Змей-искуситель - Смит Дебора - Страница 61

– Сначала я поговорю с Эбби, – сказала я Якобеку. – Потом поеду домой в Долину, мы сядем с Дэвисом вдвоем, и я расскажу ему правду о его отце, о нашем браке и о Бэби. Что будет потом, я даже представить не могу.

– Никто не может. Но ты поступаешь правильно. Я мрачно посмотрела на него.

– Неужели? Я в этом не уверена. Мне очень страшно, Джейкоб, и если бы я могла продолжать все скрывать, я бы так и сделала. Но господь свидетель, будет лучше, если Дэвис услышит все факты от меня, а не от какогони?будь репортера.

Якобек кивнул:

– Тогда идем.

– Ты поговоришь с Эдди? Пусть она поможет моему сыну понять, что я хотела только добра, когда скрывала правду. Господи, я и Эдди не хочу огорчать. Я не хочу, чтобы она думала, что попала в семью, где прячут некрасивые тайны и прикрываются ложным понятием чести.

– Во всех семьях есть некрасивые секреты, все прикрываются ложным понятием чести. Посмотри на мою семью – и посмотри на меня.

– Джейкоб, в тебе нет ничего некрасивого или фальшивого. Ты самый настоящий из всех людей, которых я встречала.

Он откашлялся и сменил тему:

– Я поговорю с Эдди. Она сильная девочка. Сильнее, чем я думал. Даже Ал и Эдвина не представляют, насколько сильная у них дочь. А главное, в ее сердце есть сострадание. – Якобек помолчал. – С ними все будет в порядке, с ней и Дэвисом. Они подходят друг другу.

– Дэвис и Эдди еще очень молоды, – вздохнула, я. – Они думают, что любовь все преодолеет. Они ошибаются, но я рада, что они так думают.

– Ты хочешь сказать, что нам виднее? – спросил Якобек, глядя на меня.

Никогда не принимайте слова мужчины слишком всерьез, но и не пропускайте их мимо ушей. Я знала, что буду анализировать нашу ночь с Якобеком в другие ночи, возможно одинокие, когда он уедет и если уедет.

– Да, – наконец печально согласилась я. – Нам виднее.

Мы обменялись долгим взглядом, а потом он молча кивнул. Якобек не знал, что еще сказать, а я не знала, где взять силы, чтобы выслушать его. Ни один из нас не оказался настолько смелым, чтобы признать, что любить человека так же просто, как сказать об этом.

Внизу, в крошечном вестибюле гостиницы – настоящей стране чудес из рождественских фонариков и украшений, – я положила наш ключ на стойку. Якобек вышел на веранду, в одной руке неся мою небольшую сумку, а другой нашаривая в кармане сигары, с которыми не расставался. Я не торопилась отойти от стойки: мне не хотелось начинать этот день. Я смотрела на красивый бронзовый ключ, старомодный, тяжелый. Традиции… Ценности… Мне очень хотелось поставить крепкий замок на будущее моей семьи.

Внезапно я услышала с улицы приглушенный звук, словно большая собака пробежала по дорожке, усыпанной сухими дубовыми листьями. Я неохотно посмотрела через стеклянные двери – и замерла, пораженная. Во дворе стоял Дэвис. Он покачивался, его гневное лицо было залито слезами, сжатая в кулак рука отведена назад. Якобек стоял напротив него, чуть расставив ноги, спиной ко мне. Он поднес руку ко рту, потом опустил, и я увидела кровь на его пальцах.

Мне стало нечем дышать. Я бросилась на улицу, уронив пальто, которое висело у меня на руке, и встала между Дэвисом и Якобеком, у которого изо рта текла кровь.

– Тебе хотелось ударить меня с первого дня, – сказал он Дэвису.

Мой сын с горечью посмотрел на него.

– Это тебе за то, что ты спишь с моей матерью. – Его синие глаза, такие же, как у его отца, были полны ярости и боли. – И за то, что помог моей матери скрывать правду. Оказывается, все, что она внушала мне о любви, о браке и о чести моего отца, было ложью.

Господи, Дэвис все узнал!

* * *

Пока накануне вечером мы с Якобеком исповедовались друг другу и разрабатывали планы на будущее, полагая, что все еще контролируем мир, этот мир рассыпался в прах из?за гнусных сплетен. Слишком часто гласность из уважаемого общественного идеала превращается в слабое прикрытие для жажды грязных подробностей. Мы так привыкли считать жизнь других людей развлечением для нас, что право на личную жизнь не стоит и гроша, а факты значат и того меньше.

Пока Эдди дремала в спальне в Долине, положив голову на мокрую от слез руку с очередным умоляющим письмом от ее матери, мой сын спустился вниз на кухню, чтобы налить себе стакан молока. Отсутствие Якобека его не волновало – он не догадывался, что Ник поехал в Чаттанугу.

Зазвонил его сотовый телефон. Эдди запрограммировала его так, что он играл несколько тактов песенки «Господь не создавал маленькие зеленые яблочки». Дэвис отправился искать телефон и нашел его на столе у двери на заднюю веранду, украшенной гирляндами и яблочным орнаментом. Телефон лежал среди рабочих рукавиц, коробок с кормом для рыбок кои и папок с документами на отгрузку заказанных яблочных консервов. За неделю до Рождества мы готовы были побить все рекорды по продажам.

Хмурясь, Дэвис посмотрел на настенные часы в форме яблока, где черенок показывал на полночь. После нескольких месяцев, которые все провели, избегая звонков всяких сумасшедших и журналистов, мы сменили номера, за исключением линии «Фермы Хаш», и они теперь не были внесены в справочник, но Дэвис все равно не мог с легкостью относиться к ночным звонкам.

– Говорит Дэвис Тэкери. Довожу до вашего сведения, что сейчас полночь и моя жена уже спит. Так что если ваши новости не покажутся мне достаточно важными…

– Мистер Тэкери, – произнес самодовольный мужской голос, – это Хейвуд Кении. Я звоню из Чикаго. Я бы посоветовал вам разбудить вашу жену. Потому что завтра утром, мистер Тэкери, я собираюсь рассказать всем историю о ее родственниках со стороны мужа. Возможно, ей захочется прокомментировать ее до того, как она прозвучит в эфире на всю страну. Я на это очень надеюсь.

Моему сыну оставалось только стоять и слушать в безмолвном ужасе, пока Кении излагал весьма неприглядные детали из жизни его отца. Когда Кении сообщил, что Бэби – его сводная сестра, Дэвис сказал:

– Я должен идти.

Он положил телефон, обернулся и увидел перед собой Эдди. Она напоминала беременное привидение в байковой ночной рубашке с рисунком из крошечных яблок, которую я ей подарила.

– Кто звонил? – спросила она, с тревогой глядя на мужа. – Все в порядке?

Мой сильный, взрослый сын не смог заставить себя ответить. Он рухнул на стул, который его отец сделал из яблоневого дерева, а я украсила спинку резьбой (редкий плод совместного труда его родителей), уронил голову на руки и заплакал.

* * *

Якобек стоял перед гостиницей в Чаттануге с окровавленным ртом, опираясь одной рукой о мое плечо, а другой обнимая за плечи моего сына. Тот позволил ему это утешение после того, как пролил кровь чужака, а его отец превратился в запятнанный позором призрак.

– Где Эдди? – тихо спросил Якобек.

– Направляется в Вашингтон. – Я никогда не видела у Дэвиса такого несчастного лица. – Эдди уверена, что ничего этого не произошло бы, если бы она не вышла за меня замуж. Она винит себя в том, что секреты нашей семьи стали всеобщим достоянием.

– Поезжай за своей женой, – сказала я.

– Поверь мне, я так и сделаю. Но сначала я хочу получить от тебя ответы на некоторые вопросы. – Дэвис покачнулся. – Ты любила папу, или это тоже было ложью?

Если твой сын говорит тебе такое, то внутри тебя поселяется маленькая смерть.

– Это не было ложью. Я его любила.

– Тогда я ничего не понимаю. Ты никогда бы не позволила украсть у тебя даже самое никчемное яблоко, так как же ты позволяла отцу спать с другими женщинами?

– Бывали годы, когда он исправлялся, бывали годы, когда я в ,нем нуждалась. Но бывали годы, когда мы спали на разных концах огромной кровати и касались друг друга только случайно. Ты думаешь, брак – это так просто? Думаешь, есть простое объяснение всему этому? Брак – это не только совместная жизнь с тем, кого ты любишь. Или даже не любишь. Мы с твоим отцом с самого начала не должны были быть вместе. Но мы стали партнерами. Мы стали родителями. Мы не обязаны были быть счастливыми друг с другом. Мы просто должны были вырастить сына, который мог всегда на нас рассчитывать. И мы это сделали.