Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор - Страница 38

Не приходится удивляться, что наш искатель приключений, находясь во власти этих мыслей и предчувствуя быстрый конец своих новоявленных капитанских полномочий, ожидал развязки с гораздо большим волнением, чем все, кто его окружал. Он подошел к шкафуту и попытался разгадать намерения своих тайных соперников по признакам, знакомым каждому моряку. Но на мнимом работорговце он не заметил ни единого намека на подготовку к отплытию или хотя бы к перемене позиции. Судно стояло на якоре все с тем же глубоким, величавым, но обманчивым спокойствием, которое отличало его в течение всего этого богатого событиями утра. В паутине его оснастки и на длинных вытянутых реях можно было заметить только одного человека — матроса, сидевшего на самом ноке нижнего рея, где он, видимо, что-то чинил. Так как человек этот помещался на наветренной стороне своего судна, то Уайлдеру сразу пришло в голову, что он находится там для того, чтобы в случае надобности забросить на «Каролину» абордажный крюк и сцепить оба корабля. Чтобы предотвратить эту опасность, он тотчас же решил расстроить планы противника. Вызвав лоцмана, Уайлдер сказал ему, что попытка пройти мимо работорговца с его наветренной стороны вряд ли увенчается успехом и что безопаснее будет идти с подветренной.

— Не бойтесь, капитан, не бойтесь, — упрямо возразил лоцман, тем ревнивее блюдя полноту своей власти, что она была весьма кратковременной, и проявляя всю зависть узурпатора к законному государю, которого он временно отстранил от престола. — За меня нечего бояться. Я ведь шатался тут взад и вперед чаще, чем вы переплывали океан, и знаю название каждого подводного камня не хуже, чем городской глашатай знает названия ньюпортских улиц… Держи круче к ветру, паренек, веди на самый ветер, мы вполне можем…

— Судно все содрогается, сэр. Если мы столкнемся с работорговцем, кто станет платить за повреждения?

— Сейчас я отвечаю за все, — упрямо возразил лоцман. — Каждую дырочку, которую я проделаю в ваших парусах, моя жена заштопает иголкой не толще волоса, а руки у нее такие ловкие, словно феи одолжили ей свой наперсток.

— Все это очень красивые слова, а пока что судно сносит и оно теряет ход. Не успеете вы закончить свою похвальбу, как оно окажется в кандалах, словно приговоренный к каторге вор… Эй, парень, брасопь 67 паруса, ворочай рей!

— Да, да! Держи полнее 68! — подхватил лоцман, который теперь уже не был так уверен в своей правоте, ибо ему стало ясно, что судно держит курс прямо на работорговца. — Держи полный бейдевинд 69, я всегда тебе говорил, полный бейдевинд! Право, не знаю, капитан, но, кажется, мы сможем пройти с подветренной стороны, хотя ветер и изменил направление. Согласитесь, что иначе нам придется лечь на другой галс.

Собственно говоря, ветер стал несколько более благоприятным, хотя немного ослабел. Но так как самые неотесанные люди особенно неохотно признают свои ошибки, то и лоцман старался смягчить свою вынужденную уступку такой оговоркой, которая позволила бы ему сохранить в глазах тех, кто его слушал, репутацию человека, способного предвидеть и предусмотреть любое изменение обстановки.

— Отворачивай от работорговца! — закричал Уайлдер, сменив увещевания на команду. — Отворачивайте от него, сэр, пока еще есть возможность, не то, клянусь…

Он внезапно умолк, ибо взгляд его упал на бледное лицо испуганной Джертред.

— Я тоже считаю, что надо это сделать, так как ветер заходит. Держи круче, парень, под корму судна, что стоит на якоре! Забирай ветра сколько можешь! Пусть задерут лиселя. Работорговец выбирает канат верпа как раз поперек нашего курса. Если на плантациях существуют законы, я за такое дело привлеку его капитана к суду!

— О чем это он? — пробормотал Уайлдер, живо вспрыгнув на пушку, чтобы лучше видеть.

Его помощник указал на подветренную сторону работорговца, где и впрямь по воде хлестал выбираемый канат Наш юный моряк сразу сообразил, в чем дело: Корсар скрытно стоял на шпринге с целью поскорее направить все свои пушки против береговой батареи в случае, если бы пришлось защищаться; а теперь он воспользовался своим выгодным положением, чтобы не дать купцу пройти под ветром. Обстоятельство это вызвало немалое удивление и сотни проклятий у офицеров «Каролины», хотя никто, кроме самого командира, не имел ни малейшего представления об истинной причине того, почему верп был положен поперек их курса. Из всей команды один только лоцман имел причины радоваться. Ведь это он привел судно в такое положение, когда тому одинаково трудно было двинуться в любую сторону. И теперь, если бы в результате труднейшего маневра, который во что бы то ни стало необходимо было выполнить, произошел несчастный случай, у него было бы совершенно достаточное оправдание.

— И беззастенчиво же ведут они себя у самого входа в гавань! — пробормотал Уайлдер, когда он увидел все, что мы сейчас описали — Придется провести судно с наветренной стороны, лоцман. Иного выхода у нас с вами нет.

— За последствия я не отвечаю и беру в свидетели всех находящихся на борту, — ответил тот, напуская на себя оскорбленный вид, но втайне радуясь, что его как будто принуждают сделать то, на чем сам он только что упорно настаивал. — Если рангоут треснет, а такелаж порвется, тут придется звать на помощь суд… Приводи к ветру, парень, и попытайся сделать полуповорот!

Рулевой исполнил приказание. Корабль, ощутив свежий порыв ветра, тяжело привелся к ветру, и паруса за полоскали так, словно взлетела целая стая водяных птиц. Но затем, удержанный рулем, обессилев и потеряв ход, он снова стал спускаться по ветру и боком сближаться с предполагаемым работорговцем, к которому его относил ветер, словно утративший свою силу как раз в ту решающую минуту, когда в нем больше всего нуждались.

Положение «Каролины» понятно будет всякому моряку. Она прошла вперед уже настолько, что была на наветренном траверзе работорговца, но слишком близко к нему и поэтому не могла развернуться в его сторону, опасаясь неминуемого столкновения носом к носу. Ветер был неровный — то налетал порывами, то моментами вовсе замирал. В первом случае высокие мачты «Каролины» изящно склонялись в сторону работорговца, словно посылая ему прощальный привет, но, когда ветер ослабевал, судно тяжело выпрямлялось в прежнее положение, ни на фут не продвигаясь вперед. Однако в результате всех этих движений оно все приближалось и приближалось к своему опасному соседу, и под конец даже последнему юнге стало ясно, что двинуться вперед оно сможет лишь при внезапной перемене ветра, тем более что к тому времени отлив кончился.

Младшие офицеры «Каролины» не стеснялись в выражениях по адресу болвана, из-за которого они оказались в таком нелепом и унизительном положении, а лоцман старался скрыть свою обиду, подчеркнуто громким голосом выкрикивая бесчисленные приказания. Но раж его вскоре сменился полной растерянностью, и матросы в конце концов вовсе перестали выполнять его неясные и противоречивые распоряжения. Между тем, Уайлдер с самым невозмутимым видом скрестил руки на груди и стал неподалеку от обеих пассажирок. Миссис Уиллис пытливо всматривалась в его лицо, стараясь понять характер и размеры опасности, которой они подвергались, если сближение в совершенно спокойном море двух судов, из коих одно стояло на якоре, а другое еле двигалось, вообще могло быть чревато опасностью. Но в лице этом она прочла суровую решимость и ощутила тревогу, хотя в другое время при подобных обстоятельствах она была бы совершенно спокойна.

— Есть у нас причины опасаться чего-нибудь, сэр? — спросила гувернантка, пытаясь скрыть свою тревогу от воспитанницы.

— Я ведь говорил вам, сударыня, что «Каролина» окажется несчастливым кораблем.

Слова эти сопровождались такой горькой усмешкой, что обе женщины усмотрели в ней недоброе предзнаменование. Джертред прижалась к своей спутнице, в которой она издавна привыкла находить опору.