Рыцарь света - Вилар Симона - Страница 96

Это была древнегреческая легенда о некой Ниобее. Элеонора, прекрасно образованная, знала много необычных сказаний, и сейчас поведала слушателям историю Ниобеи, имевшей множество детей — десять сыновей и столько же дочерей. Все они были пригожими и здоровыми, и мать гордилась ими настолько, что стала насмехаться над богиней Лето, родившей всего двоих — Аполлона и Артемиду. И тогда разгневанные Аполлон и Артемида сразили стрелами всех детей возгордившейся смертной: Аполлон убил юношей, Артемида — девушек. А потрясенная Ниобея от горя превратилась в камень, только из ее каменных глаз продолжали бежать нескончаемые слезы.

Элеонора умела преподнести историю так, что слушатели не оставались безучастными. Вот и теперь дамы заплакали, а мужчины стали рассуждать о том, как люди могли поклоняться столь жестоким богам и какое счастье, что в мир пришел Спаситель, учивший милосердию. Милдрэд тоже заволновалась. И невольно задумалась о своем сыне Вильяме. Она так давно не имела о нем вестей! В последний раз она видела мальчика год назад, когда пришла проститься с ним перед отъездом из Винчестера. Тогда малыш, только накормленный и всем довольный, лежал в кроватке, что-то лопотал и сучил ножками. Он показался Милдрэд таким очаровательным… Но она не стала проявлять к нему нежность, так как рядом находился Юстас, а она при нем всячески выказывала пренебрежение к их сыну, хотя тайком справлялась о малыше и была довольна, что он такой здоровенький и крепкий. Но в основном это был всеми оставленный, никому не нужный ребенок…

Проходили дни, лето сменилось осенью. Жара спала, хотя по-прежнему светило неяркое нормандское солнце, а в воздухе ощущался кисло-сладкий аромат яблок, превращавшихся под прессами давилен в игристый сидр. При дворе шли забавные суды любви, все были в кого-то влюблены, за кем-то ухаживали, непременно страдая, ибо, как пелось в песнях трубадуров, истинная любовь расцветает только вместе с сердечными переживаниями. Императрица Матильда находила это легкомысленным и вскоре уехала, и Элеонора, хотя и была дружна со свекровью, почувствовала с ее отбытием облегчение.

— Как часто люди забывают, какими были в молодости! — говорила эта вечно юная правительница. — А ведь знаете, я слышала, что наша императрица не только враждовать с мужем умела.

При этом Элеонора оглянулась, стараясь, чтобы ее слова не слышал Гийом Плантагенет. Но у юноши сейчас были иные заботы: было решено, что он поедет на переговоры с Жоффруа, дабы склонить того примириться с Генрихом. И вот, убедившись, что Гийома нет, Элеонора поведала, что некогда и ее воинственная свекровь любила.

— Говорят, что она была увлечена красивым крестоносцем, ввела его в свою свиту и даже… Ах, прости мне Дева Мария, если я лгу, но поговаривали, что мадам Матильда родила от него незаконнорожденного ребенка. Судьба младенца мне неизвестна, но, скорее всего, он скончался, ибо граф Анжуйский был не тем человеком, который оставил бы бастарда в живых. Да и позже граф не отозвался на призывы супруги из Англии прийти ей на помощь, потому что узнал, что и там Матильда завела любовника, — ее сердце покорил некий Брайан Фиц Каунт. Матильда доверила ему одну из своих цитаделей, Уоллингфордский замок, и говорят, что влюбленный рыцарь по сей день удерживает его, ибо поклялся императрице, что ее враг Стефан никогда не вступит под арку сей крепости победителем. Так ли я говорю, миледи?

В последнее время недовольство Элеоноры саксонкой как будто прошло, она вновь приблизила ее к себе и даже попросила быть понежнее с Гийомом, поскольку тот очень страдает от предстоящей разлуки. Насколько она должна быть нежной, Милдрэд не уточняла, но растрогалась, когда при прощании юный анжуйский принц разразился слезами и сказал, что полюбил ее и никогда не забудет.

Отбыл из Кана и Тибо граф Шартрский. Перед отъездом он неожиданно справился у Милдрэд, не велит ли она кланяться его кузену Юстасу? Она ничего не ответила и демонстративно удалилась под руку с Реми де Гурне.

Однако и Реми должен был вскоре уезжать. Его пребывание в Кане затянулось, но теперь Генрих требовал его к себе. Что ж, еще одно прощание. Война продолжалась, стало известно, что крепости Се и Арк все же сдались Юстасу, а Генрих застрял в Вексене и ведет с королем Луи переговоры. Герцогиня Элеонора всегда живо интересовалась вестями о своем юном супруге, с которым она рассталась вскоре после свадьбы и очень по нему скучала. Но утешалась сознанием, что носит его ребенка, которого, по слухам, понесла едва ли не с первой брачной ночи. Если не до нее… Страсть этих двоих словно соответствовала всем томительным любовным песням с их страданиями, разлуками и жаждой встречи. А что Элеонора ее жаждала, можно было прочитать по ее туманившимся глазам, когда она всматривалась вдаль, словно надеясь, что в один прекрасный момент там покажется ее Анри. И что-то негромко шептала, как будто поверяя ветру свои признания в любви, дабы он отнес их ее неспокойному юному супругу.

Похоже, ветер выполнил ее поручение, ибо в начале октября Генрих явился в Кан собственной персоной. И надолго заперся в опочивальне с супругой.

Они не знали, когда засыпали, утомленные любовью, и когда просыпались, чтобы вновь потянуться друг к другу. Порой Генрих приоткрывал двери и принимал у услужливого пажа поднос с яствами и напитками, садился на ложе подле разметавшейся на постели жены, кормил ее сладкими персиками, улыбался и опять начинал целовать в сладкие пухлые уста. Он соскучился по ней, был ненасытен, и Элеоноре это нравилось. Наконец-то у нее такой супруг, о каком она мечтала, — сильный, неутомимый, мужественный, умный, предприимчивый. Он совсем не похож на святошу Людовика, которого она покинула, не сожалея даже об утраченной короне. Но и тут она не много потеряла, поскольку верила, что ее упорный и дерзкий Генрих однажды станет венценосцем. И она поможет ему в этом. Вот почему в перерывах между страстью они разговаривали о политике.

— Король Франции готов пойти на уступки, — сообщил Генрих жене, медовая головка которой покоилась на его сильном плече. — Ты же знаешь Луи, он не воин, он больше монах, и строительство собора в Сен-Дени волнует его куда больше, чем то, захватим мы Вексен или нет.

— А ты захватишь?

Генрих предпочел не отвечать, зато развеселил супругу сообщением, что новая жена Луи Констанция Кастильская уже в тягости.

— Вот это да! — смеялась своим озорным смехом бывшая королева Франции. — Похоже, мы с Луи наперегонки стараемся подарить своим владениям наследника.

Генрих серьезно посмотрел на нее.

— И в этой гонке первой будешь ты. — Он провел рукой по ее уже заметно выпуклому животу. — Ты родишь мне сына. У меня рождаются только сыновья! — добавил он с важностью.

Эти его слова кое о чем напомнили Элеоноре, и она сказала, что в положенное время отправила деньги для его бастарда некой Ависе. Сия особа ныне переехала в Уэльс, где хорошо устроилась и даже вышла замуж за того славного парня Артура из Шрусбери, о котором некогда ей столько рассказывал Генрих.

Плантагенет был удивлен и несколько раз переспрашивал, откуда у нее такие вести. От Милдрэд Гронвудской? Странно. И эта леди сама присутствовала на венчании Ависы и Артура? Еще более странно. Насколько помнит Генрих, Милдрэд Гронвудская и Артур были влюбленными. Но Милдрэд была знатной леди, и простолюдин Артур был готов и в ад спуститься, только бы возвыситься и получить право просить ее руки.

— Почему ты в нем так уверен? — вкрадчиво спросила Элеонора.

Генрих не мог ей ответить. Просто он чувствовал, что Артур — честный парень. Когда-то он спас Генриха, но ничего не попросил в награду, а позже, согласившись войти в его окружение, служил верой и правдой, чем иные благородные рыцари не могут похвалиться. У этого Артура были свои понятия о чести, он бы никогда не женился на такой, как Ависа, и для него существовала одна Милдрэд Гронвудская. И если он потерял ее…

— Если он потерял ее, — не сдержавшись, перебила его Элеонора, — если понял, что ничего не добьется от нее, то почему бы ему было не сойтись с иной женщиной, красивой и состоятельной? О, милый мой, ты прислал сюда эту саксонку, желая, чтобы я разобралась с ней, однако, видит Бог, она так и осталась для меня загадкой: то скрытная и отстраненная, то отнюдь не прочь пофлиртовать с твоим братом Гийомом, какого влюбила в себя без памяти… Да, ей нравится пленять мужчин, она хороша собой, знатна и может рассчитывать на хорошую партию. Куда лучшую, чем быть любовницей уродливого Юстаса. А тут такая легкая добыча, как твой братец, — милый, высокородный, но… Прости, Анри, однако твой младший брат не очень умен и по-детски доверчив. Мне даже пришлось приказать Реми присматривать за ним и Милдрэд. А так как и Реми влюбился в белокурую англичанку, то он уж следил за ними лучше сторожевого пса. Но о чем это мы? Разве тебе так важно все это?