Хорошо жить на свете! - Новицкая Вера Сергеевна - Страница 12

Ну, стали мы учить роли, т. е. не роли, я, например, просто всю пьесу наизусть выучила, так что, когда другие забывали, то я подсказывала. Но иногда выходили пресмешные ошибки: вдруг раньше времени начнешь говорить и чужое скажешь, и долго иногда говоришь, пока кто-нибудь не заметит. Но наша пьеса все-таки очень хорошо идет, a вот с «Замком Омена» что-то не ладится; там все самим нужно придумывать, и, или споры начинаются, или говорят глупости; потом Женя уж очень заикается, так что если бы я была Оменом, и моя жена в самом деле так заикалась, она бы меня так злила, что, пожалуй, и я бы ее в подземелье упрятала.

Да, плохо дело! Думали-думали и решили вместо этой пьесы устроить живые картины; пока только не выбрали еще какие. Нужно будет взять «Ниву», — там всегда много красивых рисунков бывает, наверно что-нибудь найдется.

Времени теперь ни минутки свободной; только иной раз сядем завтракать, приходит Глаша: «Барышня, суседские барчата вас на репетицию просят;» ну, какая уж тут еда? спешишь скорей к Рутыгиным. Прежде мы начали было репетиции в своем «Уютном», но там очень тесно, еще «Замок Омена» как-нибудь шел, можно было все представление стоя устроить, a для «Жени» совсем тесно: ведь я лежу, да еще рядом на стуле то моя мать (Оля), то мой жених (Митя) сидит: как лягу, так ногами в стенку и упрусь; — неудобно, теперь репетируем у Рутыгиных наверху, в их миленькой башне; как раз места хватает.

Здравствуйте! — опять «суседские барчата» зовут! Бегу.

Приготовления. — Шишка

Наконец-то порешили и насчет живых картин; я говорила, что «Нива» пригодится! Вот какие выбрали: Во первых «Четыре времени года», во вторых «Вера, Надежда, Любовь» третья «Ангел над колыбелью младенца (я и моя Лили)». А еще «Казнь Марии Стюарт» и три картины из сказки «Спящая красавица».

Времена года, Веру, Надежду, Любовь мы выбрали по тетрадке с наклейными картинками; это еще удобнее «Нивы», потому что здесь раскрашено, не надо голову ломать, подбирать цвета, и то уж она, бедная, трещит, столько хлопот! Марию Стюарт я выбрала; это так интересно, как ее на плаху ведут, и палач над ней топор заносит. Мамочка мне однажды читала про эту бедную королеву, и потом еще «Дети Людовика XVI»; Боже! Боже! Как я горько плакала, когда так жестоко обращались с бедным маленьким дофином!

Костюмы для времен года и Веры, Надежды, Любви будут из папиросной бумаги, сами будем делать, и цветы, и башмаки, и все-все. Для «Спящей красавицы» Женина бабушка дает такое старинное широкое полосатое шелковое платье, как давно-давно носили; красивое платье, на картине очень хорошо будет. Ну, мне для ангела костюм не хитрый; что-нибудь длинное белое достанем, a крылья, большие, чудные крылья уже готовы, — их под большим секретом смастерил из белого картона Ванин двоюродный брат, юнкер; все, все оклеим блестками и будет чудно! Нам никак не удалось скрыть от старших устройство спектакля, мы только не говорим никому, что именно будем представлять. Это даже хорошо, что старшие знают, a то откуда бы достать некоторые вещи?

Мы теперь очень усердно работаем, времени не много, a работы масса, одних цветов для «весны» сколько приготовить нужно, кроме самих платьев. Мы дружно присели и много цветов понаделали, больших все, скорей работа идет; чтобы они не занимали лишнего места на столе, мы готовые откладывали в угол в ящичек; a чтобы веселей было работать, то придумали песни петь хором; я ужасно люблю так петь.

Поем себе распеваем «Среди долины ровные на гладкой высоте…» вдруг видим, Ральф (конечно, и он за мной приплелся) весело тащит целую кучу цветов в зубах; как они один за другой зацепились, так он их тянет с самой веселой физиономией, прямо ко мне. Вот я рассердилась! Хотела вырвать, a он противный, дразнится: подойдет, сделает хитрые глаза, и отскочит. Все стали на него кричать, a он себе и в ус не дует. Я погналась за ним, он из башни на лестницу, и я туда, он наверх, опять мимо меня; я хотела его схватить, но он как-то проскочил у меня под ногами, так что я споткнулась, покачнулась, и так до самого низу все ступеньки пересчитала, пока лбом в пол не уперлась. Вот больно! Шишка сразу громадная вскочила, и локоть хорошо разбила — кожа с него так и слезла, да и колено порядком отхлопала. И что эта за противная собака! Сколько уж мне неприятностей наделал этот сумасшедший пес!

Извольте радоваться: ангел с шишкой на лбу величиной в куриное яйцо!

Все страшно перепугались, стали мне и воду холодную прикладывать, и ключи. И сам Ральф струсил: как я начала лететь, он хвост опустил, бегом, поджавши уши, домой пустился и спрятался под мою кровать — он всегда туда прячется, когда у него совесть чиста. Я тоже пошла домой. Мамочка просто в ужас пришла, взглянув на мой лоб и скорей стала примочки из арники класть.

Неужели же «ангел» будет с шишкой? Ведь это ужасно!!.

Репетиция. — Ужин

Моя шишка стала почти совсем плоская, но зато из синяка превратилась в лиловое пятно с зеленоватыми и желтыми разводами; очень некрасиво. Ваня говорит, что у меня вид пьяницы, и он однажды видел, как городовой одного такого в участок тащил, что у него было как раз такое же украшение на лбу. Папочка меня утешает, говорит, что синяк станет совсем желтый, a потом будет все светлеть и совсем пройдет. Поскорей бы, уж времени так мало осталось! Я очень беспокоюсь.

Добрый Митя, кажется, еще больше меня огорчен моим разбитым лбом. Чтобы меня хоть немного утешить, вот уж несколько дней, как он мне все шоколад-миньон носит; не знаю, право, где он его раздобывает, но ежедневно две, a то и три плиточки в серебряной бумаге приносит, но только потихоньку, чтобы Ваня не видел, да и вообще все Коршуновы, a то сейчас дразнить начнут.

Когда мы придумывали живые картины, Митя с Ваней и с Олей чуть не подрались из-за «Ангела»: и мне хотелось быть ангелом, и Оле; Митя, конечно, взял мою сторону, a Ваня тянул за сестру и сказал, что я гораздо больше подошла бы для чертенка, что и рогов приделывать не пришлось бы, потому что у меня вихры от природы торчат вокруг лба. Я-то совсем не обиделась; право, это даже очень интересно было бы одеться чертенком, и весело, но Митя страшно разозлился: назвал его дураком и сказал, что ангелы и брюнеты бывают, a что волосы вьются, так это очень красиво, ничему не мешает, и ангел из меня выйдет хороший, потому что лицо у меня доброе и веселое, a Оля с её злющей физиономией вышла бы настоящим рыжим чертом. Женя и Сережа едва-едва их успокоили; a «Ангелом» порешили все-таки быть мне. И вдруг у ангела рог вырос! Немудрено, что мы с Митей огорчены.

Последний раз репетиция наша вышла очень хорошая: чужих слов никто не говорил, только генерал (Ваня) один раз вместо моей матери (Оли) что-то залопотал, но сейчас же поправился. Роли хорошо знают и так скоро-скоро говорят; публике не скучно будет, не будем долго тянуть, — раз, два — и готово!

После репетиции мы затеяли устроить ужин; ведь у актеров всегда так бывает; вот и мамочка моя, когда в прошлом году играла в любительском спектакле, тоже несколько раз ужинала. A как она играет, это просто чудо! Когда она плачет, и публика плачет. A миленькая какая прелесть! Она всегда играет молоденьких барышень и кажется совсем-совсем девочкой, и такой хорошенькой! Все говорят, что у мамочки большой талант, что она была бы вторая Комиссаржевская. Вы знаете Комиссаржевскую? Она такая дуся, я ее в прошлом году в «Снегурочке» видела; очень она миленькая, только мамочка еще лучше, потому что у Комиссаржевской ушки немного торчат, a у мамочки ничего не торчит.

Ужин мы, конечно, сами стали стряпать. У меня есть настоящая плита, довольно большая, так около аршина длины, которую можно в самом деле топить, потому что внизу во всю длину идет такая машинка с четырьмя фитилями; в машинку наливают спирт, и она горит. Есть и духовка, и в ней можно тоже что-нибудь спечь. Вытащили мы эту плиту и пристроили ее в нашем «Уютном» домике; и как это мы раньше не спохватились: дом, жилое помещение, и вдруг без кухни! Ну, теперь ошибка поправлена!