Долина Виш-Тон-Виш - Купер Джеймс Фенимор - Страница 32

— Возможно, это будет не духовная, а мирская схватка в большей степени, чем любая, которую могут развязать силы, возмущающие беспокойный дух колоний. В подобной крайности полезно соблюдать осторожность солдата.

— Мне не нравятся эти забавы с раковиной, — возразил Пуританин. — Они свидетельствуют о желчном и дьявольски злобном нраве. В последнее время мы имели в этой колонии трагические примеры того, на что способна разрушительная злоба Азазеля72. И было бы тщетно надеяться, что вид моей обители Господа не приводит в неистовство силы зла.

Хотя незнакомец с уважением слушал слова хозяина, было ясно, что его мысли занимали опасности иного рода. Рука, по-прежнему лежавшая на рукояти оружия, еще тверже сжимала пистолет, а мрачное, хотя и меланхолическое выражение лица и сжатый рот отражали скорее физическую, нежели духовную решимость. Он сделал знак двум спутникам, которых выбрал, и направился во двор.

К этому времени ночные тени ощутимо сгустились и, хотя было еще рано, темнота окутала долину, так что стало трудно различать предметы на близком расстоянии от глаз. Тьма заставила тех, кто сейчас вышел из дверей здания, продвигаться вперед с осторожностью, чтобы не подвергнуться какой-либо затаившейся опасности, прежде чем она обнаружится. Однако, когда все трое надежно пристроились позади плотного заслона из досок и земли, нависавшего и господствовавшего над входом, где их фигуры от плеч и ниже были полностью защищены и от пули, и от стрелы, Контент пожелал узнать, кто же, стоя у ворот, просит впустить его в час, когда они обычно заперты на ночь. Но вместо быстрого ответа, как в прошлый раз, стояла такая глубокая тишина, что было отчетливо слышно, ка к эхо повторило его собственные слова, что было неудивительно в тот тихий час в соседстве глухих лесов.

— Исходит ли это от дьявола или от человека, — это измена — прошептал незнакомец после приличной паузы. — На хитрость надо отвечать хитростью. Но ты гораздо ловчее в том, что касается лесных козней, чем человек вроде меня, набравшийся опыта в менее хитроумных трюках ведения войны по-христиански.

— А что думаешь ты, Дадли? — спросил Контент. — Стоит ли делать вылазку, или подождем еще одного сигнала раковины?

— Многое зависит от того, каких гостей следует ждать, — ответил тот, у кого спрашивали совета. — Что до хвастливых храбрецов, которые ох какие молодцы среди девиц и у которых душа уходит в пятки, когда они принимают крик сойки за боевые вопли индейцев, меня не беспокоит, даже если вы снимете караульных и пригласите их въехать во двор галопом. Я знаю, как загнать их на верхний этаж блокгауза быстрее, чем выводок сбежится на квохтанье индюшки, но…

— Неплохо придержать язык в такой серьезный и неопределенный момент! — прервал незнакомец. — Не о такого рода храбрецах речь!

— Тогда я вам скажу, как узнать причину музыки вашей раковины. Ступайте оба в дом, громко разговаривая по дороге, чтобы тот, кто снаружи, мог вас слышать. Когда войдете, мое дело будет найти такой пост возле ворот, чтобы никто снова не стучал и никакого привратника не было под рукой, чтобы спросить, что им надо.

— Это уже лучше, — заметил Контент, — и вполне безопасно: еще несколько молодых мужчин, знакомых с такого рода уловками, выйдут через потайную дверь и залягут в ожидании позади строений, чтобы была поддержка в случае нападения. Что бы ты еще ни предпринял, Дадли, помни: ты не должен снимать запоры задних ворот.

— Позаботьтесь о поддержке, — возразил лесной житель, — будь это зоркий Рейбен Ринг, я чувствовал бы себя уверенно, зная, что добрая подмога у меня за спиной. В их семье все быстро соображают и хитры на выдумки, если речь не идет о твари с телом человека, но не с его разумом.

— Будет тебе Рейбен, и никто другой из его родни, — подтвердил Контент. — Приглядывай хорошенько за засовами, а я желаю тебе полного успеха в обмане, который не может быть греховным, ибо имеет целью только нашу безопасность.

С таким напутствием Контент и незнакомец предоставили Дадли опыту его собственных уловок, предусмотрительно соблюдая уговор говорить громко по дороге к дому, чтобы любой, кто подслушивал снаружи, мог предположить, что вся группа прекратила поиски, удостоверившись в их бесплодности.

Тем временем молодой человек, оставленный возле задних ворот, принялся со всей серьезностью за выполнение предпринятой им меры. Вместо того чтобы спуститься прямо к частоколу, он тоже поднялся и сделал крут среди наружных построек по краю откоса. Потом, нагнувшись так низко, чтобы слиться с предметами на снегу, он срезал угол частокола в точке, удаленной от места, близ которой намеревался караулить, будучи, как он надеялся, полностью укрыт от соглядатаев благодаря темному времени суток и теням холма. Очутившись под частоколом, караульный припал к земле, крадясь с величайшей осторожностью вдоль бревен, связывавших нижние концы частокола, пока не добрался до некоего подобия караульной будки, сооруженной для той самой цели, которой он сейчас собирался достичь. Оказавшись под прикрытием этого маленького убежища, крепкий лесной житель принялся со всем тщанием размещать свое крупное тело удобно и безопасно, насколько позволяли обстоятельства. Здесь он готовился провести много томительных минут, прежде чем возникнет дальнейшая нужда в его услугах.

Читателю будет нетрудно поверить, что мнения, подобные тому, с каким заступил на свой молчаливый пост этот житель пограничья, возникли из сильного недоверия к гостям, которых ему, возможно, предстояло встретить. Было сказано достаточно в доказательство того, что в его душе прежде всего возобладало подозрение, что незваные агенты правительства вернулись по пятам незнакомца. Но, несмотря на явное правдоподобие такого мнения, имели место и тайные сомнения насчет земного происхождения двух последних сигналов раковины. Все легенды и все самые достоверные и авторитетные свидетельства, известные в колониях Новой Англии, подтверждали, какую зловредную радость дьявольские силы находили, вытворяя свои порочные забавы или иным образом мучая тех, кто основывал их помощь на вере, которая, как полагали, была столь отвратительна для их собственных неблагодарных и пропащих натур.

Под влиянием впечатлений, естественно возникших при общении с путником в горах, душа Ибена Дадли одинаково раздваивалась между ожиданием в любую минуту увидеть одного из тех, кого он так бесцеремонно побудил покинуть долину, возвратившегося, чтобы тайком проникнуть за ворота либо стать невольным свидетелем некоего злого проявления той силы, какой временами наделяются невидимые духи. В обоих этих предположениях, однако, ему было суждено разочароваться. Вопреки сильным духовным пристрастиям, влиявшим на суждения легковерного стража, в его душе было слишком много суетного и мирского, чтобы возвыситься над слабостями рода людского. Столь путаный ум начал уставать от собственных рассуждений и по мере того, как ослабевал из-за чрезмерных усилий, материальная сфера постепенно утверждала свою власть. Мысли, вместо того чтобы оставаться ясными и деятельными, как того, казалось бы, требовали обстоятельства, становились смутными.

Пару раз житель пограничья приподнимался в полроста и как будто оглядывался, наблюдая вокруг себя. А затем, когда его крупная фигура тяжело откинулась назад, приняв прежнее полулежачее положение, успокоился и застыл. Так повторялось несколько раз с возрастающими промежутками, пока по прошествии часа молодого человека, забывшего и про охоту, и про солдат, и про таинственных посланцев зла, не одолела накопившаяся за день усталость. Высокие дубы соседнего леса были недвижимы в мертвой тишине не более, чем его тело, прислонившееся теперь к стенке тесного пристанища.

Сколько времени было таким образом потеряно в бездействии, Ибен Дадли никогда не мог припомнить с точностью. Он всегда упрямо твердил, что это не могло длиться долго, ибо на посту его не потревожил ни малейший из тех звуков, которые подчас раздаются глубокой ночью и которые можно назвать дыханием спящего леса. Его первым отчетливым воспоминанием было ощущение, будто его руку сжали с силой великана. Вскочив на ноги, молодой человек энергично отдернул руку, одновременно произнося довольно бессвязно: