Белла - Купер Джилли - Страница 6

— Я актриса, — она не смогла скрыть гордости в этих словах и рассказала ему о своих успехах.

Он присвистнул.

— Ты теперь, небось всюду бываешь.

— Я только что была на прослушивании у Гарри Бэкхауза для главной роли в его новом фильме.

Давай, жми вовсю, подумала она про себя.

Черт бы тебя побрал, Стив, я не могу без тебя жить.

— Дорогая, ты же настоящая звезда! Я должен пойти на спектакль. Под каким именем ты выступаешь? Не Мейбл Фигги, конечно?

— Нет, — выдавила из себя Белла. — Я… я сменила имя. Я теперь Белла Паркинсон.

Она заметила, что на нем очень хорошо сшитый костюм и массивные золотые запонки.

— У тебя, Стив, дела тоже идут неплохо.

— Не жалуюсь, — сказал он, усмехнувшись. — У меня пара клубов в Буэнос-Айресе. Одна из причин, почему я здесь — помимо, конечно, задачи найти тебя — подыскать место для дискоклуба в Лондоне.

Он дал знак официанту.

— Выпьем еще?

— Мне не надо, — сказала она, — я больше не осилю.

Однако из-за стола Белла не встала. Когда принесли выпивку, он поднял стакан:

— За нас, малыш.

— Никаких «нас» уже не будет, — отрезала она. — У меня есть другой.

— Был, ты хочешь сказать. Кто он?

— Ты его не знаешь. Его зовут Руперт Энрикес.

— Не из банкиров? — спросил Стив, подняв брови.

Бела кивнула с вызывающим видом.

— Ах ты, моя радость, ты добралась до богатых мира сего.

— Ты его знаешь?

— В Буэнос-Айресе я сталкивался с его кузеном Ласло.

— Этого, похоже, знают все. Руперт его обожает. Какой он?

— Жестокий, довольно опасный. Странная смесь. Наполовину еврей — мать его австрийская оперная певица. В Сити не знают, что с ним делать. Там не одобряют его длинные волосы и духи. Но им приходится признать, что в ловкости, с какой он проворачивает дела, ему нет равных. У него стальные нервы, что при слабой активности рынка дает ему большое преимущество. Он владелец отличных лошадей.

— Почему он не женат?

— Не верит в брак. Думаю, несколько лет тому назад он сильно обжегся на одной замужней женщине. Хотя у него всегда самые умопомрачительные подружки.

Последовало молчание. Потом Стив спросил:

— Но ты неравнодушна к Руперту?

— Да, — быстро ответила Белла.

— Тогда зачем ты пришла сегодня сюда?

— Хотела посмотреть на призрака. Стив, я должна идти.

Как по-дурацки звучали все эти немногосложные ответы! Надо было идти домой, переодеваться и ехать к Энрикесам, но она не могла сдвинуться с места.

— Дорогая, — тихо сказал Стив. — Я знаю, что вел себя как мерзавец, отчалив в тот момент, когда ты больше всего во мне нуждалась. Но я там всем много задолжал. Если бы я задержался в Нейлсуорте, меня бы арестовали.

— А как насчет всех этих девиц, что у тебя бывали каждую ночь?

Ей не удалось удержаться от враждебной интонации.

— Я был слишком молод, чтобы иметь прочную связь. С тех пор я повзрослел. Теперь бы я с тобой не сплутовал, если ты про это думаешь.

Но она только видела рядом с собой его большое сексуальное тело и чувствовала, что желает его, как никого и никогда.

— Ты мне не подходишь, Стив. Я хочу выйти за человека доброго и постоянного.

— А я только добрый, — вздохнул Стив, — в наши дни приходится рано выбирать себе амплуа.

Он переменил позу, и его колено коснулось ее ноги. Она вздрогнула так, будто ее током ударило.

— Э, да ты на взводе, — заметил он.

Она нервно рассмеялась.

— Когда ты научилась так смеяться?

— Как?

Он показал, как, и она опять нервно засмеялась.

— Да, вот так.

— Ты нисколько не изменился, — взорвалась она. — Тебе всегда доставляло удовольствие меня подкалывать.

— И голос у тебя стал другой. Театральная школа совсем выбила из тебя йоркширский акцент.

Когда она резко поднялась, он попытался ее задержать.

— Отпусти мою руку, — проговорила она, задыхаясь.

— Послушай, душа моя, не сердись.

— Пусти меня, — сказала она уже громче.

— Говори потише. На нас все смотрят. Ну что ты? — он притянул ее и усадил рядом. — Неужели ты не понимаешь? Я проехал тысячи миль, чтобы вернуть тебя. Я знаю про тебя все, дорогая. Держу пари, что ты не рассказывала мальчику Энрикесу про жизнь в трущобах и про уголовника-отца, правда?

— Заткнись! — прошипела Белла, побелев от гнева.

— А это, как тебе хорошо известно, только начало истории. Теперь допивай, как послушная девочка, и я увезу тебя куда только пожелаешь. Но с завтрашнего дня забег начинается. Я не позволю Энрикесам прибрать тебя к рукам. Тебе не надо с ними связываться, дорогая. К чему вырываться из своего круга?

Когда такси покатило в сторону Чичестер Террас, Белла принялась спешно причесываться и подправлять косметику на лице.

— Да брось ты это, — сказал Стив.

— Но я же так неподходяще одета, — всполошилась Белла. — Я купила себе такое отличное черное платье.

— Ты актриса. Энрикесы были бы страшно разочарованы, если бы оказалось, что ты выглядишь, как положено. Скажи им, что Гарри Блэкхауз держал тебя несколько часов и только что отпустил.

Они ехали по Олд-Бромтон-роуд, и цветущие вишни ослепительно белели на фоне темнеющего неба.

— Весна, — сказал Стив, обнимая ее. — Чувствуешь прилив сил?

Она ответила на его поцелуй, убежденная уже только в одном — что она в его объятиях и что так и должно быть.

— Не ходи туда, — прошептал он.

— Нет, Стив. Ради Бога! — Она резко оттолкнула его и отодвинулась, дрожа и будучи не в силах говорить. Так она и сидела, пока такси не повернуло на Чичестер Террас.

Он записал помер ее телефона на сигаретной пачке.

— Не потеряй, — ее взбесило, что она это сказала. — Меня нет в телефонной книге. О, Господи, ты сел на цветы для матери Руперта.

Глава пятая

Стоя на тротуаре и наблюдая, как его увозит такси, она чувствовала какую-то опустошенность. Пробежав мимо больших белых домов, расположенных в отдалении от мостовой и окруженных садами, где цвели ранние розы и азалии, она подошла к самому белому и самому большому из них. По обе стороны ворот стояли с ощеренными мордами два каменных льва. Дверь открыла горничная, но не успела она принять пальто Беллы, как в прихожую влетел Руперт с бледным и искаженным лицом.

Каким юным и неоперившимся кажется он по сравнению со Стивом, подумала Белла.

— Дорогая! Что случилось? Уже десятый час!

Белла недаром была актрисой. Она тут же изобразила замешательство и раскаяние.

— Я так сожалею! Гарри Бэкхауз заставил меня ждать целую вечность, потом несколько часов ушло на прослушивание, а потом он стал самым ужасным образом ко мне приставать. — Глаза ее наполнились слезами. — Я хотела позвонить, правда, но было уже так поздно, что я решила лучше сразу ехать сюда. У меня даже не было времени переодеться. Пожалуйста, прости меня.

Она подумала, что за это в нее вот-вот должна ударить молния. Но Руперт в конце концов успокоился.

— Бедняжка, — сказал он, схватив ее за руку, — Ну, ничего страшного не случилось. Проходи и познакомься со всеми.

Они вошли в большую неприветливую комнату, нечто среднее между музеем и джунглями.

Золоченая мебель, элегантные и неудобные кресла. На стене висели огромные картины в тяжелых золоченых рамах, очень скверно освещенные. Повсюду стояли растения в горшках.

— У бедняжки Беллы был ужасный вечер, — объявил Руперт. — Проклятый режиссер только что ее отпустил.

— Я так сожалею, — сказала Белла, одаривая присутствующих одной из своих самых пленительных улыбок. — Он заставил меня прождать несколько часов, а потом…

— Мы слышали, как вы говорили это за дверью, — холодно сказала какая-то крупная женщина.

— Моя мать, — представил ее Руперт.

Констанс Энрикес была высокая, и отнюдь не худая. Ее лицо с большим вывернутым наружу ртом и стеклянными глазами навыкате напоминало лежащую па сковородке треску. Голос ее мог бы перекрыть любой военный плац.