Наездники - Купер Джилли - Страница 14

Дженни не вспомнила, что большую часть сегодняшнего дня она провела сначала попивая кофе, а позже виски с одним из строителей. – В конце концов, – решила она, – как-нибудь напишу черновой вариант книги.

– Обратись к Кеву, – сказала Дженни, выливая остатки водки в его стакан. – Кев, большой подражатель, все уладит. Я сделаю тебе яичницу-болтунью. – Она ушла на кухню. Через минуту она высунула голову из-за двери и сообщила: «Сегодня Хелина дала мне на прочтение главу своего романа».

– Ничего?

– Она не может написать даже слово задница на стене. Хелина сказала мне: «Дженни, я хочу, чтобы ты искренне выразила свое мнение «, а это означает, что ей хочется, чтобы я поубедительнее соврала. Но сегодня она рассказала мне очень забавную историю. Она стала просто неразлучна с новым викарием и когда Руперт неожиданно прилетел из Женевы ночью на прошлой неделе, он обнаружил в доме викария, читающего великолепную проповедь в гостиной, при этом все, включая Беджера, медитировали с широко открытыми глазами.

Билли засмеялся. – Руп рассказывал мне.

Он прошел на кухню, стараясь не замечать ни беспорядка, который там царил, ни того, как Дженни бросала яичную скорлупу в огромный ящик, где они попадали в компанию тысячи других скорлупок, что было причиной странного запаха, который висел на кухне. Он взял банку кофе с кухонного стола и посмотрел на цену. – О господи, кофе – очень дорого для нас. В дальнейшем придется пить напиток.

Дженни подошла и обняла его. – Я люблю тебя, – сказала она. – Не беспокойся о деньгах. Я купила прекрасную бутылочку Стейт Эмильона.

После трех больших коктейлей с водкой и бутылки Стейт Эмильона денежная проблема уже не казалась такой страшной. Билли будет щеголять на лошадях, а Дженни будет писать как сумасшедшая, когда его не будет дома. Они скоро выберутся из этого неприятного положения.

Пришла весна, более долгожданная, чем всегда, потому что зима была слишком суровой; леса наполнились фиалками, анемонами, примулами и птичьим пением. Народ Чосера поду – мывал о паломничестве, а Дженни – о новых нарядах. Дикий чеснок наполнил ее ностальгической тоской по пьяным ленчам в Сохо. Она знала, что женитьба с Билли обеспечила ей более ценную и устойчивую жизнь, но все равно скучала за шутками и приятельской болтовней прежней жизни. Она постоянно висела на телефоне, болтая с мамой. Ей все труднее было возвращаться к своей книге. Она привыкла к поспешной поне – дельной журналистской работе, к постоянным письмам поклон – ников, к людям подходящим к ней на вечерах со словами:» Ты была на уровне на прошлой неделе».

В деревне не было ни второй почты, ни» Ивнинг Стан – дарт «, ни столичных радиопередач; она обнаружила, что ей трудно привыкнуть к медленному течению жизни в сельской местности. Глочестершир был нагоняющей сон провинцией и теперь она спала в послеполуденные часы. Она сделала продувание фаллопиевых труб; что оказалось, в принципе, не очень болезненной процедурой, но имело на нее воздействие гораздо большее, чем она ожидала. Она впадала в отчаяние и к напряженному состоянию перед менструацией добавлялась послеменструальная депрессия, когда она обнаруживала, что все еще не забеременела.

Однажды днем ее навестила мать Билли с подругой по бриджу. Коттедж выглядел ужасно. У Дженни не было пирога, а был только черствый хлеб, не было джема, а чайничек для заварки был полон сухих листьев. Миссис Ллойд – Фокс прошла за ней на кухню.

– Никаких новостей? – спросила она. Дженни покачала головой. Она так расстроилась, что у нее сгорели тосты.

– Какой чудесный вид, – сказала подруга по бриджу, выглядывая из окна.

– Единственный вид, который мне нравится все эти дни – это мой собственный, – сказала Дженни.

Со счетами дела обстояли все хуже. Пришел налоговый счет и Билли осознал, что как ее муж, он ответственен за уплату дополнительно еще 15000 фунтов, а к ним еще 3000 фунтов налога на добавленную стоимость.

Каждый раз, когда Дженни делала покупки, и где-либо замечала детскую одежду, она воспринимала это как насмешку над собой. Ей казалось, что она так одинока в этом мире матерей. Она каждый день измеряла температуру и записывала ее на обратной стороне роджественной открытки и предпола – галось, что Билли должен был вступать с ней в сношение, когда температура начинала повышаться. Но неизменно либо она теряла открытку, либо Билли не оказывался дома в нужный день.

В мае Хелина родила дочку, которую назвали Табитой. Руперт присутствовал при родах и хотя Хелине казалось, что большую часть времени он провел, строя глазки хорошеньким медсестрам и наблюдая, как работает вся эта машина, все же в конце концов он присутствовал, даже если и вел себя не совсем корректно. А с того момента, как он увидел Табиту и она открыла такие же кембриджские голубые глаза, как у него, Руперт был полностью очарован. Она и в самом деле была ангелоподобным ребенком. Она практически сразу начала угукать и смеяться, она спала по ночам, а если просыпалась, то именно Руперт без звука поднимался и подходил к ней, проявляя такую доброту и терпение, которых Хелина раньше не замечала в нем.

Что касается Руперта, то для него это была великая любовь столетия. Наконец появился некто, кого он любил безгранично и кто обожал его также. Позже, когда она начала говорить, то ее первым словом было «папа», а когда она делала свои первые шаги, то они были направлены к Руперту. И еще до того, как она начала ходить, она криком требовала, чтобы ее посадили на пони, и вопила еще громче когда ее снимали с него. Руперт делал все для нее, качал ее, играл с ней часами, наблюдал за ней спящей в детской кроватке, пухленькой, розовощекой, светловолосой и приводящей его в восторг. Сначала восхищавшаяся наслаждением Руперта, Хелина постепенно начала сердиться на него и стала еще ближе к Маркусу, который в свои два года не мог понять, почему папа не любит так сильно его, не приносит ему подарков и не обнимает его, сажая на колени. В результате, когда Руперта не было рядом, он мог щипать и бить маленькую Теб и закладывать ее кроватку игрушками. Однажды Руперт застал Маркуса, пытающегося задушить Теб подушкой. Он отвесил ему такой подзатыльник, что тот перелетел через всю комнату. Двумя часами позже у Маркуса начался сильнейший приступ астмы. Он выздоровел, но к тому времени Руперт уже уехал на следующие соревнования.

Крещение сильно выбило Дженни из колеи. Она была крестной матерью. Крестины представлялись как родовое дело, как ритуальное празднование в честь плодовитости. На них присутствовал весь клан Кемпебеллов-Блеков, пришедший в экстаз от такого восхитительного ребенка. Миссис Ллойд-Фокс подарила Теб прекрасный серебрянный кубок. Дженни сильно напилась и провела всю ночь, заливаясь потоками слез. Билли был в отчаянии. – Мы женаты всего полтора года, дорогая. Я схожу к доктору, может это моя вина.

30

Теперь все наездники срочно готовились к чемпионату мира, который должен был состояться в Ле Риво в Бретани в июле. Только 6 английских наездников будут отобраны для участия в чемпионате. Считая, что Билли без сомнения попадет в эту шестерку, Кевин Кали зарезервировал навес в Ле Риво и намеревался принимать в нем гостей, а поэтому пригласил всех своих самых значительны клиентов на праздник.

Так как был еще только май, Билли не очень тревожился по поводу квалификационной процедуры. Он был уже почти в форме. Бал переболев вирусным инфекционным заболеванием уже выздоровел и готовился к соревнованиям. Другим ключевым событием для конного спорта, по мнению Кевина Кали, был Вестернгейт – соревнование в центральных графствах Англии, проводящееся в конце мая. Фабрика «Магги – Мил» («Магическая пища») находилась всего в нескольких милях от Вестернгейта, у Кевина Кели был забронирован шатер на этих соревнованиях и ожидалось, что на соревнованиях будет весь управленческий аппарат в обществе самых значительных клиентов фирмы.

Главным событием для них была встреча с Билли и выступление его лошадей Магги Мил Эла («Бал» – буйвол) Магги Мил Китча («Китченер» – повар) и Магги Мил Дика («Мандрика»). Все также стремились познакомиться с очень красивой и известной женой Билли – Дженни, которую многие дамы знали по статьям в «Дейли Пост» и считали «последним шиком».