Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор - Страница 6

Негр снова развеселился и даже затряс головой, словно все его существо наслаждалось забавной картиной, нарисованной его грубой фантазией; от хохота у него даже проступили слезы на глазах, а его белолицый товарищ снова принялся изрекать нравоучения, перемешанные с угрозами. Молодой же человек, которого, по-видимому, совсем не занимали споры и перебранка его странных спутников, продолжал пристально вглядываться в судно, казалось, представлявшее для него в ту минуту особенный интерес. Он тоже покачал головой, но с очень серьезным видом, словно только сейчас разрешил свои сомнения, и, когда негр унялся, промолвил:

— Ты прав, Сципион, судно и впрямь стоит на стоп-анкере 21, и на нем все готово для внезапного отплытия. Капитан может в десять минут вывести его за пределы досягаемости орудий береговой батареи, был бы ветер сколько-нибудь попутным.

— Вы, кажется, отлично разбираетесь в подобного рода вещах, — произнес за их спиной чей-то голос.

Молодой человек резко обернулся и лишь теперь заметил, что к ним кто-то подошел. Впрочем, удивился не он один, ибо болтливый портной был поражен не меньше, а может быть, и больше моряков, за которыми он следил так пристально, что не заметил появления еще одного незнакомца.

Незнакомцу было около сорока лет. Лицо его и одежда не могли не подстрекнуть и без того живое любопытство доброго портного. Он был худощав и хрупок, но, по всей видимости, исключительно ловок и даже силен, что казалось необычным, ибо рост его едва ли можно было назвать высоким. Кожа его когда-то, видимо, была ослепительно белой, как у женщины, но он не казался изнеженным, ибо лицо его покрывал темно-красный загар, на фоне которого резко выделялись тонкие очертания орлиного носа. Светлые волосы ниспадали на лоб густыми, пышными, блестящими кудрями. Рот и подбородок были красивы и правильны, но губы кривила презрительная усмешка, а общие очертания рта и подбородка довольно явственно свидетельствовали о чувственной натуре. Голубые глаза, большие, но не навыкате, чаще всего глядели спокойно и даже мягко, но минутами дико блуждали по сторонам. На нем была высокая конусообразная шляпа, надетая слегка набекрень, что придавало ему несколько залихватский вид, светло-зеленый сюртук для верховой езды, лосины и высокие сапоги со шпорами. В руке он держал хлыст и в тот миг, когда его заметили, помахивал им с таким видом, словно не замечал удивления, вызванного его внезапным появлением.

— Я говорю, сэр, вы, по-видимому, прекрасно разбираетесь в подобного рода вещах, — повторил он, когда ему надоело терпеливо выдерживать внимательный взгляд молодого моряка… — Вы говорите так, словно убеждены, что имеете право высказать свое мнение.

— Разве вас удивляет, что человек, посвятивший всю свою жизнь одной профессии, не считает себя невеждой в этом деле?

— Гм! Меня немного удивляет, когда человек, занимающийся, в сущности, ремеслом, громко именует его профессией. Даже мы, юристы, баловни ученых университетских мужей, не употребили бы другого выражения, говоря о себе.

— Что ж, называйте наше дело ремеслом, тем более что моряки не имеют ничего общего с людьми вашей профессии, — возразил молодой моряк, отворачиваясь от незнакомца с презрением, которое даже не потрудился скрыть.

— Парень с норовом! — буркнул про себя тот, многозначительно усмехнувшись. — Неужели мы повздорим из-за слова, дружище? Признаю полное свое невежество в морских делах и с радостью поучусь хоть чему-нибудь у человека, так хорошо разбирающегося в своем благородном… в своей профессии. Мне кажется, вы говорили о способе, которым вон тот корабль стал на якорь, и о том, какая у них там проводка такелажа нижних и верхних парусов?

— Нижних и верхних? ! — вскричал молодой моряк, устремляя на собеседника взгляд, не менее красноречивый, чем его прежнее презрение.

— Нижних и верхних, — спокойно повторил незнакомец.

— Я говорил о хорошей проводке наверху, но не стану и пытаться судить на таком расстоянии о том, что делается у них внизу.

— Значит, это я ошибся. Но вы уж простите невежество человека, совершенно несведущего во всем, что касается вашей профессии. Я уже упомянул, что являюсь всего-навсего недостойным судейским на королевской службе и послан сюда с особым поручением. Если бы я не боялся, что получится скверный каламбур, то сказал бы, что я вообще не судья.

— Не сомневаюсь, что вскоре вы достигнете этого звания, — ответил моряк, — если только министры умеют ценить скромные заслуги и если, разумеется, вас раньше времени…

Молодой человек прикусил губу, слегка поклонился и неторопливо двинулся дальше вдоль пристани в сопровождении обоих своих спутников, которые шли за ним с ленивым и равнодушным видом. Незнакомец в зеленом следил за ними спокойным взглядом и, казалось, даже забавлялся всем происшедшим. Похлопывая хлыстом по сапогам, он словно размышлял о том, какой бы предлог найти для продолжения разговора.

— … не повесят, — пробормотал он наконец, словно заканчивая фразу, которую не договорил молодой моряк. — Довольно забавно, что такой парень осмелился предсказать мне подобное возвышение.

Он уже собирался догнать удаляющуюся компанию, как вдруг почувствовал, что его плеча бесцеремонно коснулась чья-то рука, и остановился.

— Одно только словечко на ухо, сэр, — произнес портной, делая знак, что хочет сообщить нечто важное; он не пропустил ничего из предыдущего разговора. — Всего одно словечко, раз уж вы такое важное лицо на службе его величества. Сосед Пардон, — покровительственным тоном обратился он к своему спутнику, — солнце уже садится, и я боюсь, как бы ты не опоздал домой. Моя служанка отдаст тебе твой костюм, и ступай себе с богом! Никому не говори, что ты здесь слышал и видел, пока я тебе не разрешу. Людям, которые столько пережили за эту войну, как мы с тобой, не пристало болтать. Прощай, парень. Передай поклон достойному земледельцу, твоему батюшке, да не забудь и дружески приветствовать рачительную хозяйку, твою матушку. Прощай, друг, прощай!

Избавившись таким образом от своего любопытного спутника, Хоумспан с важным видом выждал, пока тот не покинул пристань, а затем вновь обратил взор к незнакомцу в зеленом. Тот с самым невозмутимым видом продолжал свой путь, пока наконец портной опять не заговорил с ним. По всей видимости, незнакомец с первого же взгляда сообразил, с кем имеет дело.

— Вы сказали, сэр, что изволите быть слугой его величества, — начал осторожный портной, решив сперва рассеять свои сомнения насчет того, имеет ли незнакомец право выслушивать его признания, и только потом говорить откровенно.

— Могу сказать даже больше: я облечен его доверием.

— Каждой жилочкой своей ощущаю, какая для меня честь говорить с такой особой, — промолвил хилый человечек, пригладив свои редкие волосы и кланяясь почти до земли. — Да, для меня это высокая, безмерная честь, а с вашей стороны — несказанная милость меня слушать.

— Так вот, друг мой, беру на себя смелость приветствовать вас от имени его величества.

— Столь неиссякаемая благожелательность откроет вам мое сердце, хотя измена и многие другие несправедливости заставили его замкнуться. Я счастлив, польщен и не сомневаюсь, досточтимый сэр, что благоприятный случай даст мне возможность доказать свою верность королю перед человеком, который не преминет довести до монаршего слуха рассказ о моих скромных заслугах.

— Говорите без стеснения, — прервал его незнакомец в зеленом со снисходительной благожелательностью принца крови, хотя человек более проницательный и менее упоенный выпавшей на его долю честью, чем наш портной, легко заметил бы, что собеседнику уже начинают надоедать эти верноподданнические излияния. — Говорите свободно, друг мой: мы, при дворе, всегда так поступаем. — И, продолжая с беспечным и равнодушным видом щелкать хлыстом по сапогам и поворачиваясь на каблуках то вправо, то влево, незнакомец подумал: «Если этот субъект и такое проглотит, значит, он тупее любой гусыни в его собственном птичнике! «