Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Купер Джилли - Страница 25

– Ты все больше и больше становишься похожим на свою матушку.

Оба скошенных глаза тетушки Дины устремились на него.

– Именно о маме я и пришел поговорить. Глубокий вздох вспушил кошачью шерсть.

– А я-то все ждала, когда же это произойдет. Лизандер повернулся к миссис Бингем:

– Послушайте, не случится ничего ужасного, если мы поболтаем вдвоем.

– Моя работа состоит в том, чтобы оставаться рядом с миссис Хоукли.

– Да пойди же ты вон, – заворчала Дина. – Мы с моим племянником не собираемся ничего затевать. Да и ты ведь его небось уже обыскала, прежде чем впустить.

Когда разгневанная миссис Бингем вылетела из комнаты, кошка начала мурлыкать.

– Вульгарна, не правда ли? Уж никак не Тэтчер, – кричала Дина, перекрывая шум телевизора. – На следующей неделе прибудет еще одна, по объявлению, согласно которому имеет большой опыт общения с избалованными детьми.

Она засмеялась и закашлялась.

– Не возражаешь, если мы немного приглушим телевизор?

На экране Джейн Эшер рассуждала на своей уютной кухне о рождественском пироге. Она выглядела такой свежей, хорошенькой и столь чуждой окружающего Лизандера хаоса, что ему захотелось забраться туда к ней, в телевизор. Ее лицо стало ярко-оранжевым, потом замелькали каналы, и наконец Дина нашла ручку громкости.

Зажав руки между коленей, чтобы унять их дрожь, Лизандер глубоко вздохнул:

– О маме. Мне бы очень не хотелось тебя огорчать, но вообще-то папа завел себе новую женщину.

– Миссис Кольман. Я знакома с ней. Ее голос напоминает мне кудахтанье.

– Нет, еще одну. Ну а теперь она всячески обливает маму грязью, но я ей не верю, и мне бы хотелось убедиться, что она лжет.

– Ну а что она говорит?

– Что, что... мне очень жаль... что у нее был роман с Алистером.

– А...

Длинные пальцы Дины с длинными ногтями перестали ласкать кошку.

– И еще с кучей других.

За окном он увидел двух чаек и лодку с красным парусом, отчаянно сражающуюся с сильным ветром. Казалось, пауза тянется уже вечность.

– Ну, в общем, она была не очень верной женой, – сказала Дина.

– Она была? – Лизандер ужаснулся. – Ну так, значит, отец ее довел до этого. Ведь он же такое дерьмо.

– Твоему отцу пришлось много вынести. Они никогда не подходили друг другу. Он надеялся, что она успокоится, когда они обвенчаются. Он просто с ума сходил по ней. И в первый же день, когда он ушел к себе в комнату писать статью для «Зрителя», Алистер предложил ей показать сад. Когда я выглянула из своей спальни, я увидела, что они целуются в оранжерее. И все цветы помяты. Как на суперобложке работы Барбары Картланд.

– Я не верю, – прои ипел Лизандер.

– Это правда.

Дина уже менее внятно выговаривала слова:

– Я не раз их застукивала. Каждое Рождество, каждый день рождения, похороны твоего дедушки – даже твое крещение. Некоторые люди полагали... впрочем, забудем это. Алистер и Пиппа были душой любой вечеринки, а потом вдруг внезапно исчезали, как цыгане-мошенники.

Лизандер уткнулся лицом в ладони. Когда же он поднял голову, глаза его были наполнены ужасом и смятением.

– Жаль, что Алистер умер так скоропостижно. Не привел свои дела в надлежащий порядок.

Поднявшись на ноги и скинув кошку на ковер, Дина побрела к письменному столу и, открыв и закрыв несколько ящиков, взяла розовую папку, на которой было написано: «ДВА ГОДА СПУСТЯ, 1983».

– Здесь все. Когда мне ночью хочется поднять уровень адреналина, я мазохистски просматриваю это. – Ее голос перешел в шепот. – И если бы они оба были живы, я бы убила их.

– Алистер с ума сходил по ней, – продолжила она. – Вначале он во всем обвинял мужской климактерический период. Двадцать лет спустя Пиппа ссылалась на старческое безрассудство. Но всегда находились другие. Она любила коллекционировать скальпы и им же рассказывать друг о друге.

Открыв папку, она высыпала ее содержимое на соседний столик, сбросив на пол засохший цикламен и фигурку собаки стаффордширской породы. Фотографии, счета, письма разлетелись по всему ковру.

С ударом боли Лизандер узнал почерк матери на клочке голубой писчей бумаги.

«Дорогой Алистер, – с напряжением читал он. – Это было самое лучшее траханье в моей жизни».

– И чем больше твой отец злился и мрачнел, тем неистовей становилась твоя мать, – пробормотала Дина, раскрывая «Радио Таймс». – А у меня вчера был прекрасный званый ленч, даже с несколькими сменами блюд. Мужчины, конечно, из-за болезней отсутствовали, но ведь в моем возрасте следует ожидать недомоганий.

«Мне уже ничего не поможет», – подумал Лизандер, швыряя листок в камин.

– Эй, давай-ка это сюда, – сказала Дина.

– Пора принимать лекарство, леди, – миссис Бингем, умирая от желания узнать, что происходит, вступила со стаканом воды и двумя желтыми пилюлями на тарелке.

Пытаясь найти хоть что-то в защиту матери, Лизандер сгорбился над письмами и фотографиями, собирая их в папку. Через секунду большая полосатая кошка, которая приняла письма за бумагу для своего выгребного ящичка, с шумом начала их разбрасывать.

Потом уже, когда Лизандер убирал эту порочную папку в ящик стола, на пол выпала выцветшая фотография. Дядя Алистер с широкой ухмылкой на лице раскинулся в кресле с сигарой в руке, а матушка, смеясь, стояла на коленях у его ног и держала между пальцами его грязный член подобно сигаре. Оба были обнажены.

Лизандер всхлипнул. Через секунду его горе вывело из ступора Дину.

Черт побери, я думала, что я ее сожгла. Ах, шалунья ты, шалунья, – пожирая глазами фотографию, восторженно вскрикнула миссис Бингем.

Покопавшись в своей коробке, кошка выкатила зеленую бутылку джина «Гордон», пустую на три четверти.

Включи погромче телевизор, – сейчас же озабоченно сказала Дина. – Там Уильям Моррис в «Внимал роуд шоу».

Лизандер едва успел добежать до туалета, и его начало рвать.

Спотыкаясь и прыгая через три ступени, он вылетел на улицу, забитую автомобилями, спешащими домой до часа пик. Мегги и Джек носились по сумеречному пляжу. Он остро ощутил равнодушие моря, отступающего в белой полосе пены, а потом растекающегося у его ног. На фоне темнеющего неба зажглись огни пирса. Дальше располагалась маленькая ярмарка, на которую Пиппа частенько брала его с собой поближе к зиме. Но сейчас красный паровозик стоял неподвижно. Не пищали и не визжали от восторга детишки, слетая вниз по желто-голубой спиральной горке. Карусельные лошадки были закутаны в кожаные накидки. Даже вампиры из поезда ужасов исчезли.

– О нет, – взмолился Лизандер, яростно растирая лезы. – Ну, пожалуйста, мама, нет, нет, нет.

Но он уже знал, что его детство ушло безвозвратно.

42

Китти устало делала списки к Рождеству, которого она боялась. Все рождественские открытки Раннальдини были разосланы и куплены подарки его многочисленным детям и каждому члену лондонского «Мет». Так Раннальдини компенсировал свое наплевательское отношение ко всем на свете. Еще более восхитительные подарки были сделаны для его многочисленных любовниц, но этим занималась его лондонская секретарша, имевшая больше вкуса. Китти удивилась, что в этих списках отсутствуют имена Флоры и Рэчел. Мужа не было так давно, что, может быть, она просто не в курсе всех изменений. Во всяком случае, ледники были забиты. Раннальдини нравилось, когда на Рождество собирались Сесилия и все дети, а Гермиона, Боб и маленький Козмо приходили на рождественский обед. Еще Китти была занята тем, что отчаянно торопилась покрыть свою ширму фотографиями Раннальдини со знаменитостями, и как раз сейчас вырезала одну из них, с восхищением рассматривая принцессу Мишель.

Была глубокая ночь. Все дрожало и трещало. Ветви царапались в окна, а ветер завывал в печных трубах, как те женщины, которые тщетно пытались пробиться к Раннальдини. Китти уже три раза позвонили, не откликаясь, и она не знала, были ли это грабители, проверяющие, есть ли кто дома, или любовницы, разыскивающие Раннальдини. Еще ее расстроил звонок от Джорджии, пытавшейся разыскать Лизандера.