Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Купер Джеймс Фенимор - Страница 3

— Поглядим-ка, поглядим, незнакомец, — воскликнул Гершом, — что ты сумеешь наворожить со своими игрушками! Слыхал я про то, как выслеживают пчел, да вот видеть своими глазами ни разу не приходилось, а я уж так охоч до всякого учения, будь то хоть арифметика, хоть проповедь.

— Это все твоя пуританская кровь, — отвечал Бурдон с дружелюбной улыбкой на поразительно чистом для человека его положения английском. — Люди говорят, что вы, пуритане, проповедуете с колыбели.

— Ну, насчет этого не знаю, — ответил Гершом, — а только я к чему хочешь могу руку приложить. А про такие дела я наслышался в Боб-Рули (Bois В rule)note 14 и отдал бы недельный запас из «Склада Виски», чтобы понять, как оно получается. «Складом Виски» местные пресноводные моряки и немногочисленные белые любители приключений, добравшиеся до здешних мест по бездорожью, прозвали вначале самого Гершома, а затем и его хозяйство. Это прозвание говорило о том, с каким почтением они относятся к поименованному напитку. В шутку лесные путники называли его l'eau de mor — мертвой водой, в отличие от eau de-vienote 15 — живой воды со столь далеких и таких памятных им виноградников на берегах Гаронныnote 16. Однако Бен Боден слушал тягучие фразы Гершома Уоринга только вполуха. О Складе Виски он знал, хотя самого носителя прозвища раньше не видел. Все его внимание было отдано его собственному занятию; если же он и отвлекался, то взгляд его падал на индейцев, и чаще — на Гонца. О Большом Лосе он хоть и немного, но был наслышан и потому с предпочтительным вниманием относился к Быстрокрылому Голубю. Об этом молодом краснокожем он не знал ничего; и, хотя Бен Боден умел скрывать свои чувства, его снедало любопытство и желание узнать, что привело сюда чиппева. Что же касается Гершома, то одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что перед ним непоседливый, беспринципный любитель выпивки и приключений с множеством пороков и дурных привычек и несколькими достоинствами — они если не искупали, то хотя бы уменьшали то отвращение, которое иначе он мог бы вызывать у всех порядочных людей.

Тем временем охота на пчел, так заинтересовавшая зрителей, шла своим чередом. Большинство наших читателей вряд ли знакомы с этим процессом, поэтому мы постараемся пояснить, что происходило и какие орудия при этом применялись.

«Игрушки» Бена Трутня, как их назвал Гершом, представляли собой немногочисленные и не слишком сложные предметы. Все они хранились в небольшом деревянном бочоночке, в каких ремесленники и рабочие, переходя с места на место, носят обычно свой запас продовольствия. Открыв крышку, Бурдон достал свои орудия еще до того, как читатель впервые увидел его. Это были: небольшая оловянная чашка с крышкой; деревянная коробочка; нечто вроде тарелки или блюда, также сделанного из дерева, и обыкновенный бокал из низкосортного, с прозеленью, стекла. В 1812 году в Америке было не сыскать ни одного оконного стекла или стакана, сделанного из чистого, прозрачного стекла! Нынче у нас производится множество прекрасных вещей такого рода, известных в мире, а. также тысячи других предметов домашнего обихода. Бокал Бена Трутня был его соотечественником в буквальном смысле. Он был не только американским, но и происходил из того же графства штата Пенсильвания, что и его хозяин. Мутное, зеленоватое стекло было тогда наилучшим произведением стеклодувов Питтсбурга, и Бен приобрел бокал всего год назад, прямо на месте, где его сделали.

Дуб, более высокий, чем остальные, стоял поодаль от своих собратьев, на открытом склоне, а не в самой дуброве. Еще летом молния ударила в это дерево, расщепив его ствол на высоте примерно четырех футов над землей и разбросав вокруг обломки ствола и толстые сучья. На них-то теперь и сидели зрители, наблюдая за работой бортника. Пень от этого дуба Бен использовал вместо стола; сбив топором торчащие щепки, он разложил на пне орудия ремесла, которые понадобятся ему — каждое в свое время.

Первым на этот грубый стол было помещено деревянное блюдо. Затем Бурдон открыл деревянную коробочку и извлек оттуда вырезанный круглый кусок пчелиных сот, примерно полтора дюймаnote 17 в диаметре. За ним последовал оловянный сосуд с крышкой, и из него в отдельные ячейки сот был налит, примерно до половины, чистый как слеза мед. Затем он взял в руки бокал, тщательно протер его, поднес к глазам и осмотрел. По правде сказать, особого восхищения бокал не заслуживал, но он был достаточно прозрачен — то, что Бену и требовалось: ему нужно было всего лишь видеть сквозь стекло, что происходит внутри бокала.

Покончив с этими приготовлениями, Бен Жужжало, или Жало, — таково было его второе прозвище — обратился в сторону бархатистой травки, покрывавшей прогалину. Поздней весной огонь пронесся по всей местности, и трава здесь выросла на диво свежая, сладкая и коротенькая, как на лучших пастбищах. Тут рос в изобилии белый клевер, только что распустившийся пышным цветом. Цвело множество и других цветов, а вокруг них кружили тысячи пчел. Трудолюбивые маленькие насекомые изо всех сил старались набрать побольше сладкого груза; если бы они только догадывались о грабеже, задуманном человеком! Когда Бурдон крадучись двинулся вперед по разнотравью среди жужжащих гостей, оба краснокожих пристально следили за каждым его движением, словно кошки за мышью; Гершом же — хотя дело было любопытное — обращал на бортника куда меньше внимания: меду он всегда предпочитал виски.

Наконец Бурдон выбрал пчелу по своему вкусу, подстерег момент, когда она сосала нектар из цветка белого клевера, и аккуратно накрыл ее зеленовато-мутным бокалом; пленница мгновенно взвилась вверх и попыталась улететь. Прикрыв бокал снизу свободной рукой, Бен понес его с забившейся в верх бокала пчелой обратно на пень. Там он поставил опрокинутый бокал на деревянное блюдо, прикрыв им кружок сот с медом.

Пока все шло как по маслу; Бен Жужжало с минуту наблюдал за своей пленницей и, удостоверившись, что все в порядке, снял свою шапку и накрыл ею и бокал, и блюдо с сотами, и пчелу. Переждав с полминуты, он с превеликой осторожностью приподнял шапку и убедился, что в тот же момент, как наступила тьма, пчела села на соты и принялась пить мед. Затем Бен совсем убрал шапку: пчела, забравшись до половины туловища в одну из ячеек, уже не обращала внимания ни на что, кроме неожиданно свалившегося на нее сладкого сокровища. Именно этого и добивался охотник — первая часть работы была выполнена. Теперь стало понятно, почему для поимки пчелы он воспользовался стеклянным бокалом, а не любым сосудом из дерева или из коры. Прозрачное стекло позволяло наблюдать за движениями пленницы, а темнота должна была заставить ее опуститься на соты.

Пчела была так поглощена своей трапезой, что Бен Жужжало, или Бурдон, незамедлительно поднял стеклянный бокал. Затем он осмотрелся и поймал вторую пчелу, которую и поместил на соты рядом с первой. Через минуту, повторив все действия, он опять убрал стакан: вторая пчела уже нырнула с головой в свою ячейку. Теперь Бурдон сделал знак своим спутникам подойти поближе.

— Вот они, глядите, как набросились на мед, — сказал он по-английски, указывая на пчел. — Расправляются с этими сотами и знать не знают, что навлекают беду на свой собственный улей! Все как у нас! Когда мы воображаем, что добрались до большого богатства, мы ближе всего к разорению, а в бедности и смирении нас может ожидать внезапный дар судьбы. Я часто задумываюсь об этом; здесь, в глуши и одиночестве, всякое приходит в голову.

Бен говорил на очень чистом английском языке, принимая во внимание его жизненные условия, но некоторые выражения все же свидетельствовали о том, что он не из образованных. Подчас не так сказанное слово может повлиять на судьбу человека, но Бена Жужжало это не касалось: за весь сезон летнего промысла он едва ли встретит более полудюжины людей. Однако мы помним англичанина, который никогда бы не снизошел до Бераnote 18, несмотря на все его таланты, потому что последний сказал «европийский» вместо «европейский».