давал, — быстро вмешался Клаус, стараясь не глядеть на Пятницу. — Просто это уцелело вместе с нами во время шторма. — Клаус сунул руку в карман и достал записную книжку. — У каждого из нас что-то сохранилось, Ишмаэль. У меня — этот блокнот, а у сестры лента, которой она привыкла завязывать волосы.

Среди колонистов опять раздались испуганные возгласы. Вайолет достала из кармана ленту.

— Мы не имели в виду ничего плохого, — сказала она.

— Вам было рассказано про обычаи на острове, — сурово заявил рекомендатель, — но вы предпочли их игнорировать. Мы были любезны, дали вам пищу, одежду и приют и даже разрешили оставить очки. А вы за это проявили нелюбезность по отношению к нам.

— Они совершили ошибку, — сказала Пятница. Она быстро отобрала у Бодлеров запретные предметы и бросила на Солнышко благодарный взгляд. — Пусть козы увезут эти вещи, и забудем про это.

— Я считаю это справедливым, — высказался Шерман.

— Согласен, — присоединился к нему профессор Флетчер.

— Я тоже. — Омерос подобрал гарпунное ружье.

Ишмаэль нахмурился, но, поскольку согласие выразили многие островитяне, он поддался давлению окружающих и одарил сирот притворной улыбкой.

— Что ж, пусть остаются, — сказал он, — если только не будут больше раскачивать лодку.

Он вздохнул и опять нахмурился, бросив случайный взгляд вниз. Пока шёл разговор, Невероятно Смертоносная Гадюка решила немного поплавать в мелкой воде и теперь глядела снизу прямо на Ишмаэля.

— Что это? — испуганно вскрикнул мистер Питкерн.

— Это дружелюбная змея, мы нашли её на отмели, — объяснила Пятница.

— Кто вам сказал, что она дружелюбная? — строго спросил Фердинанд.

Пятница обменялась быстрым растерянным взглядом с Бодлерами. После всего происшедшего наверняка безнадёжно было бы убеждать островитян взять змею с собой на остров.

— Никто мне не говорил, — тихо ответила Пятница. — Просто у неё дружелюбный вид.

— Вид у неё невероятно смертоносный, — недовольно заметила Едгин. — Я предлагаю отвезти её в чащобу.

— Зачем это нужно, чтобы в чащобе ползала змея? — возразил Ишмаэль, нервно поглаживая бороду. — Она может ужалить какую-нибудь из коз. Не стану вас принуждать, но, по-моему, её следует оставить здесь, с Графом Олафом. Пойдёмте, уже время ланча. Бодлеры, вы столкнёте куб с книгами в чащобу, а…

— Нашу знакомую нельзя двигать с места, — прервала его Вайолет, указывая на лежащую без сознания Кит, — мы должны ей помочь.

— Я и не заметил, что там, наверху, кто-то ещё, потерпевший кораблекрушение, — сказал мистер Питкерн, рассматривая голую ногу, свешивающуюся сверху. — Смотрите, у неё такая же татуировка, как у этого негодяя!

— Она моя подруга, — послышался голос Олафа из клетки. — Вы должны или наказать нас обоих, или обоих освободить.

— Никакая она вам не подруга! — закричал Клаус. — Она — наш друг, и ей плохо!

— Похоже, с того момента, как вы к нам присоединились, колонии стали угрожать тайны и коварство. — Ишмаэль устало вздохнул. — До вас нам никого не приходилось наказывать, а теперь на острове появилась ещё одна подозрительная личность.

— Дрейфусс? — произнесла Солнышко, подразумевая под этим — «в чем именно вы нас обвиняете?», но рекомендатель продолжал говорить, словно не слышал её.

— Не стану вас принуждать, но, если вы хотите стать частью безопасного пристанища, которое мы создали, вы, я думаю, должны оставить здесь, на отмели, эту Кит Сникет. Правда, я о ней никогда не слыхал.

— Мы не оставим её, — ответила Вайолет. — Она нуждается в нашей помощи.

— Повторяю — я не стану вас принуждать. — Ишмаэль в последний раз потянул себя за бороду. — До свидания, Бодлеры. Можете оставаться здесь, на прибрежной отмели, со своей подругой и книгами, раз они вам так дороги.

— Но что с ними будет? — спросила Уилла. — Приближается День Принятия Решения, отмель будет затоплена.

— Это их проблема, — ответил Ишмаэль и сделал властное движение головой и плечами (слово «властное», как вы, возможно, знаете, означает «повелительное и немного высокомерное»), давая знак поселенцам двинуться с места. И когда он передёрнул плечами, из рукава у него выкатился маленький предмет и шлёпнулся прямо в лужу, едва не ударившись о птичью клетку с Олафом. Бодлеры не разглядели, что за предмет, да к тому же Ишмаэль сразу захлопал в ладоши, чтобы отвлечь внимание того, кто бы этим заинтересовался.

— Идём! — крикнул он, и козы потянули сани с креслом назад, к палатке.

Несколько островитян бросили взгляды на Бодлеров, как будто были не согласны с Ишмаэлем, но не смели противостоять давлению со стороны других поселенцев. У профессора Флетчера и у Омероса, имевших собственные секреты, был особенно огорчённый вид, а Пятница готова была расплакаться. Она даже начала что-то говорить, но миссис Калибан шагнула к ней и решительно обняла девочку за плечи, так что та лишь грустно махнула Бодлерам рукой и ушла с матерью. Бодлеры до такой степени были ошеломлены, что даже не могли говорить. Вопреки ожиданию Графу Олафу не удалось одурачить обитателей острова, пусть и удалённого от мира. Его даже схватили и наказали. И все же Бодлеры не чувствовали себя в безопасности и уж конечно не чувствовали себя счастливыми, оказавшись брошенными на прибрежной отмели, точно обломки кораблекрушения.

— Это несправедливо, — выговорил наконец Клаус, но сказал это так тихо, что удалявшиеся островитяне вряд ли услыхали его. Услышали его только сестры, змея, которую они не думали когда-нибудь встретить, и, разумеется, Граф Олаф, который сидел скрючившись в громадной нарядной птичьей клетке, и он единственный отозвался на слова Клауса.

— Жизнь вообще несправедлива, — сказал он своим обыкновенным голосом, и на этот раз бодлеровские сироты всецело с ним согласились.

Глава седьмая

Тяжелейшая ситуация, в которой оказались бодлеровские сироты, оставленные на прибрежной отмели в обществе Кит Сникет, лежащей без сознания на верхушке книжного куба, Графа Олафа, запертого в клетке, и Невероятно Смертоносной Гадюки, свернувшейся у их ног, предоставляет удобный случай употребить выражение «над тремя Бодлерами нависли тучи». И не только потому, что этим днём над островом и впрямь навис одинокий сгусток сконденсированной воды, который Клаус определил как облако кучевого типа. Выражение «нависли тучи» относится также к людям, которые впали в немилость в некоем сообществе, — например, в любой школе в каждом классе имеется по крайней мере один непопулярный соученик, или же во многих тайных организациях всегда есть по крайней мере один аналитик, находящийся под подозрением. Островное сообщество безусловно подвергло Бодлеров опале, и теперь даже в разгар жаркого, солнечного дня детям было зябко от холода подозрений и неодобрения колонистов.