Выстрел - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 34

– Когда Шаринец к вам приходил?

– Несколько дней назад.

– Точнее, пожалуйста!

– Три… нет, четыре дня назад.

– Шестого июня?

Василий Иванович поморщил лоб, задумался.

– Может, и шестого. Я ведь там вроде льва в клетке отсиживался и числа все перепутал. Какое сегодня число?

– Двенадцатое.

– Значит в четверг, именно, значит, шестого числа.

– Ну, о чем вы говорили?

– Играли мы в карты, вся, значит, компания, которую вы теперь здесь бесплатно кормите. Шаринец зашел, говорит: «Василий Иванович, возьмите меня с собой». Я ему: мол, сам завязал и тебе советую. С тем он и ушел.

– Один ушел?

– Один.

– Умный вы человек, – сказал Свиридов.

– Благодарю.

– Только меня дураком считаете.

– Что вы, гражданин следователь, – обиделся Василий Иванович, – я вас считаю человеком редкостного ума. И потому, как есть, все чистосердечно рассказываю. Да, убежал из под стражи. Кому свободы не хочется? Только заметьте, убежал без применения силы, никто не содействовал, зевнула охрана, я и ушел. Хотел новую жизнь начать. Год прошел, что за мной замечено?

– Кто Шаринца убил?!

– Шаринца? – поразился Василий Иванович. – Разве его кто убил? Когда? Где?

– Шестого числа вечером, в лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» по Брянке.

Василий Иванович развел руками.

– Это, извините, новость. Кому он был нужен, Шаринец, шлеппер – несерьезный человек?..

– Инженера Зимина вы знали?

– Простите, как вы сказали?

– Зимин Николай Львович, инженер. Арбат, дом пятьдесят один. Его убили и унесли портфель с бумагами.

– Ах, портфель с бумагами унесли и убили. Знаю, как же.

– Откуда знаете?

– Как откуда? В газетах писали.

– Газеты читаете?

– Обязательно. Отдел суда и происшествий – особенно.

– Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?

– Как?

– Навроцкий Валентин Валентинович.

– Нет, не знаю такого.

– Подумайте.

– Что то не припомню, – развел руками Василий Иванович. – Ни одного номера не пропускаю: «Известия», «Вечерняя Москва», а про такого не читал.

– Я спрашиваю: не знаете ли вы его лично?

Василий Иванович благодушно улыбнулся:

– Извините, я подумал – тоже какой убитый. Нет, не знаю я такого человека.

– Скрываете! Я вам скажу, почему скрываете. Расчет у вас простой: вас пошлют досиживать срок, ну, может, что прибавят, зато на свободе остается богатый человек, он у вас в руках. В тюрьме вы или на свободе – все равно он у вас в кулаке. Мешок с деньгами на воле – вот ваш расчет.

– Чересчур хитро вы рассуждаете, – усмехнулся Василий Иванович.

– Вы рассчитали еще хитрее, чем я, – возразил Свиридов. – Только должен вас огорчить: просчитались вы, уплыл ваш денежный мешок, замешан в большой афере с мануфактурой.

Василий Иванович пожал плечами:

– Странные вещи вы говорите, гражданин следователь… Мануфактура… Сроду не имел дело с мануфактурой.

– Ну что ж, – спокойно, даже равнодушно сказал Свиридов, – дело, как говорится, хозяйское. Я дал вам все возможности, вы не захотели их использовать. Вы неисправимый рецидивист. – Свиридов неожиданно наклонился вперед и, глядя в упор на Василия Ивановича, сказал: – Про мануфактуру вы не знаете, а про ключи от квартиры Зимина тоже не знаете? О том, что Навроцкий передал эти ключи Шаринцу, тоже не знаете?

Василий Иванович некоторое время мрачно молчал, потом сказал:

– Ладно, скажу, что знаю. Только учтите: в порядке чистосердечного признания. А не признавался я сразу потому, что меня все это никак не касается, других касается, а по нашим законам, то есть правилам, о чужих…

– Ближе к делу, пожалуйста! – оборвал его Свиридов. – Два часа толчем воду в ступе.

– Так вот, – по прежнему спокойно и размеренно продолжал Василий Иванович, – действительно, человек один в их доме дал Шаринцу ключи, велел унести портфель с бумагами, пообещал два червонца. Шаринец сделал, получил два червонца, а потом приходит ко мне, все это рассказывает и говорит: боюсь я этого человека, убьет он меня, чтобы, значит, не показал на него. Что за человек, спрашиваю. Он говорит: Валентином Валентиновичем зовут, на бегах играет. Ну, я сам, извините, на бега езжу, играю по маленькой и не ради игры езжу, а так, до лошадей я большой охотник, и, извините, в моей каморке неделю просидишь, надо и продышаться. Взял я Шаринца на бега, он мне этого человека показал, Валентина Валентиновича. Я посмотрел на него: вижу – да! Этот могет! У нас, знаете сами, глаз наметанный… Говорю Шаринцу: зачем ты, дурак, не в свое дело полез, ты, говорю, дурак, не по квартирам ведь работаешь, хочешь стать человеком – своей профессии держись. А он отвечает: на два червонца позарился. Ну, говорю, сам позарился, сам и раззаривайся. А теперь видите как! Убили! Значит, правильно предчувствовал, понимал свою судьбу.

Свиридов положил перед Василием Ивановичем чистый лист бумаги.

– Все это напишите и, пожалуйста, поподробнее, с числами.

Василий Иванович неловко взял перо.

– Отвык я писать, гражданин следователь. Может, с моих слов запишете…

– Нет, сами пишите! И поразборчивее. И что еще вспомните, тоже напишите.

Свиридов запер ящики стола и вместе с Мишей вышел из кабинета.

– Он правду говорит? – спросил Миша в коридоре.

– Много врет. Опытный, черт. Сразу все учуял. Рассказал только то, о чем мы сами догадываемся. Но, во всяком случае, достаточно, чтобы предъявить обвинение Навроцкому.

44

Убийство Зимина, вызов Юры к следователю и, наконец, арест Василия Ивановича – этого Навроцкий не ожидал в худших своих расчетах, а он всегда рассчитывал и на худшее.

Похищая документы, он преследовал ограниченную цель: нейтрализовать Зимина. Он рассчитывал, что Николай Львович скроет пропажу документов: взял домой, дома был сын, в привидения теперь никто не верит. Расчет оказался точным – о пропаже документов Зимин не заявил. Значит, он в руках Красавцева, обезврежен, пять вагонов гарантированы.

Зимин затребовал новые документы – шаг, так напугавший Красавцева. Красавцев – остолоп! Зимин собирался вернуть все документы вместе, в расчете, что беспечный Красавцев не будет их разбирать, сунет в шкаф, кому они нужны, эти старые акты? Если даже Красавцев обратит внимание на недостающие документы, то Зимин отмахнется: «Не знаю, возвращаю то, что брал». Красавцев не поднимет шума, промолчит и тем окажет Зимину услугу. Услуги требуют взаимности.

И вот нелепое убийство Зимина! Все спуталось, смешалось, оказалось под ударом. Негодяй, ничтожество, сукин сын! Кто мог такое предполагать? Карманный воришка, шлеппер, у него даже не было отмычек, пришлось доставать ключи, сделать вторую пару, увести Зиминых в театр.

После театра они с Шаринцом встретились в Кривоарбатском переулке.

Шаринец вернул ключи, отдал документы, сказал, что подбросил портфель на чердак, как велел Валентин Валентинович.

– Что еще взял?

– Чтоб мне воли не видать! – поклялся Шаринец.

– Если что взял, лучше сейчас верни.

– Что взять? Ложки вилки? Вы с бумагами сторгуетесь, а я с ложками в тюрьму?

– Если что взял, я тебя на том свете достану!

– Так ведь сказал! – как будто искренне проговорил Шаринец.

Валентин Валентинович протянул ему два червонца.

– Прибавил бы пятерку, – попросил Шаринец, – там и серебро и рыжевье было, ничего не взял.

Как теперь понимал Валентин Валентинович, здесь крылась его генеральная ошибка – он не придал значения словам Шаринца «серебро, рыжевье было». «Рыжевье» на их жаргоне – золото. Значит, Шаринец осмотрел квартиру, видел столовое серебро, одежду, даже золотые вещи, щупал, осязал, но не взял. Не взял, но запомнил, запомнил, как проник в квартиру, взял портфель, и все осталось безнаказанным. Как же ему не взять такую квартиру на прицел? Не для себя – для домушников, с которыми встречается в «Гротеске». Он всего лишь наводчик. Навел, но просчитался: Зимин оказался дома.