Рыцарь света - Вилар Симона - Страница 44

Юстас видел, как его полусумасшедшая жена появилась на крыльце в окружении пожилых матрон. Закутанная с головы до ног в покрывала, она прошмыгнула в носилки, и ее женщины тут же поспешили задернуть в них занавески. Впряженные спереди и сзади в носилки лошади зашлепали копытами по раскисшему после недавних дождей двору, а следом двинулись трое охранников, что, однако, не сильно удержало подвыпивших наемников. Они оставили перепуганного священника и принялись швырять в занавески носилок подобранные во дворе конские каштаны. Один из охранников принцессы попытался прекратить бесчинства, но вояки просто стащили его с коня и принялись избивать. Во дворе поднялся страшный шум, от которого несшие носилки лошади стали биться, вставать на дыбы, и сквозь весь этот гвалт и суматоху было слышно, как за занавесками истошно вопит принцесса Констанция.

Это разозлило Юстаса. Пусть ему и плевать на жену, но она член его семьи, его собственность, и эти скоты не имеют права посягать на то, что он считает своим. Так они задевают его, своего командира.

Юстас торопливо сбежал по ступеням и прямо через стоявшие во дворе лужи кинулся туда, где шла потасовка. Он выхватил на ходу меч, ворвался в толпу и с налета зарубил первого же, кто попался под руку, полоснул по лицу другого, да так, что голова наемника оказалась рассечена пополам, кровь и мозги полетели в шумевших людей. И те отступили, притихли. Юстас же стоял среди них как безумный, в лице ни кровинки, отчего его болячки на лице проступили сильнее, меч в руке вибрировал. И такой беспредельной яростью веяло от принца, что повидавшие всякого вояки попятились: принц вызывал у них почти колдовской страх, они съежились под его тяжелым неживым взглядом, источавшим холодную, беспощадную ярость. Им казалось, что он опять сейчас кинется на них, как зверь, и будет рубить без разбору. К тому же за принцем появились вооруженные стражники, готовые в любой миг встать на защиту королевского сына.

В наступившей тишине слышались только вопли Констанции из носилок. Но даже этот пронзительный визг не помешал наемникам разобрать негромкие слова Юстаса:

— Зарублю всех! Покалечу… Вон отсюда!

Они отступили, стали отходить к воротам. Что ж, они были разбойниками, они уступали тому, кто был их сильнее. А в силу Юстаса они верили. Как и в его защиту, без которой добрую половину из них уже давно бы схватили и, припомнив старые прегрешения, вздернули на виселице.

У Юстаса все еще шумело в голове, когда, развернувшись к крыльцу, он краем глаза заметил, как от ворот сквозь толпу выходивших наемников пробирается высокий худой воин, ведущий в поводу взмыленного коня. И конь, и всадник были с ног до головы обляпаны грязью, однако Юстас вмиг узнал его. Хорса!

Он дождался своего поверенного у входа в башню, с виду спокойный, хотя давнишняя привычка натягивать и опускать ворот оплечья свидетельствовала о его нервозности.

Худощавый, поджарый Хорса опустился перед принцем на одно колено, но свою абсолютно лысую голову не склонил, смотрел как будто с некоторой усмешкой. Или так казалось из-за того, что уголок его губ оттягивал в сторону давнишний белесый шрам.

— Мне есть что вам сообщить, милорд.

Юстас сделал ему знак следовать за собой. По пути слова не молвил, только когда они оказались в его покое, резко развернулся и молча ожидал, что тот скажет.

Еще в начале этой весны Хорса по его наказу отправился в Денло. Для всех это должно было выглядеть так, будто мятежный сакс устал от войн и хочет вернуться к мирной жизни. На деле же ему было приказано следить за Эдгаром Гронвудским и изыскать способ, как можно избавиться от него. Ибо Хорса люто ненавидел влиятельного саксонского барона. Хорса был его незаконнорожденным старшим братом, но всегда уступал Эдгару, начиная с того, что норфолкские саксы предпочитали Хорсе своего соплеменника из Гронвуда, и заканчивая тем, что Эдгар увел у Хорсы его невесту. И Хорса поклялся отомстить. Пока он не очень преуспел, но именно на это делал ставку Юстас. Он понял: Хорса готов землю рыть, дабы свалить успешного брата. И, таким образом, он поможет принцу получить Милдрэд Гронвудскую. Юстас не скрывал, что хочет заполучить эту девушку не менее страстно, чем некогда Хорса добивался ее матери.

— Говори, — произнес принц, глядя на сакса своими светлыми, казавшимися незрячими глазами. — Тебе есть что сообщить или тебя опять изгнали по приказу младшего братца?

Щека Хорсы нервно дернулась: ему не нравилось, когда кто-то упоминал об их родстве с Эдгаром.

— Изгнали. В Гронвуде была большая ярмарка, но Эдгар велел не пускать меня туда. Пришлось пробраться под чужой личиной, пряча лицо под капюшоном. И это мне, одному из самых уважаемых людей в Денло, вождю прославленного воинства саксов!

Юстасу было плевать на самомнение Хорсы. Но он не перебивал его, слушал, опустив подбородок в складки своего бархатного оплечья. И вдруг встрепенулся.

— Что? Милдрэд Гронвудскую выдают замуж? Она ведь только что надела траур по погибшему Этелингу!

— Тем не менее люди говорят, что она снова помолвлена, — продолжил Хорса и растянул тонкогубый рот в еще более брезгливой усмешке. — Какой стыд! Не успели похоронить наследника саксонских королей, как эта вертихвостка уже нашла с кем утешиться. И родители потворствуют ее прихотям. Конечно, соблюдая приличия, они пока не оглашают новую помолвку, но я вызнал об этом, подпоив во время ярмарки одного парня, Торкеля, личного оруженосца Эдгара. За кружкой пива тот охотно поведал мне, что свадьба Милдрэд состоится в начале сентября. Вот я и говорю — какой стыд! И года полагающегося траура по Этелингу не прошло, а этой сучонке уже невтерпеж, чтобы ее покрыли под благовидным предлогом брака. И как на это пошла благородная Гита? Она ведь добронравная дама, но, видимо, полностью под властью мерзавца Эдгара, и…

Он резко умолк, когда Юстас вдруг завыл, зарывшись лицом в свое оплечье. Его надежды рушились. Если Милдрэд отдадут другому…

И он снова закричал, ибо понял, что теряет единственную женщину, какая могла привнести в его душу свет! А Юстас останется в своем мрачном одиночестве. По рождению он наделен властью, но он ничего не может сделать, чтобы употребить свое влияние там, где больше всего этого желает. И если он пойдет против всех законов и обычаев… Даже в своем безмерном отчаянии Юстас понимал, что это наверняка уничтожит его. Он должен оставаться принцем, должен получить корону отца, он обязан вести себя как лорд… даже если с потерей единственно желанной женщины больше никогда не узнает, что такое радость. А он, пойманное в мире людей чудовище, находился в капкане принятых людьми норм. Она же… Она по воле этих норм будет отдаваться другому.

Юстас выгнулся, подняв лицо к низкому сводчатому потолку, и опять издал вой раненого зверя, в котором уже не было ничего человеческого…

И вдруг его тряхнули. Зверь в нем рванулся, готовый загрызть любого, кто ему мешает, но тот, кто его держал, оказался сильнее. Юстас почувствовал, как его согнули пополам в резком рывке, и принц Англии уперся лицом в собственные депеши на столе. Сверху его удерживали, и чей-то шипящий голос у самого уха говорил:

— А ну, уймись, щенок! Что о тебе подумают твои люди? Что в наследника короны вселился злой дух? Мальчишка! Бабья тряпка! Бесноватый! Как раз под стать своей полоумной жене… Разрази вас всех гром, нормандские ублюдки!..

Хорса и ранее был свидетелем вспышек ярости Юстаса. Но они его не пугали. А вот молчаливого Юстаса — расчетливого, холодного до бесчеловечности — он побаивался, ибо понимал, что этот парень способен на все.

Но все же Хорса знал, что действует излишне грубо. Ведь он сам вызвался служить сыну короля. И даже находил, что неплохо устроился под его рукой. Пусть Юстас и нелюдь, но цель-то у них одна: уничтожить Эдгара Гронвудского.

Хорса все еще держал принца, когда понял, что Юстас успокаивается.

— Убери руки, пес! — уже спокойнее произнес принц глухим голосом, так как все еще задыхался в груде бумаг, в которые ткнул его сакс.