Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Купер Джилли - Страница 65

«В 1980 году один из лучших барьеристов Джейк Лоуэлл потряс спортивный мир, украв у красавца-тренера его первую красавицу-жену, Элен, как раз в середине олимпийского сезона. Одиннадцать лет спустя сосед Руперта, гастролирующий богатый дирижер Роберто Раннальдини, пригласил из Ирландии двадцатиоднолетнего сына Лоуэлла, Айзека, скакать на блестящем, но злобном Князе Тьмы в завтрашней скачке».

«Айзек произвел на меня впечатление недавними победами в Ирландии, – с энтузиазмом заявил маэстро из «Валгаллы». – Он и Князь Тьмы просто уничтожат Гордеца Пенскомба».

Руперт молча перешел на третью страницу.

«В мафиозном порыве, достойном его латинских предков, Раннальдини мог бы отплатить Руперту за то, что тот пригрел у себя Лизандера Хоукли. Любимец публики Лизандер (сын Топорика Хоукли, директора школы во Флитли – плата за обучение – 16 000 фунтов стерлингов в год), прозванный Человеком, Который Заставляет Мужей Ревновать, был застукан за тем, что обнимал и целовал юную жену Раннальдини, Китти, в Монто, в декабре».

Внешне Руперт оставался спокойным. И даже когда конюший кот, любивший газеты, разлегся поперек страниц, Руперт мягко его сдвинул, продолжая читать. Подошла Таб, положила руки ему на плечи, чтобы посмотреть, что он читает, сразу же разглядела толстое, смуглое, мрачное цыганистое лицо Айзека Лоуэлла и издала стон восхищения:

– О, да он великолепен.

Обернувшись как кобра, Руперт схватил ее за плечи и так затряс, что косточки ее застучали как кастаньеты.

– Если у тебя хоть что-нибудь будет с этим маленьким дерьмом, я лишу тебя наследства, выгоню отсюда и никогда обратно не пущу, ясно?

– Да я и не собиралась, – покраснела Табита. – Тебе никогда не нравились мои мужчины. – А когда Руперт перестал бушевать, она спросила: – Неужели он хуже Эшли?

– Намного хуже, – вздохнула Диззи. – Я тебе потом расскажу.

– Ублюдок, ублюдок, ублюдок.

С глазами узкими, как щелочки, Руперт метался взад и вперед по спальне, держа в одной руке виски, в другой сигару.

Беспомощная перед лицом такой вулканической ярости, Тегги лежала на расстеленном лоскутном покрывале на огромной четырехспальнои кровати эпохи короля Иакова, на которой Руперт провел столько лет в любви с первой женой.

– Да Гордец выиграет даже с двумя связанными ногами, – заикнулась она. – Подумаешь, новый жокей. Ты же лучший тренер в мире. Никто даже не слышал об этом Айзеке Лоуэлле.

Накануне больших скачек Руперт становился беспомощным. И это отражалось на всем хозяйстве. Когда он был наездником, то мог справиться с нервами, поскольку концентрировался лишь на себе. Теперь же ему удавалось только посадить лучших жокеев на лучших лошадей и молиться. А ведь как раз спокойствие-то ему и требовалось.

– И все это случилось так давно, – пробормотала Тегги. – И ты самый великолепный, самый очаровательный и мужественный мужчина во всем мире. Подумаешь, какое-то маленькое ничтожество Лоуэлл, да и Раннальдини тоже. Да они, вероятно, перепугаются оба еще в паддоке.

Тегги никогда ни о ком не говорила зло. Руперт в изумлении смотрел, как она встала, положила ему ладони на застывшее лицо и притянула его рот к своему.

– Поцелуй меня. Я так тебя люблю.

– О, Таг, – простонал Руперт, пряча лицо в ее густых темных волосах. – Я благодарю Господа за тебя. Ты совершенно права. Все в прошлом. Ведь Джейк меня просто перевернул. Я же старый реакционер. И я всегда выступал против разводов. И вероятно, если бы он не увел Элен, я был бы сейчас с ней несчастен, а уж потому, что не женился бы на тебе, был бы несчастен вдвойне. Тогда это поразило меня потому, что он побил меня как на олимпиадах, так и в сексе, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но если я проиграл войну, я выиграл мир.

Притянув ее к себе, он сунул руку в карман жакета.

– У меня тут есть кое-что для тебя, – он протянул ей два билета первым классом до Боготы и обратно. – Поедем-ка мы искать ребеночка. – Затем, когда Тегги глянула на него с недоверчивой надеждой, продолжил: – Монахи должны убедиться в наших намерениях. Если мы слетаем в Колумбию и проведем там шесть недель, действительно убедив их, что у нас очень серьезные намерения в отношении ребенка, они найдут его для нас.

Тегги не могла говорить. Ее бледное лицо вдруг наморщилось, как озеро под луной, встревоженное всплеском проснувшегося карпа. Руперт целовал ее, ощущая слезы на губах.

– О, я люблю тебя. Самый настоящий ребеночек. Я не могу говорить. О, ты думаешь, мы сможем им понравиться?

– Они тебя полюбят. Ну и я постараюсь.

«И выдам им приличный куш», – подумал Руперт.

– Вот интересно, это будет он или она, с волосиками темными или светлыми, о, Руперт?

– Ну в общем-то это ведь черный рынок, – сказал Руперт. – Наш маленький ребеночек с черного рынка.

– Шесть недель вместе, какое блаженство! Но я надеюсь, ты не переутомишься, – произнесла она озабоченно. – Что ты собираешься делать?

– Я думаю только об одном.

Руперт медленно расстегнул ее кардиган, затем лифчик, обнажив грудь, великолепную, как сбитые сливки. Взяв в губы сосок, он нежно пососал его. «Словно соревнуясь за ее внимание и любовь с каким-то ребенком», – отметил он про себя хмуро.

– Я ужасно потная и немытая, – пробормотала Тегги, когда он поднял повыше ее юбку и стал забираться под темно-лиловые колготки и узенькие трусики.

Радуясь, что, несмотря на пять лет совместной жизни, у нее так быстро увлажнилось, и находя это столь же возбуждающим, как и первое тисканье с какой-нибудь девчушкой-конюхом в деннике, Руперт двинул пальцы вверх, в то время как руки Тегги расстегивали его молнию.

Она целовала его, обнаженного, белокожего, великолепного, с темными волосами на животе, облизывала язычком, нежным, как у щенка.

– О, мой ангел.

Скользнув вниз, он вошел в нее, услышав всхлип удовольствия, согревая ее своим телом и непрестанно работая руками.

– О Руперт, Руперт, Руперт.

– Руперт, Руперт, Руперт! – Голос Тегги внезапно стал гуще, сопровождаясь, как он осознал, ударами в дверь, которая – святой Боже! – открылась.

– Руперт, мне жаль беспокоить тебя... О Господи! – Лизандер прихлопнул глаза руками. – Мне действительно очень жаль. Но я боюсь, что Артура отравили. Он все время зевает и отказывается от последней кормежки.

– Это я отравлю тебя, маленький пиздюк, – взвыл Руперт, хватая с пола башмак и запуская им в направлении Лизандера. – Убирайся, убирайся! Артур возбужден, потому что ты разбудил его, чтобы посмотреть, все ли у него в порядке. И он не голоден, потому что все журналисты сегодня его подкармливали «Поло».

Наконец, истощенный Тегги, Руперт натянул джинсы и босиком побежал через лужайку. Артур лежал в боксе, размахивая огромной ногой и похрапывая, но с открытым глазом. Несмотря на эти мучения, он, однако, тут же вскочил и спрятался за Тини, трясясь от страха за недавно помытые попону и особенно гриву, опять измазанные в зеленом.

– Ах ты, дорогой мой, – засиял Лизандер. —

Он просто блестяще выздоравливает. А я так думаю, – сказал он торопливо, – Артур завтра должен иметь секретную охрану. Ведь у Гордеца есть охрана и даже телекамеры в его боксе, а вокруг Князя Тьмы все приспешники Раннальдини.

– У него есть Тини, – сказал Руперт, отскакивая от ее оскаленных зубов и не решаясь стукнуть ее по башке. – А теперь прекрати, пожалуйста, отвлекать меня.

– Извини, – Лизандер опустил голову. – Я так понимаю, что весь этот шум вокруг Айзека Лоуэлла огорчает тебя. Чертовски несправедливо. Но я что-то ничего не понимаю. Кто этот Айзек Лоуэлл?

– Его отец сбежал с моей первой женой.

– Ублюдок!

– Как ты хочешь сбежать с Китти Раннальдини, – добавил Руперт, прикрывая половинку дверей.

– Ну не совсем, – возмущенно возразил Лизандер. – Раннальдини же настоящее дерьмо, он бьет лошадей и женщин и постоянно унижает дорогую бедняжку Китти, обманывая ее с кем ни попадя. Ты же не такой был.