Колония на кратере - Купер Джеймс Фенимор - Страница 26

Незадолго до того времени Анна Вульстон вышла замуж за молодого симпатичного врача, недавно поселившегося в Бристоле. Этот молодой врач, по фамилии Хитон, к несчастью, не был согласен с системой лечения, придуманной его тестем, вследствие чего, понятно, пострадали их родственные отношения. Между тем доктор Ярдлей не мог отчасти не соглашаться с мнением зятя Вульстона, а потому, вопреки своему внутреннему убеждению, придумал некоторые изменения в ранее избранной им системе лишь для того, чтобы иметь причины не соглашаться с молодым врачом. Таким образом, несчастный мистер Хитон приобрел врагов как в том, так и в другом из старых врачей Бристоля только за то, что решился твердо следовать своим убеждениям.

Мистрис Вульстон умерла несколько месяцев тому назад. Доктор Ярдлей, к довершению бед, вдруг вздумал отрицать законность брака своей дочери и, имея большую силу и влияние в округе, надеялся достигнуть своей цели. А подстегнуло старика начать этот процесс то обстоятельство, что Бриджит за это время получила еще одно наследство. Умирая, одна из ее родственниц оставила ей по завещанию пять тысяч долларов, и доктор Ярдлей не иначе как со скрежетом зубовным мог помышлять о том, что и эти деньги перейдут в руки столь ненавистной ему семьи. Нет, тысячу раз нет! Он не успокоится до тех пор, пока этот шутовской брак не будет признан недействительным перед лицом закона.

Все симпатии города, как это всегда и бывает, были на стороне хорошенькой молодой женщины, которой все от души сочувствовали. Вопреки всему Бриджит все не переставала надеяться, что ее возлюбленный супруг вернется и что на этот раз она сумеет заставить его отказаться навсегда от его трудной и опасной профессии.

Торжествующий вид доктора Ярдлея наводил страх и ужас на бедную трепещущую Бриджит и ее верную приятельницу Анну. Обе молодые женщины не имели ни малейшего понятия ни о правах, ни о законах и потому постоянно находились в страхе. На беду явился еще претендент на руку бедной Бриджит в лице молодого, но многообещающего студента-медика; он беспрекословно соглашался со всеми мнениями доктора Ярдлея, что чрезвычайно льстило самолюбию старика. В таком-то положении были дела наших друзей, когда в Бристоль вдруг прибыл Боб и сообщил тосковавшей молодой женщине о прискорбном, почти безнадежном положении ее мужа.

Зная лучше, чем кто-либо, о том, что брак Бриджит с его другом Марком Вульстоном был совершен тайно, Боб был достаточно предусмотрителен, чтобы не явиться прямо к молодой женщине, а ухитрился повидаться с нею раньше, чем о его приезде в Бристоль стало кому-либо известно. Внимая рассказам Боба Бэтса, Бриджит горько рыдала, но после первого порыва сожаления и сочувствия к Марку разумная женщина осушила слезы и, почерпнув новый запас душевных сил в молитве к Богу, приняла твердое решение сама отправиться на поиски своего мужа. Вместе с тем, желая положить раз и навсегда конец всем замыслам отца относительно ее развода и вторичного брака, она решила принять необходимые меры для того, чтобы иметь возможность навсегда остаться при муже на его острове и прожить там хоть всю жизнь.

Боб изобразил ей в самых радужных красках прелести Рифа: и мягкость климата тех стран, и плодородие почвы — и вызвался лично сопровождать прекрасную и верную супругу к ее мужу. Понятно, что первыми узнали о решении Бриджит молодые супруги Хитон; они не только одобрили намерение Бриджит, но и сами высказали желание присоединиться к ней. Джону Хитону не приходилось сожалеть о своих больных: у него не было их совсем, и он с женой рисковал умереть в Бристоле с голода благодаря непримиримой к нему враждебности старших его коллег. К тому же молодой Хитон страстно желал повидать те далекие страны, а Анна готова была идти за ним хоть на край света, так же как Бриджит шла теперь за Марком. Итак, отъезд на Риф был окончательно решен; оставалось только подумать о том, как осуществить это решение.

У Хитона был родной брат в Нью-Йорке, и Джон со своей женой довольно часто навещал его. Там же лежали в банке под проценты и те сорок пять тысяч долларов, которые недавно унаследовала Бриджит. Согласие отца сопровождать Анну и ее мужа в этой поездке ей удалось получить без особенного труда. Как раз в это время из Нью-Йорка отправлялось прекрасное судно. Взять тайно билеты на проезд было нетрудно; все необходимые запасы и покупки были уже сделаны и тотчас же отправлены на судно. Перед отходом судна в Бристоль были отправлены весьма почтительно и даже трогательно написанные письма. Боб был уже на судне, где к нему присоединились Сократ с Дидоной и Юноной, бежавшие из дома Ярдлея по приказанию своей госпожи. Кроме того, к нашим переселенцам присоединилась еще некая Марта Уотерс, старинная приятельница Боба. Она, как и Боб, принадлежала к секте «Друзей», и раньше он часто встречался с нею на беседах или собраниях «друзей». Со времени своего возвращения с Рифа и встречи с Мартой Уотерс Боб сильно изменил свои взгляды на брак, и вскоре «друг» Марта Уотерс стала «костью от костей и плотью от плоти его».

С Мартой была еще ее сестра, молоденькая и миловидная Джэнни Уотерс, пожелавшая, со своей стороны, сопровождать сестру в далекие края.

Все необходимые меры предосторожности были соблюдены, и все устроено так осмотрительно и так разумно, что наши тайные переселенцы в количестве девяти человек наконец отплыли благополучно, не возбудив ни в ком никаких подозрений. Вскоре они благополучно высадились в Панаме. Здесь, на их счастье, тот же испанский бриг, с которым прибыл сюда Боб, готовился опять к отплытию в те же края, где встретил его наш приятель. Боб и его друзья без затруднений были приняты на бриг, причем к ним пожелал присоединиться один молодой корабельный плотник по фамилии Биглоу, бежавший год назад со своего судна, чтобы повенчаться с одной молоденькой испанкой, очаровавшей его своей красотой. Эта счастливая молодая пара и их ребенок были охотно приняты в число будущих сограждан далеких островов. Из Панамы до островов Жемчужин плавание продолжалось долго: лишь на шестьдесят первые сутки наши переселенцы высадились наконец на издавна знакомых Бобу островах Жемчужин со всем своим громадным багажом. Тут были и коровы, и молодой бычок, и жеребята, и несколько коз, и множество орудий, и инструменты всех видов, каких не было в трюме «Ранкокуса».

На островах Жемчужин Боб отыскал своих прежних друзей, радушно встретивших его теперь, как и тогда, в первый его приезд на эти острова. Он привез им кое-какие пустые для европейца, но очень ценные для дикарей подарки, благодаря которым оказалось нетрудным убедить этих островитян перевезти всю маленькую общину со всем ее имуществом включительно на острова Бэтто, того самого предводителя островитян, с которым Боб когда-то побратался и где оставил свой пинас. Острова эти находились на расстоянии приблизительно трехсот миль от островов Жемчужин. Но наши путешественники, равно как и их скот и кладь, были доставлены туда благополучно на «катамаранах» — нечто вроде громаднейших плотов, очень употребительных в этих морях.

На островах Бэтто Боб нашел своего «Нэшамони» совершенно в том же виде, как он оставил его, потому что он в качестве священного предмета оставался для всех жителей этих островов неприкосновенным. Благородный вождь их Урууни получил в подарок от Боба ружье и несколько патронов — а лучше этого подарка для него не могло быть ничего. Огнестрельное оружие у дикарей считается высшим из благ жизни; оно заменяло счастливому Урууни постоянную боевую армию; благодаря этому ружью давнишняя распря его с предводителем другого племени островитян благополучно разрешилась в его пользу. Здесь Боб без труда уговорил жителей доставить его со всеми его товарищами, животными и пожитками на остров Ранкокус.

Боб и Хитон сочли более благоразумным и осторожным окончательно распроститься здесь со своими темнокожими друзьями и отпустить их с миром по домам. Так как нельзя было сказать, насколько можно положиться на дружественное расположение островитян, то они и сочли за лучшее не показывать им дорогу к Рифу.