В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 3

«ВОЛГА» ДОКТОРА ЮРИЯ

Включил радио, слегка откинул спинку сиденья и жду, пока Детлефу и Норману сделают рентгенографию. Местные врачи любезно согласились помочь в предстартовом обследовании экипажа. Госпиталь километрах в трех от стройплощадки, общественного транспорта в городке нет, но мы не унываем, у нас машина.

Прекрасная «Волга», которую — кто уважительно, кто с подначкой — кличут «автомобилем доктора Юрия».

Сразу, как явился сюда, я отправился с визитом в Басру, представляться советскому генеральному консулу. Первое, о чем спросил меня Яков Егорович Сусько, было, разумеется: «Не могу ли быть полезным?» И я, помня кое-какие напутствия Тура, намекнул, что неплохо бы нам что-нибудь колесное, для ближних разъездов.

Встречали меня в лагере с ликованием. Я вернулся за рулем видавшего виды агрегата, с неподнимающимися стеклами и дребезжащими дверьми, но выносливого и прочного, как танк.

Правда, разъезжали мы на этой машине всего день-два. Потом ее забрали назад, а взамен прислали современную, новенькую, только-только после обкатки.

Машина очень нас выручает. Вожу к стапелю снаряжение, провизию, ребят в госпиталь.

Напишу заодно о своих больных.

ПОКА — ТЬФУ-ТЬФУ

По утрам у моей палатки выстраивается череда арабов. Они хорошие люди, но ужасно любят лечиться. Тот показывает на голову, этот покашливает, третий держится за живот. Предъявляют прыщики и царапины. Глотают витаминные таблетки и удовлетворенно благодарят.

С Карло по-прежнему — там случай особый. Никак Рашада не прогнать к стоматологу — боится и отлынивает. Пригрожу, что Тур отстранит от старта.

В остальном же порядок. И — что радостно — почти полное отсутствие экзотики. А я наслышан о здешних хворобах, об укусах финиковых ос, о поносе, переходящем в дизентерию, о «багдадской шишке», лечение которой тянется чуть не год.

Пусть парни и дальше держатся молодцами и веселят мой лекарский взор. Особенно приятно глядеть на Детлефа. Крепыш, здоровяк, а уж каким я застал его! Вернусь к мемуарам.

СЕЗАМ В ДРУГОЙ РАЗ

Итак, 22 октября я вылетел из Москвы и в тот же день приземлился в Багдаде. Мне повезло, и в самолете я оказался рядом с нашим послом в Ираке А. А. Барковским. Анатолий Александрович — человек чрезвычайно интересный и интеллигентный — рассказал мне много полезного и поучительного об Ираке и обещал свое содействие, которое, как показали дальнейшие события, было необходимым, действенным и своевременным.

В Багдаде пришлось пробыть три дня, утрясая таможенные формальности с багажом. Бегал по канцеляриям, ставил на бумажках штампы и печати. Города фактически не видел, а то, что видел, не напоминало о тысяче и одной ночи. Ни с багдадским вором, ни со стариком Хоттабычем ассоциаций не всплывало.

Когда позже я поведал о своих разочарованиях Рашаду, он рассердился: Багдад — отличный город, мне просто не показали его как следует, был бы он, Рашад, моим гидом, вышло бы лучше. На что Асбьерн заметил: «Да, ты у нас известный Гарун ар-Рашад».

Как бы то ни было, столица Ирака осталась для меня лишь промежуточным пунктом, станцией пересадки. Я спешил в Эль-Курну, сюда.

ДВЕ КУРНЫ

В Египте, близ Долины царей, недалеко от места, где были отрыты знаменитые сокровища Тутанхамона, существовала — а может, существует и теперь — деревушка Курна. Лет сто назад выяснилось, что она сплошь населена грабителями гробниц. Причем грабителями потомственными: ремесло передавалось от отца к сыну с XIII века до новой эры. Ничего себе династия!

Так вот: наша, иракская Эль-Курна ничего общего с египетской Курной не имеет. И слава ее не столь скандальна. Вернее, почти никакой славы и нет.

Маленький городок между Багдадом и Басрой, там, где Тигр и Евфрат сливают свои воды в Шатт-аль-Араб…

На туристской схеме Ирака Эль-Курна обведена рамкой с надписью, почему-то немецкой, «Дас парадиз». Но таких же рамок на схеме еще две, на севере и на юго-западе страны, и в каждой, кроме надписи, еще знак вопроса, дескать, все три парадиза — предполагаемые.

Следовательно, и библейская знаменитость Эль-Курна — как бы с вопросительным знаком.

Хотя здесь с гордостью демонстрируют гостям пресловутое древо — в его, мол, тени Адам и Ева совершили первородный грех. А курненский рестхауз — дом приезжих, по-нашему — носит поэтическое название «Сады Эдема».

К «Эдемским садам» мы с Игорем Беляцким, заведующим бюро АПН в Ираке, и подъехали после утомительного дня пути.

ЗАСНУЛ В РАЮ

В доме светились окна. Тур радушно нас приветствовал, мы обнялись, и он тут же сообщил новости. Норман в дороге, Ганс Питер скоро вернется, Детлеф уже здесь, но неважно себя чувствует — не осмотрю ли я его? Жаль, у врача с места в карьер начинается практика!

Детлеф лежал с пузырем льда на лбу. Он не то что неважно, он очень плохо себя чувствовал. Вчера — сорок, сегодня — тридцать девять. Болезнь в Азии распространенная, европейцам не слишком знакомая: особая кишечная форма гриппа.

Тут же приступил к интенсивному лечению.

Тур показал свою коллекцию мокнущего камыша — о ней я, кажется, писал. Поднялись на крышу рестхауза и взглянули сверху на лодку. Она поразила меня, настолько была внушительней «Ра».

Не забыть чувство, владевшее мной, пока я врачевал Детлефа, брал в руки влажные невесомые стебли и угадывал в полутьме очертания гигантского веретенообразного корпуса. Мне казалось, что это уже со мной было однажды, что снова вижу знакомый в мельчайших деталях сон.

Или — наоборот: будто спал и проснулся, и вокруг по-прежнему южная ночь, марокканская ли, иракская ли, на стапеле недостроенное судно, реплики вполголоса о плавучести, о парусе, о рулях…

В беседе с Туром случился момент неожиданно острый — нет, не судьба о нем сегодня. Возвращаются из рентгеновского кабинета Норман и Детлеф, сейчас в мой адрес прозвучит что-нибудь вроде: «Алло, такси!» Закруглюсь в двух словах. Вечер приезда в Эль-Курну кончился тем, что мы с Игорем отправились в помещение, отведенное под склад, загроможденное до предела — едва оставалась щель для раскладушек. Плюхнулись и отключились, среди ящиков, тюков, картонок с консервами, связок — блоков, мотков канатов, — заснули в раю.

ПРИЛЕТЕЛА ЕВА

Должен отметить, что в последнее время наша жизнь некоторым образом изменилась.

Приходим на обед, водопровод в рестхаузе, как обычно, испорчен, никакой надежды ополоснуться, а к нашим услугам десять кувшинов воды, нацеженной из-под крана буквально по капельке.

По вечерам у ребят исчезают носки и рубахи, а по утрам возвращаются чистыми.

Карловы джинсы, уникально жестяные, заштопаны парусной иглой, перевод лоции Персидского залива сделан в срок и безукоризненно, корреспонденты исправно получают надлежащую информацию.

Эти и другие чудеса имеют непосредственное отношение к нашей с Туром беседе, о которой собирался и не успел написать вчера.

Я сказал: «Скоро сюда приедет моя жена». Тур охнул и выдавил с трудом: «Невозможно! Куда ее поселим?!» — «Как куда поселим?! Большой же дом!»

Тогда я не разглядел еще, что рестхауз — далеко не гостиница, он лишь вроде сельского клуба и постоялого двора, и в нем, кроме бара и ресторанного зала, только три жилые комнаты — для членов экипажа, боливийцев и киногруппы из Би-би-си.

Тур не шутя обеспокоился. Он, как выяснилось, предупреждал: с жильем скверно, приезжайте без родных. Но до меня его просьба, переданная через пятые руки, почему-то не дошла. А теперь менять что-либо было поздно.

«Когда?» — хмуро поинтересовался Тур. Я утешил его: не завтра, не послезавтра, но уж через неделю наверное.

ГЛАЗАМИ КСАНЫ

Стюардесса объявила: в Багдаде двадцать два градуса, и пассажиры-арабы надели меховые шапки — холодно, глубокая осень, а мы — северяне — бросились снимать свитеры.