Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вид из окна - Козлов Сергей Сергеевич - Страница 55


55
Изменить размер шрифта:

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

— Вера Сергеевна, мне кажется ваш… э-э… работник… утратил некоторую адекватность… — как-то неуверенно докладывал Астахов.

Вера посмотрела на него с вопросом и потом озвучила:

— Как полагается русскому неудачнику — пьёт?

— Да не то чтобы… Зато закапывает бутылки в сугробы…

— Куда? Бутылки?

— Ну да… С посланиями.

— Кому?

— Трудно сказать. Мы только две отрыли. Потом мои ребята сказали, что один тип за ним тоже бутылки откапывает. Но самое интересное, что Словцов, похоже, об этом знает.

— Что за послания?

— Ну вот, например, вам. «Вера Сергеевна, ждите марсиан. Любящий вас землянин», — прочитал Астахов.

— Что думаешь, Андрей Михайлович, на счёт психиатров?

— Да нет… Похоже… Ну вот ещё:

Когда моей рукою недостойной
Я мог твою святыню оскорбить,
 Позволь губам моим, двум пилигримам,
Мой сладкий грех лобзаньем искупить.

— Что это? Словцовские вирши?

— Никак нет, это, Вера Сергеевна, пришлось специалистов подымать, это Шекспир в переводе Михаловского… Слова Ромео.

— И?..

— Полагаю, он, с одной стороны, что-то хочет сказать, с другой, вводит всех в заблуждение. Очень тонкая игра. В такую играют разведчики, которым плотно сели на хвост.

— Шекспир… бутылки… хвост… — задумчиво повторила Вера.

— Володя сказал, что он в детстве закапывал бутылки с письмами, надеясь, что их отроет кто-то в будущем. Бзик такой был у будущего поэта, в фантастику играл. И вот ещё что. В соусе…

Вера вскинулась на эти слова.

— Да-да, в том самом в соусе к рыбе с вашего стола, обнаружена смесь соков, ингредиентов растительного происхождения. Точно смогли установить только одно из них. Произрастает в Южной Америке…

— Но они могут туда входить, ведь соус импортный?

— Нет. Мы проверили. В аналогичных упаковках ничего подобного.

— Бред какой-то…

— Да. Каждый из них по отдельности ничего особенного собой не представляет, хотя некоторые схожи по воздействию с наркотиками. Другой вопрос, что даёт смесь. Отведать мы как-то не решились. Может, если санкционируете, попробуем на ком-нибудь?

— Андрей Михалыч, мне кажется, я уже видела это воздействие в действии, прости за тавтологию. Каковы наши-то действия?

— Ну, если вы не поставили на нем крест, то самое лучшее, это немного подождать. В таких случаях лучше всего любые проблемы решает время.

— А не упустим чего-нибудь? Помнишь, тот случай на охоте? Следователь до сих пор не успокоился.

— Всё под контролем. А следователя успокоим. Хотя… — Астахов впал в паузу задумчивости, — хотя служебное рвение поощрительно, и, возможно, стоит его подтолкнуть в нужном направлении…

2

Джордж Истмен сидел напротив телефона, гипнотизируя кнопочный циферблат. Уайт крутил в руках стакан с виски.

— Странный «скотч»? Где его делают? В Польше? — недоумевал Уайт.

— Скотчем здесь называют клейкую ленту, которая применяется, в том числе, для заклеивания говорливых ртов. А этот напиток они называют «вискарь» или «английский самогон». Лучше скажи мне, Колин: похоже, ситуация с твоим блестящим шпионским детективом выходит у тебя из-под контроля?

Уайт театрально вздохнул, всем своим видом выражая ленивое равнодушие. Глотнул из стакана, поморщился и кашлянул.

— Надо перейти на водку. Или что там Черчилль от Сталина в подарок получил?

— Армянский коньяк. Настоящего ты всё равно не купишь. Лучше действительно пей хорошую водку. Ты не ответил на мой вопрос…

— Да нет никаких вопросов, Джордж. Признаюсь тебе, я ожидал другого развития событий, но не произошло ничего, что нарушило бы наши планы. Во всяком случае, фигуры разделены, партия продолжается. Патовой ситуации тоже нет. Я знал, что русские… как это сказать… взбалмошные. Мне ещё дед рассказывал. В конце Второй Мировой он как-то сидел в компании с русским майором, который после двух стаканов водки рвал на себе мундир: мы костьми ляжем, но добьем фрицев, первыми придём в Берлин. На что мой дед резонно ответил: а мы постараемся вернуться домой.

— Типичный английский подход к делу. Отсидеться на своём острове.

— О! Ты передумал быть англичанином?

— Нет, но мой дед был на той стороне…

— Извини, ничего личного.

— И всё же, ты до сих пор считаешь, что я не должен звонить Вере?

— Позвони. Сразу станет ясно по чьим нотам разыграна пьеса. Тебе не хватает выдержки настоящего джентльмена.

— Боюсь, пока мы тянем, поэт напишет пару проникновенных стихотворений… И… вернёт расположение моей, — он подчеркнул последнее слово, — жены.

— Пока в этом доме будет ещё одна женщина, вряд ли.

— А эта женщина, напомню тебе, Колин, мать моего сына.

Уайт выпил залпом содержимое стакана и на этот раз не поперхнулся.

— Начинаю привыкать. К этому, — он кивнул на стакан, — привыкнуть можно, но к твоим любовным треугольникам и ромбам — вряд ли. Самое неприятное, Джордж, что нас начали пасти. Я пока не знаю — кто, но мне это очень не нравится. Понятно, что мы и без того в поле зрения ФСБ, но у меня нет никакого желания дразнить ленивого русского медведя.

— Да уж, британскому льву этого делать не стоит, — ёрничая, подмигнул Истмен. — Лучше скажи, что значит эта писулька из бутылки? — кивнул он на блокнотный лист на столе.

— Ты же у нас специалист по русской душе? — обиженный за британского льва вскинулся Уайт.

— Прости, дружище, но всё-таки, что ты об этом думаешь?

О, если б плоть столь крепкая моя
Могла расплавиться,
Растаять,
Или росою обернуться!
О, если б заповедь Господня
Не запрещала нам самоубийства!
Мне вдруг дела мирские опостыли.
Как утомительны они и как бесцельны!
Как сад заброшенный, поросший сорняками,
Мир, что во власти грубых и вульгарных сил,
Мне стал противен.

Откуда это?

— Джордж, надо знать классику! Обратный перевод был для меня труден, но я сразу распознал «Гамлета».

— И к чему эта чушь в бутылках?

— Это не чушь, Джордж, это Шекспир. В сущности, эта фраза вечна, применима к любому времени, где есть власть. Покуда: «мир, что во власти грубых и вульгарных сил».

— И что? Ничего нового!

— Клиент оказался больше жив, чем мёртв. И умнее, чем ранее казалось.

— Вот я и думаю, с дыркой в мозгах Шекспира в голове не удержишь. А ты мне всё про рокировки… Не пора ли переходить к плану «Бэ», Колин?

— Я бы повременил. Вера Сергеевна, как я понимаю, тоже не дура, и если после смерти Словцова произойдёт воскресение господина Зарайского, ей, воленс-ноленс, придётся сопоставить эти события.

— О-о-о! — потерял, наконец, самообладание Истмен. — Какого лешего я затеял эти игры! На хрена выживать, если не можешь жить так, как тебе нравится?!

— А никто не может, — спокойно возразил Уайт, — даже самые могущественные люди. — Он снова налил себе из бутылки, принюхался и смущенно заявил: — А теперь мне кажется — это «Джонни Уокер».

— Господи, Колин, — усмехнулся Истмен, — точно ты не знаешь, сколько виски поставлено в Великобританию из Восточной Европы в обратном порядке! Поди теперь — разберись!

— Да, помнится, я сам толкнул партию такого пойла ортодоксальным шотландцам. А что? Выгодная была сделка. Я наварил на ней даже больше, чем на продаже оружия в Чад и Ирак.

3

Только один раз за эти дни Павел прогулялся в район, где жила Вера. Захотелось сменить вид из окна на вид с улицы. Да и вида из окна, собственно, не было… На улице он был один, тут чаще ездили. Узкие тротуары жались к высоким стенам, а глухие особняки жались друг к другу разномастными заборами, подглядывая на улицу глазками видеокамер. Видимо, Павел был очень похож на зеваку, потому как обогнавший его ещё один редкий пешеход обернулся и сказал: