Зверобой, или Первая тропа войны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 64

— Мой бледнолицые брат прав: он не индеец, он не должен изменять ни своему Маниту, ни своему народу.

Гуроны знают, что взяли в плен великого воина, и будут обращаться с ним как должно. Если его станут пытать, то прибегнут лишь к таким пыткам, каких не выдержать обыкновенному человеку; а если его примут как друга, то это будет дружба вождей.

Выражая столь своеобразно свое почтение пленнику, гурон исподтишка следил за лицом собеседника, желая подметить, как тот примет подобный комплимент. Однако серьезность и видимая искренность гурона не позволили бы человеку, не искушенному в притворстве, разгадать его истинные побуждения. Проницательности Зверобоя оказалось для этого недостаточно, и, зная, как необычно индейцы представляют себе почет, воздаваемый пленникам, он почувствовал, что кровь стынет в его жилах. Несмотря на это, ему удалось так хорошо сохранить невозмутимый вид, что даже такой зоркий враг не заметил на лице бледнолицего ни малейших признаков малодушия.

— Я попал к вам в руки, гурон, — ответил наконец пленник, — и, полагаю, вы сделаете со мной то, что найдете нужным. Не стану хвастать, что буду твердо переносить мучения, — я никогда не испытывал этого, а ручаться за себя заранее не может ни один человек. Но я постараюсь не осрамить воспитавшего меня племени. Однако должен теперь же заявить, что, поскольку у меня белая кровь и белые чувства, я могу не выдержать и забыться.

Надеюсь, вы не возложите за это вину на делаваров или их союзников и друзей — могикан. Всем нам более или менее свойственна слабость, и я боюсь, что белый не устоит перед жестокими телесными мухами, в то время как краснокожий может петь песни и хвастать своими подвигами даже в зубах у своих врагов.

— Посмотрим! Соколиный Глаз бодр духом и крепок телом. Но зачем гуронам мучить человека, которого они любят? Он не родился их врагом, и смерть одного воина не может рассорить его с ними навеки.

— Тем лучше, гурон, тем лучше! Но я не хочу, чтобы между нами остались какие-нибудь недомолвки. Очень хорошо, что вы не сердитесь на меня за смерть воина, павшего в бою. Но все-таки я не верю, что между нами нет вражды, — я хочу сказать, законной вражды. Если у меня и есть индейские чувства, что это делаварские чувства, и предоставляю вам судить, могу ли я быть другом мингов.

Зверобой умолк, ибо некий призрак внезапно предстал перед ним и заставил его на один миг усомниться в безошибочности своего столь прославленного зрения. Хетти Хаттер стояла возле костра так спокойно, как будто была одной из ирокезок.

В то время как охотник и индеец старались подметить следы волнения на лицах друг друга, девушка незаметно приблизилась к ним со стороны южного берега, примерно с того места, против которого стоял на якоре ковчег. Она подошла к костру с бесстрашием, свойственным ее простодушному нраву, и с уверенностью, вполне оправдывавшейся обхождением, которое она недавно встретила со стороны индейцев. Расщепленный Дуб тотчас же узнал вновь пришедшую и, окликнув двух или трех младших воинов, послал их на разведку, чтобы выяснить, не служит ли это внезапное появление предвестником новой атаки. Потом он знаком предложит Хетти подойти поближе.

— Надеюсь, Хетти, ваше посещение говорит о том, что Змей и Уа-та-Уа в безопасности, — сказал Зверобой. — Не думаю, чтобы вы опять сошли на берег с той же целью, что и в первый раз.

— На этот раз сама Джудит велела мне прийти сюда, Зверобой, — ответила Хетти. — Она сама отвезла меня на берег в пироге, лишь только Змей познакомил ее с Уа-та-Уа и рассказал обо всем, что случилось. Как прекрасна Уа-та-Уа сегодня ночью, Зверобой, и насколько счастливей она теперь, чем тогда, когда жила у гуронов!

— Это вполне естественно, девушка. Да, таковы уж свойства человеческой натуры. Уа-та-Уа теперь со своим женихом и не боится больше, что ее выдадут замуж за минга. Я полагаю, что даже Джудит могла бы подурнеть, если бы думала, что ее красота должна достаться гурону. Готов поручиться, что Уа-та-Уа очень счастлива теперь, когда она вырвалась из рук язычников и находится с избранным ею воином… Так вы говорите, что сестра велела вам сойти на берег? Зачем?

— Она приказала мне повидаться с вами, а также предложить дикарям еще несколько слонов в обмен на вашу свободу. Но я принесла сюда библию. От нее будет больше пользы, чем от всех слонов, хранящихся в отцовском сундуке.

— А ваш отец и Непоседа знают, как у нас обстоят дела, моя добрая маленькая Хетти?

— Нет, не знают. Они оба спят. Джудит и Змей думали, что лучше не будить их, потому что, если Уа-та-Уа скажет им, как мало воинов осталось в лагере и как там много женщин и детей, они снова захотят охотиться за скальпами. Джудит не давала мне покоя, пока я не согласилась сойти на берег и посмотреть, что сталось с вами.

— Это замечательно со стороны Джудит. Но почему она так беспокоится обо мне?.. Ага, теперь я вижу, в чем тут дело. Да, я вижу это совершенно ясно. Вы понимаете, Хетти: ваша сестра боится, что Гарри Марч проснется и очертя голову сунется прямо сюда, полагая, что раз я был его путевым товарищем, то он обязан помочь мне. Гарри сорвиголова, это верно, но не думаю, чтобы он стал лезть из-за меня на рожон.

— Джудит совсем не думает о Непоседе, хотя Непоседа много думает о Джудит, — сказала Хетти невинно и с непоколебимой уверенностью.

— Я уже слышал об этом раньше, да, я слышал об этом раньше от вас, девушка, но вряд ли это так. Кто долго жил среди индейцев, тот умеет распознавать, что творится в женском сердце. Хоть сам я никогда не собирался жениться, но любил наблюдать, как такие дела делаются у делаваров. А в этом отношении что бледнолицая натура, что краснокожая — все едино. Когда зарождается чувство, молодая женщина начинает задумываться и видит и слышит только воина, которому отдано сердце. Затем следует грусть, и вздохи, и все прочее в том же роде, особенно в тех случаях, когда не удается сразу объяснить начистоту. Девушка ходит вокруг да около, шпыняет юношу и находит в нем разные недостатки, порицая именно то, что ей больше всего нравится. Некоторые юные существа как раз этим способом проявляют свою любовь, и я думаю, что Джудит из их числа. Я слышал, как она говорила, будто Непоседа совсем нехорош собою, а уж если молодая женщина решится такое сказать, то это поистине значит, что она далеко зашла.

— Молодая женщина, которой нравится Непоседа, охотно скажет, что он красив. Я думаю, что он красив, Зверобой, и уверена, что так должен думать всякий, у кого есть глаза во лбу. Но Гарри Марч не нравится Джудит, и вот причина, почему она находит в нем разные недостатки.

— Ладно, ладно! Милая маленькая Хетти все толкует на свой лад. Если мы проспорим до самой зимы, все равно каждый останется при своем, а поэтому не стоит тратить понапрасну слов. Я убежден, что Джудит здорово влюблена в Непоседу и рано или поздно выйдет за него замуж. А сужу я об этом по тому, как она его ругает. Теперь запомните, что я скажу вам, девушка, только делайте вид, будто ничего не понимаете, — продолжал этот человек, такой нечуткий во всех делах, в которых мужчина обычно быстро разбирается, и такой зоркий там, где огромное большинство людей ничего не замечает. — Я вижу теперь, что замышляют эти бродяги. Расщепленный Дуб оставил нас и толкует о чем-то с молодыми воинами. Они слишком далеко, и я отсюда ничего не слышу, однако догадываюсь, о чем он говорит. Он приказывает смотреть за вами в оба и выследить место, куда причалит пирога. А затем уже они постараются захватить всех и все, что только смогут. Мне очень жаль, что Джудит прислала вас, я думаю, ей хочется, чтобы вы вернулись обратно.

— Я все улажу, Зверобой, — сказала девушка многозначительно. — Вы можете положиться на меня: уж я знаю, как обойти самого хитрого индейца. Да, я слабоумная, но все-таки тоже кое-что смыслю, и вы увидите, как ловко я вернусь обратно, когда выполню свое поручение.

— Ах, бедная моя девочка, боюсь, что все это легче сказать, чем сделать! Этот лагерь — гнездо ядовитых гадин, и они не стали добрее после побега Уа-та-Уа. Я очень рад, что Змею удалось удрать вместе с девушкой. Потому что теперь, на худой конец, есть на свете двое счастливых людей. А попади он в лапы мингов, было бы двое несчастных и еще некто третий, кто чувствовал бы себя совсем не так, как это приятно мужчине.