Лоцман - Крапивин Владислав Петрович - Страница 30

Я забрался, открыл клавиатуру, хотел тронуть клавиши.

– Не надо, – тихо, но решительно сказал Сашка. – А то… всякое может быть.

Ну, ему виднее. На то и лоцман.

– Сашка, здесь что, никто не бывает? Рояль бросили…

Сашка повеселел, хихикнул:

– Бывают, наверно… Только по ночам. Такое тут…

– Кто? Нечистая сила, что ли?

– Ага… Похоже, – дурашливо сказал он.

– Ну тебя…

Сашка ответил уже серьезно:

– Я не знаю. Это закрытый объект. Сюда только у лоцманов первой категории есть полный проход.

– А у тебя какая категория?

– Пока никакой, потому что документов не дают. Но по третьей взрослой я все равно работаю. А то и по второй… Ура, лошадь! – Он взлягнул ногами и помчался от меня.

У края обрыва стояла не лошадь, а гипсовая скульптура лося с обломанными рогами. Сашка, будто обезьяна, забрался лосю на спину и сел с видом полководца. Но мне показалось, что он чересчур бодрится. Неестественно. Я вспомнил, как еще недавно он почти без сознания висел у меня на руках, и страх опять прошел по мне короткой судорогой.

– Сашка… Ты как себя чувствуешь?

– Я-то? Во! – Он вскинул большой палец, этим же пальцем почесал нос и сообщил решительно: – Завтра мы во-он туда отправимся. – Вытянул к горизонту руку.

С обрыва был виден весь город Овражки, за ним луга и рощи, лес в синеватой дали, а из-за леса поднимались, как свечки, белые колокольни. На них и показывал Сашка.

– А что там?

– Ново-Камышино. Деревушка, а рядом крепость-монастырь. Там и сейчас монахи живут. Говорят, у них библиотека такая, что даже из всяких академий ездят… Может, вы там и ту самую книгу найдете, Ришелье…

– Как же, найдешь ее…

– А может… и Тетрадь. – Сашка хитро глянул с высоты.

Я не выдержал:

– Дернуло меня однажды за язык сказать тебе о них. И о книге, и о Тетради…

Кажется, он слегка надулся. Я проговорил примирительно:

– Пойдем еще побродим.

Сашка на животе сполз с гипсового «коня».

– Пойдемте. Мое дело такое, я проводник…

– Обиделся, что ли?

– Не обиделся. А только, что вы все время… это…

– Что?

– Киснете!

Вот ведь душекопатель на мою голову!

– Не кисну я. Просто подумал, что Генриетта Глебовна не пустит нас завтра. Путь-то небось неблизкий.

– Ага! Надо по речке сплавляться. Вон, видите среди лугов блестит… За день не успеть…

– Вот я и говорю!

– Ну и что! Поплывем, когда пустит!

– А послезавтра наш контракт кончается…

Сашка вскинул потемневшие глаза.

– Вам, значит, уже надоело со мной, да?

– С чего ты взял? Господи, да поплывем, если хочешь!.. Только больше не болей.

– Не-е! Теперь у меня им-му-ни-тет!

Мы бродили еще долго. Как в неведомом лесу. Наткнулись на кривобокую избушку, она стояла на могучем пне, будто на разлапистой птичьей ноге. Скорее всего, это был заброшенный киоск, построенный в нарочито сказочном стиле. Но…

– Смотри, Сашка, жилье Бабы Яги. «Ёшкин свет»!

– Точно! Сейчас бабка сама пожалует! На метле! – Сашка смеясь вскинул голову. Я тоже.

Небо уже было предвечерним. Бабы Яги в нем не оказалось, только золотилось похожее на перо облако, и его протыкали два реактивных следа. Очень близко друг от друга. Видимо, два истребителя в тренировочном парном полете.

– Будто катамаран, – сказал я.

Сашка быстро и без улыбки посмотрел на меня. Вот тут я его и спросил:

– Слушай, лоцман, объясни мне все-таки: почему те люди, с «Даблстара», оставили на Земле Пантюхина? Он же капитан! Разве они имели право?

– Ну, значит, имели, – сказал Сашка неохотно. – Раз путь такой… безвозвратный. Они не хотели, чтобы Пантюхин тоже не вернулся. У него семья в Турени…

– Подожди… Что значит «невозвратный» путь? Зачем тогда мальчишку взяли?

– Какого мальчишку?

– Ну, был там кудлатый, маленький…

Сашка сказал, глядя под ноги:

– Вовсе это и не мальчишка… Они все там почти ровесники были – два темпоральных исследователя и капитан. Но один с Круга Времени вернулся на полуфазе, поэтому в таком виде…

– Ничего не понимаю…

– Я тоже толком не понимаю. Мне Пантюхин это в машине объяснял, в двух словах, пока вы дремали…

– Я дремал?!

– Ага, вы сами не заметили. Когда в гостиницу из конторы ехали… Но он мало объяснил, про остальное я сам кое-как догадался. Тут вообще сплошная легенда. Оказывается, катамаран свободно менял направление по вектору времени, ходил то в прошлое, то в будущее… Но теперь у них кончился локальный срок. По алгоритму… И они пошли вдвоем, два брата, по прямой через Кристалл. Со скоростью света… До конца…

– До… какого конца?

– Пока не столкнутся с каким-нибудь метеоритом. Тогда каждый станет звездой… Двойная звезда…

– Страшноватая легенда, – вздохнул я. И подумал: «Только тебя там и не хватало»…

– Почему страшноватая? – кажется, обиделся Сашка.

– Ну… то есть печально все это. Разве можно стать звездой от столкновения в космосе? Сгоришь, вот и все.

– Это как лететь. У светового предела масса же возрастает… А душа… она разве может сгореть, если она есть?!

Я не знал, что сказать. И сказал, что пора домой.

Этот обормот и бес-искуситель все же уговорил меня спуститься не по лестнице, а напрямик – с обрыва. И кончилось тем, что мы кубарем скатились прямо во двор к Генриетте Глебовне. Сашке-то ничего, а я чувствовал, что это последняя минута моего существования, и хотел только, чтобы никто не видел такой недостойной кончины. Но ее видели. На крыльце стояла незнакомая женщина.

Сашка кувыркнулся через голову, вскочил и кинулся к ней.

– Мама!..

6. Обман

Когда Генриетта Глебовна привела меня в состояние, близкое к жизни, я сел на крыльце и со стоном спросил:

– А этот… провокатор… Жив он?

– Что ему? Он резиновый. А вы самоубийца.

– Ох… А зачем его мать приехала?

Генриетта Глебовна опустилась рядом.

– Скажу честно, это я ей позвонила. Хоть ругайте меня, хоть бейте… Нельзя ему сейчас путешествовать, рецидив может быть. Слабенький он. Организм-то растет, тянется, а сердечко отстает…

– Правильно вы сделали, Генриетта Глебовна, – сказал я со смесью грусти и облегчения.

– Я еще утром позвонила в Краснохолмск, только вам не сказала, чтобы раньше срока не расстраивать… Мы условились, что она завтра приедет, да вот не выдержала, примчалась. Хотя я и говорила: не волнуйся… Мы ведь с ней, с Верой-то, давно знакомы, только Сашка меня не помнит…

Вера Николаевна, Сашкина мама, оказалась вовсе не похожей на мою. Маленькая, тихо-улыбчивая, с желто-серыми Сашкиными глазами. Но, видимо, достаточно энергичная, несмотря на свою внешнюю нерешительность. По крайней мере, Сашка ее слушался. Не заскандалил, когда узнал, что надо уезжать сегодня. Только посмотрел на меня грустно и виновато.

– Надо так надо, – мужественно сказал я. – Что поделаешь.

– У меня с работой так получается, – объяснила Вера Николаевна. – Завтра надо быть на дежурстве в отделе… – А когда Сашка ушел собираться, добавила: – А что срок по договору не кончился, то я верну плату, сколько положено.

– Не хватало нам еще говорить про такое!

Я пошел в нашу комнату. Сашка, вздыхая, укладывал в сумку свое имущество.

– Не кручинься, мо?лодец, – сказал я. – Мы и так славно погуляли. Масса приключений…

Сашка слабо улыбнулся:

– А Тетрадь-то все равно не нашли.

– Да не было, Сашка, никакой Тетради…

Мать, перепуганная Сашкиной лихорадкой (может, простуда?!) привезла ему джинсы и оранжевый, крупной вязки свитер. Сашка был сейчас в этом наряде и казался каким-то маленьким, укутанным, присмиревшим. Лишенным своего лоцмановского дара. Он сел против меня на раскладушку и тихо спросил:

– А если не найдете Тетрадь, то, может, хотя бы вспомните, что в ней писали?

«А тебе-то зачем это, малыш?» – подумал я.