Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Купер Джилли - Страница 6

– Почему один не уходит от другого? Из-за ментального паралича или из веры в преданность? Китти страшно религиозна. Она чтит этого ублюдка, а он пользуется этим. И потом, куда она пойдет? На ней ведь еще и матушка.

– Да Раннальдини не даст ей уйти. Ведь она ему очень полезна, – добавила Мериголд.

Покрикивали совы, ворковали голуби. Где-то в долине с шумом добывали глину. Джорджия наполнила стаканы, из ведерка со льдом достала следующую бутылку.

– У меня есть идея, – сказала она покровительственно. – У Китти в этом месяце день рождения. Вы знаете, что она по знаку – Дева? Почему бы нам не собраться вместе и в качестве подарка не преподнести ей Лизандера?

Она повернулась к нему. Ее темно-зеленые глаза стали совсем коричневыми, и в них горел насмешливый огонек.

– Ты же все время говоришь о том, что нет достойного соперника. Ну так забудь о Ратминстере и займись Китти.

– Не смеши, – возразил ей Лизандер в редком для него припадке плохого настроения. – Это же будет фарс. Да и не существует такого способа, которым бы я заставил Раннальдини вернуться к Китти. Она же никогда у него не была на первом месте. Я сделал бы это для Мериголд, для тебя, для Гермионы, хоть она и не нуждается в моей помощи, для Рэчел без всяких проблем. Но, ради Христа, только не для Китти, бедной маленькой Китти.

Огромная бледная луна, еще плохо различимая в сумерках над лесами Ларри, напомнила ему печальное, круглое, бесформенное лицо Китти.

– А что, – насторожился Ферди, почуяв запах наживы.

Поскольку Лизандер не хотел покидать Парадайз и Джорджию, то предлагаемый вариант был не худшим средством поправить финансовые дела.

Погладив Мегги, которая вздрагивала от ударов, доносившихся из долины, Лизандер прижал ее к своей груди.

– Тебе бы только хапнуть свои десять процентов, – сказал он сердито. – Ну так, может, ты и заставишь Раннальдини вернуться? А мне это ни к чему.

Компания вновь принялась пить и болтать. И только Лизандер сидел молча, наблюдая за восходом луны, меняющей цвет из почти белого в бледно-оранжевый, потом в золотой, как подсолнухи у мисс Крикдейл, а затем в ослепительно-перламутровый, заливая всю долину светом, в то время как небеса темнели от дымно-голубого до сапфирового. А из Жасминового коттеджа неслись грозовые аккорды рахманиновского Третьего, наиболее сложного концерта для фортепиано.

– Рэчел играет необыкновенно хорошо, – заметила Мериголд. – Ларри говорит, что она станет большой звездой.

– Почему бы ее не ободрить, – откликнулась Джорджия. – Все лучше, чем болтать о натуральной пище или отражать набеги Раннальдини.

– Ты был бы настоящим рыцарем в блестящих доспехах, если бы поднапугал Раннальдини и он стал бы лучше относиться к Китти, – сказала Мериголд.

36

На следующее утро Китти была разбужена шипеньем водоразбрызгивателей. За долиной, в «Парадайз-Грандж», прожектора были выключены, чтобы задобрить Рэчел, но еще оставалась отливающая золотом Венера, и Орион, преследуемый своими лающими псами, натянув бутсы, карабкался по небу Китти увидела мистера Бримскомба, устало собиравшего разбросанное вокруг бассейна белье. Наташа и толпа ее приятелей ночью купались обнаженными. Их крики, должно быть, разбудили всю округу.

Глянув в зеркало, Китти жалобно завопила. Вчера она ошиблась, читая инструкцию, как сделать перманент в домашних условиях, и передержала состав. В результате ее прямые волосы превратились в обесцвеченную кудрявую массу. Если бы она могла укрыться от людских глаз на кухне! Однако в последний момент Раннальдини пригласил в гости священника без жены и теперь рассчитывал, что Китти составит ему пару.

Упав на колени, Китти взмолилась Господу лишить ее гордыни.

– И пусть мой супруг сегодня не будет зол на меня, и пусть никто не узнает, что у меня сегодня день рождения, иначе они будут смущены.

Когда она спустилась вниз, стало уже жарко и душно. Посреди хаоса грязных стаканов, кружек, пивных банок и переполненных пепельниц лежала записка от Наташи с напоминанием не сжечь ее теннисное платье.

Китти хотелось выругаться, но она не находила слов, к тому же пришла миссис Бримскомб помогать готовить чай.

Положение не улучшила и Сесилия, спустившаяся к ленчу с тремя изысканными платьями, купленными в Риме, с просьбой погладить их. Раннальдини, прибывший с утреннего прогона «Фиделио» ужасно раздраженным, потребовал, чтобы она упаковала ему чемодан, поскольку он решил улететь в Германию сегодня вечером, а не завтра утром.

Теперь под аккомпанемент трех фенов наверху и «Арабеллы» Ричарда Штрауса Китти, боясь, что Рэчел устроит ей нагоняй за использование аэрозолей, лишь слегка брызнула над обеденным столом «Мистером Шином», прежде чем начать накрывать чай.

Главный теннисный корт «Валгаллы» располагался в трехстах ярдах за плавательным бассейном. Он был окружен изгородью из высоких и толстых грабов, под которыми были устроены травянистые сидения, где зри гели могли прилечь, и очаровательная раздевалка цвета голубых утиных яиц. В изгороди были прорезаны смотровые глазки, из которых открывался восхитительный вид на долину и коттедж «Магнит». «Валгалла» была самым зеленым местом в ТГарадайзе, но даже Раннальдини не мог удержать наступления осени. Несмотря на непрестанную уборку мистера Бримскомба, лужайки покрылись пожелтевшими листьями, а на серой крыше дома собирались щебечущие ласточки. На столе в павильоне Китти поставила большую голубую чашу с простыми сливами и сливами-венгерками из теплиц Раннальдини, две вазы – с георгинами и цветами желтого львиного зева и два больших кувшина ячменного отвара с лимоном, и ни капли алкоголя. К теннису в «Валгалле» относились убийственно серьезно. Раздраженный такой отвратительной цветовой комбинацией, Раннальдини выбросил красные георгины на траву, под ноги первым прибывающим.

Как прекрасные бабочки, слетевшиеся в Михайлов день на маргаритки вокруг павильона, выглядели женщины Парадайза, с руками и ногами гладкими и загорелыми, как зернышки золотистого каштана в колючих скорлупках. Сесилия оделась в бледно-розовое платье с огромным вырезом на талии, Наташа – в белое платье-мини на молнии, а длинная коса ее черных волос была перевязана розовой резинкой. Мериголд прикрыла свои округлости свободной рубахой, но выставила напоказ из крошечных белых шорт превосходные ножки. Она чуть не споткнулась, когда увидела на Рэчел хлопчатобумажное платье с кружевным воротничком, которое очень ей шло и не скрывало пары еще более великолепных, длинных, лилейно-белых ног, которые Рэчел приходилось с ненавистью брить. Рэчел ни за что не надела бы чудовищно дорогое платье, даже если бы его ей подарили.

Прибывшая позже Джорджия могла бы не прилагать больших усилий. Тронутая тем, что Гай принес ей завтрак в постель, взволнованная, но счастливая после долгой, но успешной утренней работы, она не побеспокоилась помыть голову. Так и не найдя новую белую рубашку и цветастые бермуды, специально спрятанные от Флоры, она была вынуждена натянуть вчерашнюю серую рубашку и велосипедные шорты, выглядевшие прилично в зеркале ванной. И только при дневном свете она обнаружила, насколько же бледны ее ноги сзади. Флора же выглядела грубо сексуально даже в мешковатой белой рубахе.

Игроки-мужчины в целом гляделись не так очаровательно. Священник, у которого на заднем стекле древнего «форда» красовался плакатик «ПЛОТНИК ИЗ НАЗАРЕТА ВСТУПИТ В ЦЕХОВОЕ ТОВАРИЩЕСТВО», выкатился в мешковатых серых шортах несуразной длины.

– Ну все прохладней, чем трусы с начесом, – пробормотала Джорджия.

– Слушай, я действительно похож на пьяницу? – спросил Ферди, стараясь свои обычно зачесанные назад волосы спустить вперед, чтобы прикрыть громадный красный прыщ.

– Да, – сказал Лизандер, направляя «феррари» на дорогу Раннальдини.

Чувствуя себя ужасно толстым после того, как прошлым вечером съел большую часть заказанного им и Лизандером тушеного мяса под соусом кари, Ферди перед отъездом из Лондона изрядно надрался в «Белых лилиях». И теперь с ужасом обнаружил, что одет точно так же, как и Ларри: в жокейские оранжевые трусы и белую рубашку с оранжевыми, красными и лиловыми разводами и такого же цвета шляпу. Правда, Ларри еще украсился значительным количеством золотых побрякушек и увешался шестью черными ракетками «Хаммер Вильсон».