Единица «с обманом» - Нестайко Всеволод Зиновьевич - Страница 13

Это было так здорово, что все захлопали в ладоши.

— Эх, жаль, что весной он растает, — вздохнула Тося Рябошапка.

— Ничего, до весны еще далеко! — беспечно махнул рукой Валера Галушки некий.

— Во всяком случае, до весны простоит — это факт! — с обычной уверенностью сказал Игорь Дмитруха.

— А то нет?! Простоит!

— Абсолютно!

— Х-ороший снеговик!..

А снеговик усмехался, и всем казалось, что он даже подмигивает — непременно, мол, простою до самой весны!

И вдруг…

Из-за забора вылетел камень и ударил снеговика по голове так, что всех запорошило снегом. С грохотом покатилось ведро-шляпа. Веселая усмешка снеговика рассыпалась на тысячи серебристых снежинок.

Несколько мгновений снеговик стоял без головы. Но тут же другой камень бухнул ему в грудь, снеговик пошатнулся, метла выпала из его руки, и он упал.

— Бу-га-га! — из-за забора показалась голова мальчишки в мохнатой шапке-ушанке.

— Рыжий!

— Ах ты гад рыжий!

— Пожарная команда!

Они почем зря ругали парня, но даже не двинулись с места, чтобы поймать его и дать ему взбучку. Они хорошо знали, что это безнадежное дело. Он был неуловимый.

Презрительно усмехаясь, мальчишка в насмешку помахал рукой и пропал…

Зовут его Тимка. Но никто никогда не называет его так, а некоторые даже и не знают его настоящего имени. Для всех он — ненавистный Рыжий, «пожарная команда».

Вот уж полгода — откуда он только взялся такой — тянется эта отчаянная вражда. Он и они: он — один, их — восемнадцать, десять мальчишек и восемь девчонок. Но это вовсе не значит, что на их стороне перевес. Наоборот, потому они так и ненавидят его, что ничего не могут с ним сделать. Даже Игорь Дмитруха припал свое бессилие.

Сколько всяких обид от него!..

У Тимки большие, навыкате, бледно-голубые глаза, наглые и насмешливые: «Бесстыжие глаза», — сказала про них Таня Верба. Его лицо в мелких веснушках, словно какой-то шутник-маляр брызнул на него золотистой краской. А волосы, как жар, огненно-красного цвета.

Ну, конечно же, он — Рыжий. Это первое слово, какое срывается с языка, когда увидишь его. И какие же обидные язвительные оттенки приобретает оно в устах его восемнадцати врагов!

Рыжий Тимка хорошо знает, как к нему относятся, и не оттого ли в его выпученных глазах то и дело вспыхивают злые огоньки. Эти огоньки разгораются в пламя мести, и вскоре «вражий лагерь» уже дрожит в бессильной ярости.

Рыжий расстраивает игры, всем мешает и все портит. Сколько раз они пробовали отлупить его; но это им не удавалось. Тимка такой отчаянный и верткий, что всегда вырывается и наутек, оставляя на лицах врагов синяки и ссадины.

За две недели до Нового года Тимка заболел. Все почувствовали себя счастливыми. Во дворе настали тихие, мирные дни.

В канун Нового года все и думать забыли про Тимку. Будто его и вовсе не было.

И вот сегодня…

Они молча стоят посреди двора и чуть не плачут, глядя на жалкие останки снеговика.

— Ну — все!.. Капец!.. — стиснув зубы, цедит Игорь Дмитруха. — Сегодня не будем портить себе праздник, а завтра… подловим и дадим ему так, чтоб на всю жизнь запомнил! Все!

— Правильно! — поддерживает Валера Галушкинский.

— Абсолютно! — соглашается Ленчик Монькин.

Итак, решено. Завтра же, в первый день Нового года, с пакостями Рыжего будет покончено. Или он, или они.

В гнетущем молчании все расходятся по домам.

…Павлик слоняется по празднично убранным комнатам. На душе у него тошно. Из головы не идет Рыжий Тимка. Такого снеговика развалил! Ну чего он лезет? Чего хочет от них? Для чего все время шкодит? Ну, погоди, завтра тебе будет!

В воображении Павлика встает картина справедливого суда над Рыжим Тимкой. Мальчишки лупят его, приговаривая: «Это тебе за снеговика!.. А это за поломанный скворечник!.. А это за футбольный мяч!..»

— Павлик, вынеси мусор, — говорит из кухни мать.

Павлик одевается и выходит во двор.

На дворе уже совсем темно. Снег валит густыми хлопьями и кружит белым роем в лучах фонаря, который висит у ворот. Как раз там стоят мусорные ящики. Павлик выбросил мусор и повернулся, как вдруг заметил возле забора какую-то темную фигурку. Фигурка возилась в снегу на том самом пригорке, где еще совсем недавно стоял снеговик. Что можно делать одному там, в потемках? Кто это?

Павлик хотел было крикнуть, но почему-то передумал. А вдруг вор? Или шпион?.. А-а глупость! Откуда может взяться тут, во дворе, шпион? И все-таки Павлик осторожно поставил ведро в снег и, крадучись, подался вдоль забора к фигурке.

Снег бьет в лицо, набивается за ворот, но Павлик не обращает внимания. Все ближе, ближе.

Вот он уже слышит голос — фигурка что-то бормочет приглушенно. И… Павлик аж присел от неожиданности. Он узнал голос Рыжего! Малодушный страх сковал тело Павлика и холодом проник в сердце. Павлик хотел убежать, но ноги словно приросли к земле и, бессильные, не смогли двинуться с места.

Тем временем Рыжий, не замечая его, продолжал возиться на пригорке, что-то тихонько бормоча. Павлик прислушался. То, что он услышал, так удивило его, что он забыл про страх.

— Игорек, а ну возьмись, браток!.. А ты, Павлик, с того края заходи! Разом! Взяли! Галочка, не крутись под ногами, а то еще придавим невзначай. Вася, отойди, тебе еще работы хватит. Ты художник. Ты будешь лепить голову. Ну-ка, хлопцы! Разом!..

Только теперь Павлик разглядел, что делает Рыжий. Рыжий лепил снеговика! Один, огромный ком снега уже стоял на пригорке, а Рыжий катал второй. Он лепил снеговика один. Если закрыть глаза и не смотреть, то казалось, что все восемнадцать тут, рядом с ним. Рыжий назвал каждого по имени, обращался к каждому и сам отвечал за них. И голос у него был такой добрый, что даже не верилось, что это говорит Рыжий. Это было невероятно: Рыжий изображал всю их компанию. И себя самого считал их другом. Тут, в одиночестве, когда никто из них не знал и не видел этого. Рыжий дружил с ними со всеми…

Тимка подкатил второй ком к первому, обхватил его руками и пытался поднять. Он стонал от натуги, ноги его скользили по снегу, он падал, вставал и снова силился поднять, но тяжелый ком не поддавался. И как он ни подбадривал себя — все напрасно. Он был один. А одному такое не под силу. Рыжий глубоко вздохнул и вдруг припал к забору, спрятав лицо в согнутый локоть.

Его плечи начали вздрагивать.

Рыжий плакал!

Он плакал тихо, сдерживая всхлипывания и тяжело дыша. Так плачут только те, кто редко плачет и стыдится своих слез. Так плачут одинокие и гордые люди.

Павлик почувствовал, что сердце его кто-то стискивает все сильнее и сильное и слезы наворачиваются ему на глаза. Он вдруг понял все. Он понял, как тяжко Рыжему, как страдает он от своей одинокой жизни, как опротивело ему враждовать с ними и как хочется дружить…

И тут Павлику припомнился случай, который так удивил его когда-то. Однажды он увидел, как Рыжий встречал свою маму на трамвайной остановке. Она работала водителем трамвая и приходила домой поздно. Рыжий иногда подолгу ожидал ее на остановках. И вот Павлик стал свидетелем как раз такой встречи.

Рыжий — этот дерзкий и злой забияка — припал к матери, как совсем маленький мальчонка, и нежно так и тоскливо шептал: «Мамочка, родненькая! Я так соскучился без тебя…»

Ух как удивился тогда Павлик! «Ишь, — подумал он, — как придуривается!»

А выходит, что нет. Выходит, Рыжий не такой уж злой. Он добрый и нежный. Только очень гордый и самолюбивый. И затравленный, как волчонок. Ведь они же никогда не сказали ему доброго слова. Даже когда он не задевал их. Гнали его, дразнили и насмехались над ним. Трудно теперь выяснить, кто первый начал и кто больше виноват — он или они. Но так уж сложилось, и поздно о том говорить.

Ясно одно: Рыжему очень худо. Ему намного хуже, потому что он один.

Еще совсем недавно, каких-нибудь полчаса назад, Павлик люто ненавидел Рыжего, ненавидел и боялся. А теперь…

Павлик решительно поднялся, вышел из-за своего укрытия и подошел к большому снежному кому, рядом с которым лежал еще один — поменьше. Они должны были стать туловищем снеговика.